В ночном воздухе уже чувствовалась сырость, что естественно при близости к океану, и Джез накинула на плечи роскошно расшитую черную испанскую шаль, которую сто лет назад ее прабабка Эмилия Монкада-и-Ривера надевала по большим праздникам, проходившим на гасиенде «Валенсия». Это была заветная фамильная ценность, которая пока не принадлежала ни одной из трех сестер, но сегодня отец позволил Джез надеть ее.

Перед началом фиесты она долго возилась с прической, но потом решила собрать волосы высоко на затылке и незаметно заколоть их гребнями из черепашьего панциря. Это было по-испански! Теперь мне не хватает только розы в зубах и парочки страстных тореро у ног, усмехнулась Джез, глядя на себя в зеркало. Но романтический эффект наряда подействовал на нее возбуждающе: он прекрасно гармонировал с атмосферой вечера, с духом, царившим над словно пронизанной золотистым свечением чашей, где проходила фиеста, и воскрешающим картину ушедшего века, с духом, который теперь так редко можно почувствовать в Калифорнии, где сохранилось мало традиций, родившихся до 50-х.

Отойдя к самому краю чаши, где было меньше всего народу, она окинула ее задумчивым взглядом. Ах, если бы остановить это мгновение, запечатлеть его на фотографии, быстро подумала Джез. Но она понимала, что это невозможно. Понимала, что радостное, счастливое восприятие этого момента связано только с ее ощущениями и только через призму этих ощущений она видит сейчас все вокруг, потому что это ее дом, ее любимые места, потому что на ней платье, цену которому знает только она, потому что на ней эта шаль – бесценная семейная реликвия... Никакая другая женщина здесь не смогла бы так нести на плечах эту шаль, а коли так, нужна ли сегодня притворная скромность? Да и вообще к чему фальшивить?

И все же она не смогла побороть желание и не представить, как бы это выглядело в фотообъективе. Сложив пальцы колечком и приставив их к глазу, Джез стала выбирать точку импровизированной съемки. Чтобы захватить в кадр последнюю цепочку огней и расширить фокус, она инстинктивно отступила на три шага назад.

Внезапно она почувствовала толчок в спину, и это было так неожиданно, что она чуть не упала. Пятясь, она натолкнулась на кого-то, кто ел, нет – пожирал именно в тот самый момент огромную тарелку чили; она мгновенно поняла это и тут же ужаснулась, так как, застыв на месте, почувствовала, как полужидкая горячая масса из помидоров, масла, бобов и сосисок огромным пятном быстро расползается по краю шали и стекает на платье. Медленно, очень медленно, словно это могло хоть как-то уменьшить ущерб, она повернула голову и посмотрела вниз.

– О господи, неужели это сделал я? Не может быть! – Голос принадлежал мужчине.

Подняв глаза от пятна, она взглянула на обидчика. Этот урод, неуклюжий, неотесанный увалень, которого она видела впервые в жизни, даже покраснел от испуга. Подумать только! Перед ней стоял здоровый рыжеволосый болван в синем в тонкую полоску костюме и черных туфлях, среди собравшихся он походил скорее на клоуна. Может, дать ему по яйцам? Или это будет слишком неделикатно для дамы?

– Но это... действительно... так, – все еще находясь в оцепенении и с трудом подыскивая слова, проговорила Джез.

– Сейчас я принесу соду... и соль, только не двигайтесь, стойте здесь. Я сейчас вернусь! – умоляюще пробормотал он.

– Соль? Соду? Да это как мертвому припарки, даже если посадить малюсенькое пятнышко на скатерть! Вы все испортили. Навсегда!

– Нет, подождите! Не расстраивайтесь! Я куплю вам другое платье, достану другую шаль. Обещаю, все будет новое, даже лучше!

– Да что вы говорите? Думаете, это так просто? Послушайте, вы, идиот недоделанный, вы представляете себе, что надо ждать чуть ли не всю жизнь, пока опять появится такое платье? Такие платья принадлежат самым шикарным женщинам мира, а их единицы. Его можно будет купить только после смерти одной из них, если, конечно, она не завещает его своей дочери. А что касается шали, так она принадлежала моей прабабке, так что это вообще невосполнимо, это фамильное наследство. Вернее, было им, до того как вы тут объявились.

– Вот черт!

– Это первое почти осмысленное слово, которое вы сказали. «Черт» совершенно точно отражает ситуацию. Надо быть полным кретином, чтобы есть чили стоя. Вы – как дорожное происшествие: все спокойно, а потом вдруг – нате! Вы что, не видели вокруг ни столов, ни стульев? Или никогда не были на вечеринках?

По мере того как Джез говорила, она распалялась все больше и больше. Чили уже стекало на землю, подол платья промок и кое-где начинал прилипать к ногам.

