- Да. И сделала это увлечение своей работой.

- И как, нравится?

- Да, ничего... Глеб, мне уже обедать пора, так что...

- Да-да, я побегу... Тут еще телефон - в нем вбит мой номер. Если что-то понадобится - звони. И, это, Лий... Выздоравливай, а?

Лия криво улыбнулась и кивнула головой. Из всего окружения Чалого, в годы их совместно жизни, Глеб ей нравился больше всего. Можно сказать, они даже дружили... И смущение, которое сейчас было написано у него на лице, и которое он так тщательно старался скрыть, натолкнуло Лию на мысли, что, может быть, она в нем ошиблась не слишком сильно.

- Лия...

- Да?

- Ты... Извини меня, что я тогда...

- Да. Ничего...

- Нет, я должен был, и... Черт! Я потом, наверное, месяц бухал... И до сих пор, когда вспоминаю... Он не должен был забирать у тебя Сашку. А я не должен был в этом участвовать.

Лия закусила дрожащую губу. Она была еще не готова вспоминать о сыне. Вспоминать о том дне.

- Ты не смог бы ему помешать, Глеб. Никто бы не смог.

- Нужно было послать его еще тогда. Уволиться, к чертям собачьим! Но он бы совсем один остался. Совсем один! Ты хотя бы представляешь, как ему тяжело?! А, черт! Тебе ли не знать...

Лия перевела взгляд. Сегодня на ее тумбочке в вазе стояли герберы. Тоже очень красивые цветы... Знала ли она, как это - остаться одной? Знала. Она одна много лет...

- Пойду я. Звони, если что...

Когда за Глебом закрылась дверь, Лия устало опустилась на пол. Прижалась затылком к стене. Один из пакетов упал, привлекая ее внимание. Из него показался рукав мягкого кашемирового свитера. Чтобы заглушить шум в голове, женщина высыпала содержимое пакетов на пол. Свитер, шерстяные брюки, пару гольфов, рубашка, джинсы. Мягкое приятное на ощупь теплое платье. Белье, ночная рубашка, колготки, халат. И, совершенно неожиданно - баночки с кремами и флакончик духов. Такое внимание к деталям можно было расценить, как проявление заботы. Но... она знала, что это совершенно не так. Просто в магазинах подобного класса обычно работают очень внимательные консультанты. Ничего больше... Жизнь научила Лию смотреть на все происходящее трезво. Как там говорят? Розовые очки бьются стеклами внутрь? Вот-вот. Это про нее сказано...

Отрезвление к ней приходило постепенно. Некими тонкими намеками, мелочами. Наверное, первым громким сигналом было событие, произошедшее где-то через год после их с Чалым свадьбы. Они с мужем были приглашены на день рождения одного из его партнеров. Лия не любила большие скопления народа, не любила шум и заискивающие улыбки... Это была совершенно чуждая ей стихия, но ради мужа, изредка, она выбиралась «в свет». В тот день ей нездоровилось. Болела голова, и шум особенно сильно бил по нервам. Она сбежала в тишину, которой в этом месте мог похвастаться разве что туалет. Лия находилась в кабинке, когда туда же вошла пара щебечущих див:

- Не, Аль, ты видела эту надменную малолетку?! Как Чалый вообще с ней живет?! Ни рыба, ни мясо ведь.

- А ему что? Он своего добился. Теперь у Чалого вообще все пучком! Старик Бахтияров из его ладоней кушает. Бизнес в гору попер, как на дрожжах - все лакомые участки под себя подгреб. Всех подвинул. Мой Басик тоже в его проекты вложился. Зверь! Ради такого можно и рыбу потерпеть!

Лия сглотнула ком, образовавшийся в горле, уселась на унитаз - ноги не держали. За хлипкой дверью кабинки послышался громкий женский смех.

- Как думаешь, у него кто-нибудь есть?

- У Чалого? Шутишь?! Мне Муха рассказывала, что он повернут на сексе. Такое вытворяет, что ни в одном порнофильме не увидишь, - снова смех. - А прибора такого, - шепот, - она вообще ни у кого в своей жизни не видела. А ты в курсе, сколько Муха их повидала на своем веку!

- Ой, не говори! Слушай, по-моему, ее уже готовят в утиль...

- Еще бы. Муху уже кто только не тр*хал...

Дальше сплетни перекинулись на неведомую Лие «Муху», а потом голоса и вовсе оборвались - подружки вернулись в зал. А она еще долго не могла вернуться. Ни в себя. Ни куда-то еще... Уже по дороге домой не выдержала:

- Знаешь... Я сегодня услышала...

- Ммм? - промурлыкал расслабленный алкоголем Чалый.

- Некоторые считают, что ты на мне женился из-за связей отца... Вроде как, по расчету... женился.

Чалый напрягся. Она почувствовала это. Вся расслабленность исчезла из его тела. И из его глаз. Он как будто вмиг протрезвел.

