— Меня это не интересует!

— Заинтересует, дорогая.


* * *

— Мне следует быть здесь, когда Сандра приедет? — спросил Тру.

Гизелла, ходившая по комнате, остановилась.

— Не знаю. А ты как думаешь?

— Я помогал тебе советами во всем — от ее одежды до ее постельных принадлежностей. Этот вопрос решай сама.

Гизелла улыбнулась, несмотря на то, что чувствовала дрожь где-то внизу живота.

— Позволь мне побыть с ней наедине несколько минут. Ты можешь присоединиться к нам за обедом.

Тру взглянул на часы и встал.

— Тогда я поднимусь наверх и переоденусь.

Он нежно поцеловал ее и ушел.

Гизелла решила тоже пойти переодеться, но не успела она дойти до спальни, как услышала звонок в дверь. Это самый счастливый день в моей жизни, думала Гизелла, бросившись к двери. Когда она открыла дверь, там стояла Сандра, а за ее спиной, положив ей на плечи руки, Александра Мейнворинг.

— Добрый день, Гизелла, — сказала Алекс. — А вот и мы.

Гизелла опустилась на колени и раскинула руки.

— Сандра! Дорогая!

Сандра пристально смотрела на нее, и взгляд ее выражал нескрываемую ненависть.

— Иди к своей матери, Сандра, — сказала Алекс, подталкивая Сандру в раскрытые объятия Гизеллы.

Гизелла прижала к себе неподатливое тельце дочери и внимательно посмотрела на свою золовку. Глаза Александры Мейнворинг светились торжеством.


САНДРА. 1959 год

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Госпожа Шелдон взяла записку из рук старосты, которая только что вошла в классную комнату.

— Сандра Вейл должна немедленно явиться в кабинет начальницы, — объявила она. — И захвати с собой свои учебники.

— Что ты натворила на сей раз? — прошептала Мэрибел через проход между рядами.

Сандра пожала плечами. Но пока она шла вслед за старостой вдоль гулкого коридора, она рылась в памяти в поисках ответа на этот вопрос.

Фелисия Хадсон, староста, была одной из самых популярных девочек в Веллингтоне. Когда двенадцатилетняя Сандра впервые приехала в престижную женскую школу штата Коннектикут — как это делали до нее ее мать и бабушка, — она мечтала о том, что когда-нибудь тоже станет пользоваться успехом, и девочки, вроде Фелисии, станут ее подругами. Но по прошествии четырех долгих лет в Веллингтоне Сандра по-прежнему чувствовала себя там чужой. Особенно потому, что она вытянулась в такую неуклюжую дылду.

Когда мать неожиданно сменила фамилию на Дюран, Сандра стала еще упорней цепляться за все то, чему научила ее тетя Алекс относительно ее вейловской наследственности, гордясь своей «вейловской внешностью». Но никогда, ни в каком страшном кошмаре не могла она представить себе, что обладание «вейловской внешностью» обречет ее на шесть футов роста. Теперь она даже обогнала в росте тетю Алекс, и возвышалась, как каланча, над всеми остальными девочками в школе. Вот у Фелисии был идеальный рост — пять футов три дюйма. Никто не глазел на нее и не хихикал ей вслед, никто не пытался подставить ей подножку, когда она шла к доске. Никто не дразнил ее «жирафой» и не спрашивал: «Ну как там наверху погода?»

Когда они добрались до кабинета начальницы, за столом секретарши никого не было. Фелисия показала жестом Сандре, чтобы она села на деревянный стул возле окна. Сандра глубоко вздохнула, уставившись на тяжелую дубовую дверь кабинета мисс Агаты. За последние четыре года Сандре неоднократно приходилось бывать в кабинете мисс Агаты, и всякий раз во время таких посещений она была вынуждена выслушивать бесконечные упреки начальницы за то, что она не следует по стопам своей матери, которая была в свое время примерной веллингтонской ученицей. В Веллингтоне Сандра быстро привыкла к тому, что она не достойна своей матери ни как ученица, ни как обладательница красивой внешности. Но ведь Нужно учитывать, что ее мать никогда не была дылдой шести футов ростом! Сандра нервно грызла обкусанный ноготь на пальце и мечтала только о том, чтобы посещение кабинета мисс Агаты осталось позади.

— Вот она наконец, — сказала долго отсутствовавшая секретарша и повела Сандру в кабинет начальницы, словно это по вине Сандры, а не по ее собственной начальнице пришлось ее ждать.