– Послушайте, я сам расстроен до невозможности, в жизни себя так скверно не чувствовал, но если уж на то пошло, то я-то просто стоял в сторонке, никому не мешал, занимался своим делом и просто смотрел. А тут вдруг откуда-то появляетесь вы и со страшной силой толкаете меня под локоть. Тарелку я держал крепко, но вы просто выбили ее. Я взял на себя всю вину, всю без остатка, но должна же быть справедливость, виноват не только я один.

– Ага, ну давайте сыграем в «кто виноват»! А потом вы скажете, что я просто пыталась привлечь ваше внимание и не могла придумать ничего лучше.

– Нет, я скажу вот что: если бы вы обладали хоть малейшим чувством реальности, то мы могли бы согласиться, что это вовсе не катастрофа, подобная утечке нефти на заводах Экссон, – язвительно заметил мужчина, также рассердившись.

– Великолепно. Давайте блеснем эрудицией и продолжим список. Это не катастрофа на ядерном реакторе в Пенсильвании. Это не Чернобыль. Теперь ваша очередь. Что еще не произошло?

– Это не конец света, черт побери, – спокойно произнес незнакомец. – Давайте я попробую снять остатки чили с шали, пока не присохло. Сейчас я как можно осторожнее сниму ее с вас.

Вытянув руки, как палки, он сделал шаг вперед и снял шаль. Намокший конец треугольника свисал вниз и покачивался каким-то мерзким хвостом, когда он, повернувшись, медленно подошел к бортику помоста и разложил на нем шаль. Подбежав к ближайшему столику, Джез схватила два ножа и охапку салфеток и тут же вернулась назад. Они задумчиво склонились над большим черным шелковым треугольником.

– Постарайтесь просто смахнуть то, что сверху, – инструктировал ее незнакомец, – но не скребите по шелку. Он очень тонкий.

– А вы что, работаете в химчистке? – тихо огрызнулась Джез, но все же последовала его совету.

– Джез, Кейси, чем вы тут занимаетесь? – Сзади неожиданно прозвучал голос Майка Килкуллена.

Они выпрямились и плотно встали рядом, загораживая шаль.

– Только не говорите, что вам уже есть что скрывать, – улыбнулся он, глядя на их виноватые лица.

– Произошел несчастный случай, Майк. Я опрокинул тарелку с чили на старинную шаль этой молодой леди, – объяснил незнакомец.

– Вот черт! – Майк расстроенно сморщился. – Каждый раз, когда я подаю чили, обязательно происходит что-нибудь подобное. Никогда больше не буду подавать чили. – Он склонился над шалью. – Боже мой! Какого черта мы так горюем? Думаю, дело поправимое. Думаю, что все надо оставить как есть. Это – для рук специалиста.

– Вот видите, – произнес рыжеволосый, поворачиваясь к Джез, – я же говорил, что есть выход.

– И значит, теперь вы можете чувствовать себя прекрасно? Помню-помню, вы уже извинялись! Что же вы тогда не предлагаете выкрасить мое платье в кирпичный цвет? В таком случае все вообще великолепно! – В ее голосе еще звучали опасные нотки, но присутствие отца заставляло ее сдерживаться.

– Хуанита Изабелла, ну можно ли так разговаривать со своим блудным кузеном?

– Кузеном? Не может быть, – одновременно сказали незнакомец и Джез.

– Разве вы еще не знакомы? Джез, это Кейси Нельсон. Его прабабка носила фамилию Килкуллен. Кейси, это моя младшая дочь Джез. Насколько я понимаю, она твоя четвероюродная сестра.

– Кто была эта прабабка? – подбоченясь, потребовала ответа Джез. – Я никогда о ней не слыхала.

– И я тоже, пока несколько недель назад Кейси не разыскал меня и не написал письмо.

– Написал письмо? Ни с того ни с сего? Зачем?

– Я не ожидал, что ты приедешь сегодня, Кейси, – сказал Майк Килкуллен, не обращая внимания на вопрос дочери. – По крайней мере до следующей недели. Но я очень рад, что ты смог приехать на фиесту.

– Я рано закончил дела в Чикаго и вылетел первым же самолетом. Даже не переоделся, просто свалил чемоданы в доме и примчался сюда.

– Так почему бы тебе не взять еще одну тарелку чили? Я позабочусь о шали.

– Правда? Ну хорошо. По правде говоря, я все еще хочу есть. – И он ушел.

Когда они остались одни, Джез осторожно спросила:

– Папа, ты сказал, что Кейси разыскал тебя и написал. А что ему надо?

– Он хочет работать.

– Значит, мальчику нечего делать и мальчику нужна работа, не так ли? Интересно, как он себе представляет, чем ты ему можешь помочь?

– Он хочет работать здесь, на ранчо.

– Ну конечно, – хихикнула Джез. – Могу представить, как он начищает сбрую в новом, с иголочки, суперковбойском облачении от Ральфа Лорена.

– Не делай ошибки, принимая его за пижона, милая. Он не такой.

– А что фактически тебе о нем известно?

– После того как он написал мне, я поставил себе задачу узнать о нем как можно больше. У моего деда была младшая сестра, Лилиан, которая вышла замуж за Джека Нельсона. Еще в 1880-х он приехал в Калифорнию из Ирландии. Дедушка рассказывал, что этому Нельсону не понравилось здесь, и они с Лилиан уехали в Нью-Йорк, где он занялся буксирным бизнесом. У них было много детей. Какое-то время дедушка не терял с ними связь, но после смерти сестры, лет шестьдесят назад, переписка оборвалась. Когда-то давно он несколько раз говорил мне о ней, но с тех пор я напрочь забыл, что у нас есть родственники на Востоке. Значит, прабабке Кейси Лилиан я прихожусь внучатым племянником.

– И это делает его моим четвероюродным братом?

– Насколько я понимаю, да. Он определенно родственник.

– Его семья все еще занимается буксирным бизнесом?

– У отца Кейси дела там идут очень хорошо.

Джез даже рот раскрыла. Выражение «дела идут очень хорошо» отец употреблял только по отношению к таким соседям, как Сегерстремы, о которых он как-то сказал: «У них очень хорошо идут дела в торговле». На месте принадлежавших им обширных полей лимской фасоли теперь был самый большой и роскошный в Америке торговый комплекс «Саут Коуст Плаза», и эту фразу отец сказал лишь после того, как оборот комплекса составил почти миллиард долларов в год. Так что, выражаясь словами Майка Килкуллена, первого Джона Д. Рокфеллера можно было назвать человеком, у которого очень хорошо шли дела в нефтяном бизнесе.

– Но в таком случае зачем ему нужна работа на ранчо? Почему он не занимается делом отца?

– Похоже, он всегда хотел быть скотоводом, еще с детства. Может, свою роль сыграла малая толика крови Килкулленов, кто знает? Он годами набирался опыта, работая на разных ранчо. Пас стада в Вайоминге, объезжал диких лошадей в Неваде, изучал дело на овцеводческой ферме в Австралии, был помощником главного ковбоя на ранчо Стэнтона в Техасе, там же окончил Техасский университет сельского хозяйства и минералогии. Думает купить большой участок в Неваде, но сначала в течение года хочет пройти полную стажировку на ранчо. Поэтому и написал мне.

– В Неваде? Хорошая земля там стоит целое состояние. А обустройство – еще одно состояние.

– Должен сказать, что дела у Кейси идут очень хорошо, я имею в виду в бизнесе. После колледжа он окончил школу бизнеса в Гарварде. Похоже, он умеет вкладывать деньги, но сердцем рвется на ранчо.

Переварив информацию, Джез пришла к выводу, что если отец считает, что все это правда, значит, так и есть.

– Ну и что ты будешь с ним делать?

– Он будет главным ковбоем, – коротко бросил ее отец.

– Да ладно, папа, – засмеялась Джез. – Чем он будет заниматься в реальности?

– Джез, я уже сказал тебе. Он будет главным ковбоем.

– Этого просто не может быть!

– Почему?

– Потому что это твоя работа! Ты был главным ковбоем сорок лет! Это безумие. Какой-то абсурд! Нет, невозможно! Ты ведь даже не знаешь этого парня. Главный ковбой! Должно быть, ты просто сошел с ума!

– Не разговаривай так со мной, Хуанита Изабелла, и не учи меня, как управлять моим же собственным ранчо. – Голос его звучал ровно, но чувствовалось, что он сердится.

Она молча смотрела на отца. В глазах ее одновременно читалось замешательство, потрясение и ярость, она наотрез отказывалась смириться с мыслью, что не ее отец, а кто-то другой может быть главным ковбоем на ранчо. Она пыталась найти подходящие слова, но вид отца красноречиво говорил о том, что сейчас следует промолчать. Его гнев быстро прошел, и через несколько секунд он заговорил снова.

– Черт побери, Джез, я могу заставить его потрудиться. Последнее время я уже не объезжал территорию так, как раньше. В прошлые месяцы на двух плато у нас пропали травы, заросли чертополохом, потому что я давно не был на этих пастбищах. И знаешь, Джез, не далее как в прошлый вторник я обнаружил, что на двух мельницах вышли из строя насосы. Должно быть, они сломались уже бог знает когда! А эти проклятые вандалы, черт их дери! Приезжают на мотоциклах, ломают заборы, стреляют в скот и разрушают желоба для стока воды. У них свое представление о развлечениях, и день ото дня становится все хуже.