Однако проститься со всем этим ей пришлось гораздо раньше, чем она ожидала. И вовсе не так, как хотелось бы…

За ней стали ухаживать сразу два молодых учителя, причем делали это открыто, никого не стесняясь. Наталья Анатольевна и Наталья Викторовна их не интересовали, все свое внимание они дарили только ей. Этим можно было бы даже гордиться. Еще бы! В нее влюбились сразу двое, причем весьма недурных собой молодых человека. Девчонки-старшеклассницы млели в их присутствии, следя за ними ревнивыми взглядами. Учителя с интересом наблюдали, что же из всего этого получится, кого, в конце концов, выберет Наташа, а она, как назло, медлила и старалась не давать никакой пищи для сплетен. Но разве для сплетен всегда нужна пища?

И поползли слухи, нелепые, но правдоподобные, то про одного, то про другого. Получалось, что Наташа — эдакая кокетка-сердцеедка, сталкивает, ссорит ребят ради удовлетворения своего тщеславия. Не может быть, чтобы они без ее поощрения…

А Наташа просто не знала, как поступить в такой ситуации. Даже в их дурацких экспериментах не было такого, чтобы двое сразу! У нее не было опыта подобных отношений, а поскольку она воспринимала все слишком серьезно, то пыталась найти единственно правильный выход. Самое простое решение, которое ей подсказывало собственное сердце, — отвадить обоих, объяснив, что она не любит их. Но этот, казалось бы, такой простой шаг сделать было не так легко.

Сначала они только провожали ее домой, помогали в кабинете, вместе с ее седьмым классом ходили на экскурсии и в театр, так что в помощи Стеблова или Аистова необходимости уже не было. Сережа реагировал на это спокойно. Он дружил с Залесской. Стеблова все чаще видели в обществе Ермаковой. Все шло своим чередом, и все жили своей жизнью. Один только раз Наташа испытала подзабытое уже чувство ревности. Женя Залесская, которая после того памятного вечера относилась к ней враждебно, с нескрываемой неприязнью, после уроков что-то громко приказала Аистову, подчеркивая свою власть над ним. И Сережа ничего не ответил, не одернул ее. Но вернулся в класс, когда Наташа осталась одна.

— Не огорчайтесь, Наталья Сергеевна. Все осталось по-прежнему. Помните наш разговор? Ничего не изменилось. И не изменится. Во всяком случае — для меня. Просто так нужно. Потерпите немного. Я ведь не расстраиваюсь из-за этих ваших Олегов…

— Я не расстроена, Сережа, — залепетала она, досадуя, что лицо так легко выдает ее. — С чего бы это я расстраивалась?

Аистов не записался, как все прочие мальчишки, ни в туристический кружок, ни в секцию карате. И она отчасти чувствовала себя в этом виноватой. Юра пел ей по вечерам под гитару, Олег приглашал в кино.

Она вступила в ту пору, когда нравишься сразу всем, только непонятно, что с этим делать.

Потом ребята стали ссориться. Причем начинал всегда Юра. Он, словно петушок, наскакивал на медлительного Олега, который, как все сильные люди, был миролюбив и достаточно терпелив. Юре было двадцать шесть, Олегу — двадцать, но у соперников в любви возраста нет.

Вскоре Наташу вызвала к себе завуч и сказала, чтобы она перестала сеять рознь в коллективе.

— Вот уж правда в тихом омуте черти водятся! Что это за шуры-муры на работе? Вы какой пример подаете ребятам? Вот так тихоня! Не хватало, чтобы из-за вас наши учителя подрались. Прекратите это немедленно!

Словно Наташа могла это остановить одним щелчком.


Сережа Аистов воспринимал свое чувство всерьез. Он не считал себя маленьким или незрелым, наоборот, с некоторых пор он ощущал внутреннее превосходство не только над своими одногодками, но и над некоторыми взрослыми. Ему были смешны и влюбленности некоторых его одноклассников, и напускное равнодушие других. Он замечал чванливое самодовольство англичанки Натальи Анатольевны, явную глупость завуча и неуверенность классного руководителя. В его отношении к Наташе было много нежности и инстинктивное желание защитить ее. Никогда еще он не испытывал такого чувства к девушке и уже потому был уверен в том, что это и есть любовь.

Ее сосредоточенное милое личико с непослушной прядкой вьющихся волос, падающей на высокий гладкий лоб, ее большие светло-карие глаза, то, как легко она краснела, когда расстраивалась или волновалась, — все в ней вызывало симпатию. Она не была похожа на остальных учителей, хотя могла и прикрикнуть, и быть строгой, но слушались ее не потому, что боялись, а потому, что она им нравилась.