- И кто же эти «некоторые»?

- Неважно... - Лия отвернулась к запотевшему окну и прочертила пальцем полоску. Впрочем, это длилось недолго. Александр осторожно ухватил ее за подбородок и требовательно повернул к себе:

- Послушай, что я тебе скажу... Я многим не даю покоя в этом городе. Мой успех, мои деньги, моя женщина... Они никто, и звать их - никак. Их никто не любил, никто не уважал, никто никуда не приглашал и не звал. Выбрались откуда-то по фарту, но сами из себя они ничего не представляют. Думаешь, зачем они моют мне кости? Выдумывают всякое? Из зависти. Из черной лютой зависти к тому, кем им так и не удалось стать. Просто потому, что я - это я! Что пробился вперед, ни под кого не прогибаясь, что заставил играть всех по своим правилам. К тому, что моя женщина - не кукла потасканная, и что я ею любим. Понимаешь? - он ее даже встряхнул. - Они это знают, так же, как и то, что, куда бы они ни пошли, в какую бы щель не пролезли - их никогда не полюбят и не зауважают.

- Значит, это неправда?

- Нет. Посмотри на меня... Разве мои глаза врут?

Лия зачарованно покачала головой из стороны в сторону. Машина остановилась. Они больше не возвращались к этому разговору. В ту ночь Чалый любил ее как-то особенно отчаянно. Кончал с хрипом, и начинал все заново. К утру Лия уже была сама не своя от его безумия. Ей даже казалось, что она хочет его с не меньшей силой. Неужели это и есть - желание? Вот этот теплый комок внутри?

- Не верь им. Будут говорить всякое. А ты не верь! - прошептал он, перед тем, как уснуть.

И она не верила. Им... Но не поверить своим глазам она не могла...

Дверь в палату открылась, возвращая Лию из прошлого в настоящее.

- Лия? Тебе плохо? Что-то случилось? - встревожился вошедший в палату Евгений Петрович.

- Нет. Я... покупки рассматриваю. Вот... - показала рукой на валяющиеся на полу тряпки.

- Понятно. Ну... Я попрошу кого-то разложить это все, а пока... Давай все же обедать.

- Я не пойму... У вас, что, других пациентов нет?

- Не-а. Прям какой-то застой, - бесшабашно улыбнулся Евгений Павлович. - Ну, так как насчет спаржи в масле?

- Настоящем? Сливочном?

- Угу!

- Кто-то говорил, что мне нельзя употреблять жирную пищу.

- Совсем немного можно. Да и тоскливо это... Если совсем не нарушать, - озорно подмигнул глазом.

Лия слегка улыбнулась. Ее психотерапевт оказался приятным человеком. Гораздо более приятным, чем все те, с кем она пыталась контактировать раньше. Но она понимала, что этот обед, это озорство... Это все было призвано усыпить ее бдительность и отвлечь внимание. Перед более серьезным и трудным разговором.

- Спаржа, так спаржа...

- Вот и прекрасно!

Ужин они накрыли на столике возле окна. Нет, в клинике, конечно, было кафе, но Лия предпочитала есть прямо в палате. Хотя... Эту чудесную комнату язык не поворачивался так называть.

- Мне сказали, что ты уже набрала полкило.

- Наверное... Я не помню.

- Тебе нужно набрать еще минимум два килограмма.

- И что тогда?

- Тогда я буду волноваться о тебе не так сильно. Сорок килограмм при твоем росте - это, конечно же, мало, но... Тридцать семь - вообще никуда.

- Тридцать семь с половиной.

- Ну, да... Ты молодец.

- Ага...

- Нет, я серьезно, Лия! Я ни капельки, ни капельки не шучу! За время, что ты здесь находишься, ты вырвала всего один раз! Ты неплохо ешь и послушно выполняешь все мои рекомендации. Золото - а не пациент.

- Я очень стараюсь.

- Я рад. Рад, что ты, наконец, поняла, что иначе ты просто умрешь.

Лия пожала плечами:

- Думаю, к этому я и стремилась.

Евгений Павлович замер. Отложил приборы.

- Ты не говорила, что хотела умереть.

Лия промокнула губы салфеткой. Покрутила в руках чайную ложку. Отвела взгляд к окну. Своим сердцем, всем тем, что еще оставалось от ее души... она уже поняла, что, чем бы это ни обернулось для нее самой, она сделает все, чтобы помочь сыну. Все. Абсолютно. А значит, ей придется примириться с новой реальностью своего существования. Ей придется вспороть собственные вены, разодрать в клочья душу, снять барьеры и блоки с тайников памяти и как-то попытаться выжить после этого. Ей придется все вспомнить... Хотела ли она быть одна в этот момент? Лия не знала. Возможно, это и лучше, что рядом есть кто-то, кто поможет, если она сама не справится.

- Я и не хотела, доктор. Никогда не хотела. Я сделала все, чтобы выжить. Я принесла жертву.