— А, Сандра. И, как всегда, опоздала. — Агата Бремфилд была дамой представительной и редко улыбалась. Она подошла к Сандре, держа в руке папку. — Я теряю терпение с тобой, юная леди. Неужели ты считаешь всех учителей глупцами? — Она вынула из папки сочинение, и Сандра узнала витиеватый почерк с кружочками вместо точек. Это было сочинение об инквизиции, написанное ее соседкой по комнате. Там, где должна была стоять фамилия Лиз, чьей-то рукой было написано «Сандра Вейл». — Что ты можешь сказать в свое оправдание? — строго спросила мисс Агата.

Сандра внимательно изучила свою фамилию. Это была хорошая подделка, но мисс Агата никогда этому не поверит. Она пожала плечами.

— Право же, — воскликнула мисс Агата, — я не могу поверить, что внучка Лилиан Дюран, дочь Гизеллы Дюран могла украсть чужую работу и подписать ее собственной фамилией. Девочки Дюран, насколько я помню, всегда были гордостью Веллингтона.

— Я не Дюран. Я Вейл.

— Одна неделя в своей комнате. Начиная с этой минуты. Чтобы не скучать, напишите собственное сочинение.

В комнату ее отвела Фелисия. Уходя, Фелисия сказала с самодовольной ухмылкой:

— Надеюсь, ты теперь поймешь, что думают в Веллингтоне о таких, как ты.

— Кто это сделал? — строго спросила Сандра у возвратившейся соседки по комнате. Они с Лиз Ролингс были соседками по комнате только с Рождества, но Сандру уже утомила скучная бесцветность белокурой Лиз.

— Клянусь, я не знаю, Сандра. — Лиз все еще стояла у двери, словно боясь войти. — Я пыталась объяснить мисс Агате, что это ошибка, но она не стала слушать. Я не знаю, что случилось с твоим сочинением.

— Да войди же ты наконец в комнату. Я не собираюсь тебя бить. — Сандра бросилась на постель. — Не понимаю, за что меня все так ненавидят.

— Потому что ты ведешь себя, будто ты лучше всех остальных, — сказала Лиз.

— Все так думают? — удивленно спросила Сандра.

— И ты должна постараться ладить с Фелисией, а не сердить ее постоянно. Она ведь видела эти рисунки.

— Это не рисунки. Это карикатуры.

За последний год Сандра обнаружила у себя способность подмечать сходство людей с какими-нибудь животными и несколькими простыми штрихами изображать это на рисунке. В прошлом месяце она передала пачку карикатур на учащихся и учителей редактору школьной газеты в надежде, что некоторые из них будут напечатаны. Ей вернули назад все рисунки, без исключения. Спросив редактора о причине, она с удивлением услышала, что в них подмечено «слишком жестокое» сходство. Одним из объектов была Фелисия.

— Ты думаешь, это Фелисия подделала мою фамилию на сочинении?

Лиз дала задний ход и отрицательно затрясла головой.

— Я этого не говорила.

— Тебе и не надо было говорить. — Сандра отвернулась к стене. Несколько минут спустя она услышала, как за Лиз закрылась дверь, но продолжала лежать, размышляя. Как можно считать, что жестоко показывать, как выглядит какой-нибудь человек на самом деле? — удивлялась она. Она села в постели и достала свой альбом для рисования, затем торопливо начала набрасывать изображение высокой, похожей на журавля, девочки с тонкими длинными ногами и руками и длинными черными волосами. Она выдрала рисунок из альбома, разорвала на мелкие кусочки и заплакала.


* * *

Сандра потихоньку открыла окно своей комнаты. В комнату проник холодный февральский воздух. Лиз протестующе застонала, но не проснулась.

Девушка бросила из окна веревку, связанную из простыней, затем перегнулась через подоконник, глядя вниз с четвертого этажа. Простынная веревка не достигала земли примерно на десять футов. Сандра выбросила свой чемодан в снег, затем взобралась на подоконник. Ступив на узкий обледеневший карниз, она поскользнулась и чуть не упала. Лишь в последний момент ей удалось ухватиться за подоконник и подтянуться назад. Сердце ее гулко стучало. Она была почти готова бросить эту затею. Она выдержала три дня заточения в своей комнате. Почему бы не остаться, как послушной девочке, еще на четыре дня? Воспоминание о самодовольной улыбке на лице Фелисии было ответом на этот вопрос.