Влюбленная в него Женя почувствовала его отношение к учительнице и ревновала к ней. И только ради того, чтобы Наташу не заподозрили в связи с учеником, он стал встречаться с Залесской. Правда, встречаться — это громко сказано. Он провожал ее после уроков, как правило, молча, на школьных вечерах находился рядом и часто садился с ней за одну парту. Женя сначала нравилась ему, но потом, когда она всячески стала подчеркивать их дружбу, это стало раздражать. Она вела себя так по-собственнически в присутствии посторонних, словно это он был по уши влюблен в нее, а ведь стоило им остаться наедине, как они резко менялись ролями. Это она старалась угодить ему, а он отмалчивался.

Сначала он с иронией отнесся к ухаживаниям новых учителей за Наташей. Он видел, что это не льстило ей, а, наоборот, пугало. Интересно было наблюдать со стороны, как они из кожи вон лезли, стараясь понравиться ей. Заметил он и ревность «англичанок». И если Викторовна не стала от этого хуже относиться к Наталье Сергеевне, то Анатольевна просто фыркала вслед своей бывшей подруге, не упуская случая съязвить на ее счет, часто даже в присутствии учеников.

Наташа тоже стала ощущать эту враждебность. И решила что-то предпринять. Она уже неплохо знала Олега и Юру и поняла, что, откажи она обоим, у каждого останется надежда и это не изменит положения вещей.

Поэтому она решила поговорить с Юрой. Он старше и должен быть умнее. Кроме того, после долгих раздумий она все же поняла, что спокойный и уравновешенный Олег ей все же приятнее, чем взрывной и непредсказуемый Юра. Юра был похож на Стеблова, а Олег — на Аистова, и, верная своим пристрастиям, она решила сделать выбор. Знала бы она, к чему это приведет!

Но все по порядку. Юре она мягко объяснила, что дорожит его дружбой, но Наталья Викторовна, которой он давно нравится, подходит ему больше. А у нее, Наташи, одни неприятности от начальства от их соперничества. Так что даже если Викторовна ему не по душе, лучше все-таки оказывать ей знаки внимания, хотя бы в школе. Чтобы помочь ему определиться, она даже пригласила их всех: Олега, Юру и Викторовну — к себе в гости, вечером в субботу, тем более что ее хозяйка уехала на похороны мужа своей сестры в другой город.

Она накрыла на стол. Все немного выпили, потанцевали. Юра стал ухаживать за Натальей Викторовной, а Олег воспрянул духом и не отходил от нее ни на шаг. Она в кухню, он — за ней, она моет посуду, он вытирает. Все же он был моложе Юры, и его ухаживания были менее навязчивыми. Олег хотел выглядеть старше и вел себя серьезно, а Юра старался казаться моложе, эдаким шаловливым мальчиком, и все время торопился с нежностями. Не успел он остаться наедине с Викторовной — Наташа с Олегом варила кофе в кухне, — как тут же стал обниматься с ней. Наташа, которая пошла было позвать их на кофе, застала пару целующимися на диване. «Быстро же это у них», — удивилась она, но, конечно же, была рада. Они с Олегом завершили вечер в кухне, не мешая друзьям, и, естественно, ей пришлось тоже несколько раз поцеловаться с ним, что, в общем-то, не было противно, но и не приводило в трепет.

Ей казалось, что теперь, когда она сделала все, что могла, страсти должны улечься. Викторовна встречалась с Юрой, все об этом знали. Она — с Олегом. Но Наташа не учла возможной реакции Аистова.

В последнее время, раздумывая о нем, она убедила себя, что это блажь, дурь и ничего больше. Какие еще четыре года! Да через четыре года ей стукнет двадцать пять! Все будут смотреть на нее как на старую деву, которая ловит в свои сети молодого мальчика. Сколько бы времени ни прошло, он всегда будет моложе, всегда не ровня ей, поэтому — какие надежды! Все это надо прекратить. Но не резко, а так, чтобы само пошло на убыль. Он встречается с Женей, она — с Олегом. Все правильно, все естественно. Если в доме нет кофе, она же пьет крепкий чай — не полноценная замена, конечно, но можно обойтись. И он постепенно поймет и успокоится.

Но Сережа не хотел понимать. Он воспринял ее выбор как предательство и отнесся к нему, как и ко всему прочему, очень серьезно. Он стал нетерпим, резок, перестал дружить с Залесской. На уроках вел себя отвратительно. Наташа делала ему замечания, сначала стараясь не акцентировать внимания на его поведении. К доске перестала вызывать, он не готовился к урокам, и она была вынуждена поставить ему двойку. И если раньше, когда он был в классе, вести урок было в радость, то теперь это превратилось в пытку.