Так Лия начала свой рассказ. Он занял практически два часа. Она говорила, и говорила. Захлебывалась словами, давилась болью, кусала губы. Ведь даже не слишком вдаваясь в детали - рассказывать о случившемся... озвучивать то, о чем запрещала себе вспоминать, было невыносимо трудно. Не зря она столько лет пряталась от этих воспоминаний. И, наверное, только это и спасло ее разорванное в клочья сердце от остановки еще тогда. Абсолютная отстраненность...

К концу рассказа она как будто прошла все круги ада. Из нее будто бы выкачали воздух, выпустили кровь... А может, так оно и было. Сдирая пальцами струпья с ран, ей, наверное, нужно было к этому быть готовой. А она не была... Лия глупо надеялась, что ей станет легче, а легче не стало. Она чувствовала себя опустошенной и обескровленной. Неживой.

- Лия...

- Не нужно ничего. Не нужно сейчас...

- Хорошо. Ты хочешь прилечь?

- Да, пожалуйста. Мне что-то нехорошо.

- Я посижу рядом, пока ты не уснешь. Ты не против?

Лия промолчала и отвернулась к стене. Сжалась в комок. Прижалась лбом к худым коленям. Как с этим жить? Разве это вообще возможно? Как не умереть прямо сейчас, как вытерпеть эту изнуряющую агонию? Саша... Сашенька... Сынок. Говорят, что имя определяет характер человека. Вранье. Маленький Александр и большой - отличались, как день от ночи. Ее мальчик был совсем другой. Задорный, жизнерадостный, нежный и внимательный. Настоящий маленький мужчина. Она любила его, как только мать может любить свое дитя. Любила преданно, беззаветно... Ради него она перемахнула бы сотню гор, переплыла бы все моря, преодолела бы пустыни... Ради него она умерла. Ради него - воскресла. А теперь ей всего лишь нужно было заново научиться жить. Она справится. Разве у нее есть выбор?


Глава 9


Лия решила сконцентрироваться на работе. Это был самый лучший способ убежать от себя. Точнее, иного способа не было вовсе. Да и клиенты ждали, что она сдаст фотографии в срок. Люди, как правило - эгоисты. Их мало заботят чужие проблемы. Ее проблемы со здоровьем никого тоже не волновали. А она и не жаловалась. И не делилась ни с кем. Погружаясь в работу, она отстранялась от всего происходящего. И, по крайней мере, могла дышать. Неглубоко... Но все же.

В связи с болезнью, Лия потеряла много клиентов. В последний момент они были вынуждены искать другого свадебного фотографа. А это всегда стресс - у хороших мастеров своего дела все расписано на несколько недель вперед. Нанимать кого-то, менее профессионального - дело довольно рискованное. Совершенно того не желая, Лия подвела заказчиков, и поэтому стремилась хотя бы не выбиться из сроков сдачи уже отснятого материала. Для любого фотографа профессиональная репутация была далеко не пустым звуком. Ее же доброе имя сейчас подверглось серьезному испытанию.

Когда она переделала все, что планировала, и загрузила в гугл-фото последний альбом (на что у нее ушла целая неделя), Лия вышла снимать на улицу. Она щелкала кадр за кадром, опускала и поднимала штатив, ловила редкие лучи холодного зимнего солнца и согревала дыханием озябшие пальцы. А потом долгими декабрьскими вечерами, самыми долгими вечерами в году, рассматривала полученные кадры. И думала. Думала о том, что ещё немного - и ей придётся покинуть уютные больничные стены. И значит, нужно будет вернуться в свою привычную жизнь, а она не представляла, как это сделать. Как вставать с кровати, умываться, завтракать, куда-то идти, общаться с кем-то, заниматься другими привычными и обыденными вещами, зная, что где-то там... так близко и так далеко... живет ее сын. Живет без неё. Делает успехи в школе (наверняка ведь делает!), общается с друзьями, смеётся и грустит, возможно, даже влюбляется... А ее нет рядом, чтобы разделить с ним эти моменты. Она даже не знает, а счастлив ли он? Вспоминает ли о ней? И если да, то чем наполнены эти воспоминания? Догадывается ли он, как сильно, как отчаянно она его любит? Или Чалый заставил Сашу ее возненавидеть? Что вообще он ему сказал относительно ее исчезновения? Лия то и дело прокручивала в голове варианты... догадки, как это могло бы быть. Их разговор... Саша ведь наверняка спрашивал, куда подевалась мама? Очевидно, он был напуган и находился в смятении. Вполне возможно, он даже плакал тайком. Когда Чалый не видел... Потому что плакать было запрещено. Александр учил сына тому, что настоящие мужчины не плачут, в каком бы возрасте они не находились, и что бы с ними не произошло. Она представляла своего маленького большого мужчину, его несчастные, полные недоумения и влаги глаза, его одиночество и потерянность и... медленно сходила с ума. Это было самое страшное из всего, что с ней происходило до этого.