Она как следует ухватилась за связанные простыни и начала спускаться вниз. Ботинки царапали кирпичную стену здания. Если она упадет, то в снег, мягкий, как подушка, размышляла она. Добравшись до конца, она немного повисела, не в силах заставить себя выпустить из рук конец веревки, но тут ей вспомнились лица ее двоюродных братьев, которые однажды летом в Палм-Бич насмешливо предлагали ей вслед за ними нырнуть с вышки.

Сандра отпустила веревку. Она упала в снег, и ее ботинки проломили ледяную корочку. Она пошатнулась, но умудрилась сохранить равновесие. Затем она громко расхохоталась, очень довольная собой. Пусть остальные девчонки считают ее ненормальной и отказываются разговаривать с ней. Ни у кого из них духу бы не хватило проделать такое. Она потянулась за своим чемоданом.

— Вижу, что вам надоела наша компания, Сандра, — раздался голос начальницы откуда-то из темноты.

Сандра взглянула наверх. На четвертом этаже она заметила Лиз, высунувшуюся из окна и наблюдавшую за происходящим внизу. Увидев, что Сандра на нее смотрит, Лиз тут же исчезла.

Мисс Агата проследила за взглядом Сандры.

— Элизабет! — крикнула она. Лиз Ролингс появилась в окне снова. — Упакуй остальные вещи Сандры. — Мисс Агата крепко держала Сандру за руку. — Возьми этот чемодан с собой. Сегодня ты переночуешь в изоляторе. А завтра отправишься домой.

— Мама сейчас в Париже.

— У меня есть номер ее телефона. Я позвоню ей и скажу о своем решении. — Мисс Агата остановилась, и Сандре вдруг показалось, что она увидела слезы на глазах старой дамы. — Какой позор, что мне приходится исключать одну из девочек Дюран из Веллингтона.

— Я не Дюран, — сказала упрямо Сандра. — Я Вейл.

В глазах мисс Агаты больше не было и намека на слезы, и она взглянула на Сандру с насмешливой улыбочкой.

— Дорогая моя, боюсь, что это истинная правда.


* * *

Когда Гизелла положила телефонную трубку, руки ее дрожали. Она глубоко вздохнула, пытаясь освободиться от ощущения, что это она — школьница, и именно ее только что вызывали на ковер к мисс Агате. Сначала Сандра, когда ей исполнилось двенадцать лет, умоляла разрешить ей учиться в Веллингтоне, и даже пошла на то, чтобы заручиться поддержкой тети Алекс, а затем она потратила четыре года, делая все от нее зависящее, чтобы ее исключили. И наконец ей это удалось.

— Что случилось? — спросил Тру с другого края кровати.

Гизелла повернулась к нему, подумав мимоходом, что он выглядит крайне неуместно на этих отороченных кружевом простынях. Зачем она настояла на том, чтобы эту квартиру декорировали с такой подчеркнутой женственностью, хотя она знала, что в Париже у них будет рай для двоих? Она склонилась к нему и прижалась щекой к его обнаженной груди.

— После того, как мы занимались любовью, я чувствую свой запах на твоей коже.

Он приподнял ее голову, чтобы заглянуть в глаза.

— Что-нибудь с Сандрой? Я это понял из разговора.

Гизелла состроила гримасу.

— Ее вышвырнули из Веллингтона. Она подделала фамилию на чьем-то сочинении.

Тру скатился с постели, закутавшись в простыню.

— Что ты делаешь? — спросила Гизелла, когда он встал.

— Ты будешь упаковывать вещи. Я буду только мешать.

Гизелла откинула голову на подушку. Она все еще выглядела прекрасно. Она видела это по его глазам.

— Я никуда не собираюсь.

Впервые со времени их знакомства Тру показался смущенным.

— А как же Сандра? Ты захочешь быть там.

— Зачем?

— Поговорить с ней. Утешить ее. В данный момент она нуждается в тебе больше, чем я.

— Какие у тебя основания думать, что она примет от меня какие-то утешения, Тру? В течение девяти лет она отвергала всякую мою попытку к сближению. А я приехала в Париж на три месяца не только затем, чтобы спать с тобой. На этой неделе у меня назначено несколько важных встреч. Мне потребовалось больше года, чтобы организовать их.

— Эти встречи важнее, чем твоя дочь?

— У меня больше нет дочери. Твоя сестра позаботилась об этом. О да, — сказала она прежде, чем он смог что-нибудь возразить. — Ты посодействовал мне в получении опеки над дочерью. Но было поздно. Твоя семья украла ее у меня. Теперь у меня осталась только моя компания. И я не намерена позволять, чтобы проделки школьницы отнимали время у моей предпринимательской деятельности.