Она попробовала поговорить с ним после уроков. А он при первых же ее фразах повернулся и ушел, не обращая внимания на ее призыв: «Аистов, вернись немедленно!» Не бежать же за ним!

Он перестал ее оберегать, казалось, теперь он старался напакостить ей чем только можно. Она не узнавала спокойного, умного, понимающего мальчика. Он стал груб, развязен, неприятен.

— Отстань! — громко бросил он Залесской на уроке. — Надоела!

Женя в слезах выбежала из класса. Наташа нашла ее плачущей возле умывальника в туалете и бросилась утешать.

— Оставьте меня в покое, — ответила та сквозь слезы, — это вы во всем виноваты!

Уже не утешала мысль, что скоро она уволится. Скоро — это только летом, а как выдержать эту длинную третью четверть?

Олег бросился на выручку. Когда у него появлялось «окно», сидел на ее уроках в седьмом «А», чтобы держать народ в узде. От его присутствия разболтавшаяся было дисциплина подтянулась. Даже Аистов вел себя сдержанней. В ответ Наташа тоже стала иногда посещать уроки физкультуры в своем классе.

Олег был очень хорош в спортивном, ладно облегающем его сильное тело костюме. Он легко и красиво показывал упражнения, бережно страховал девочек, выполняющих упражнения на брусьях, особое внимание уделяя Залесской, которая ходила горем убитая. Наташа поделилась с ним своими мыслями насчет отношений Жени и Аистова, умолчав, конечно, об истинном положении вещей, и Олег старался поощрить девочку похвалой. Залесская и в самом деле была спортивной, а похвала молодого учителя ее окрыляла, и Наташа уже замечала ее ответную улыбку на ободряющие возгласы Олега:

— Молодец, молодец, Женя! Отлично! Девочки, обратите внимание, как нужно делать это упражнение! Женя, повтори еще раз, пожалуйста!

В конце урока Олег давал ученикам минут десять на свободную разминку. Девчонки чаще всего сидели на матах и болтали, а мальчишки просили показать пару новых приемов самозащиты.

Наташе нравилось наблюдать за этими занятиями. Мальчики по очереди подходили к учителю. Он велел каждому из них замахнуться и точным движением укладывал его на мат. Потом они менялись местами, и теперь ученик должен был сделать бросок. Однако удавалось это не многим. Аистов не участвовал в таких упражнениях. А в тот день Олег, как на грех, обратил на него внимание. Он показывал захват и бросок через бедро. Заметив внимательный взгляд Аистова, он подозвал его.

— Иди, покажу. Не бойся!

Сказать такое тринадцатилетнему мальчишке — значит спровоцировать его.

— Я не боюсь, — презрительно бросил тот и встал в стойку.

Р-а-аз — и Аистов полетел на мат. Он вскочил и снова двинулся на Олега. Глаза его сузились. Два — и он снова брошен на пол. Три! Движения Олега были точными, быстрыми, легкими — ни одного лишнего.

— Теперь ты попробуй, — предложил Олег и сделал выпад, нападая.

Не прибегая к технике, которую ему показали, Аистов попытался всерьез ударить учителя кулаком в лицо. Олег перехватил руку — бросок! Мальчик снова повержен. С перекошенным от ярости лицом он вновь и вновь вскакивал и пробовал ударить учителя. И опять летел на мат, отброшенный точным приемом.

Все понимали, что это уже всерьез. Ученики, затаив дыхание, следили за поединком. Наташа, в волнении сжав руки, бросилась к ним. Сейчас это уже выглядело не как упражнение ученика и учителя, а как самая настоящая драка, дуэль, и она — Наташа, была причиной этой дуэли.

— Сережа, перестань! Сережа, прекрати! — кричит она. — Олег! Да сделай же что-нибудь!

— Парень, ты что? Остановись! — приказывает ему Олег, теперь уже вынужденный защищаться.

У Аистова на лице горит красное пятно на скуле от неудачного приземления, но он вскакивает после каждого поражения и снова бросается в драку.

— Успокойся, Аистов, а то я могу сделать тебе больно! — предупреждает учитель.

Но доводы рассудка уже не действуют. Наташа впервые видит Сережу в такой ярости. Кажется, если бы он мог, то убил бы Олега. Наконец тому это надоедает. При очередном наскоке он не отбрасывает Сергея, а хватает его, сгибом одной руки зажимая шею, а второй удерживая оба запястья. Аистов хрипит, его лицо красное и напряженное, он пытается лягаться, но Олег крепко его держит и спокойно говорит, обращаясь к остальным: