Джил Мансел - Все кувырком

Серена проводила уходившую Элси взглядом.

– Пожалуй, – сказала она, невозмутимо убирая кредитку в сумочку, – о Максин можно сказать одно.

Дженни могла предложить несколько вариантов, но все не вполне корректные. Вместо этого она спросила:

– И что же? Серена улыбнулась.

– Она определенно живет полной жизнью.

Когда крикетиры отбыли играть в крикет куда-то на север Англии, Максин слегка приуныла. Но только слегка. Уже на следующий день, прогуливаясь по пляжу с Джошем и Эллой, она познакомилась с Томом.

– Че-е-рт, – завопил Том, резко просыпаясь. Джош на бегу споткнулся о забытый кем-то ботинок и рухнул, взметнув фонтан песка. Том злобно уставился на него, отплевываясь – песок попал ему в рот.

– Черт, простите, – сказал Джош, – я не нарочно.

– Это я виновата. – Максин сняла темные очки и с улыбкой рассматривала тело на песке. Пожалуй, лучшее тело, что она видела за последние… ох, двадцать четыре часа. – Если бы я не гналась за ним, он бы не упал.

На ней было бледно-розовое бикини, а длинные светлые волосы стягивал розовый шарф. Настроение у Тома резко исправилось.

– Ничего страшного. – Грустно вытирая щеку, он сказал: – Мне давно никто не кидал песок в лицо.

– Неудивительно. – Максин восхищенно смотрела на его бицепсы. – Вы качаетесь?

– Три раза в неделю. – Том невероятно гордился своей мускулатурой. – Приходится, – добавил он, будучи к тому же неизлечимым хвастуном. – Когда ты в спасательной шлюпке, от этого может зависеть жизнь.

– В спасательной шлюпке? – ахнула Максин, снова почувствовав вкус к жизни. Про себя она решила, что Джош заслужил мороженое, как минимум. В ход пошла игривая улыбка. – Боже, вы, должно быть, ужасно храбрый…

Но ужин в обществе человека с пейджером имеет свои минусы. Максин, которой пришлось долго уговаривать Гая, чтобы получить еще одну ночь свободы, и пообещать три вечера подряд оставаться с детьми в качестве компенсации, пришла в ужас, когда поняла, что происходит. Вот они в ресторане Бруно, собираются расправиться с огромными порциями мидий в чесночном соусе, а через мгновение у Тома звонит пейджер и он подскакивает, словно его в зад боднула корова.

– Ты уходишь? Прямо сейчас? – вытаращилась на него Максин, когда он начал вылезать из-за стола. Мог бы, по крайней мере, доесть первое блюдо.

К этому времени абсолютно все посетители ресторана определили источник звука и дружно уставились на владельца пейджера. Том обожал такие моменты. Он чувствовал себя Суперменом.

– Судно терпит бедствие, – сказал он, достаточно громко для того, чтобы все его расслышали. Подбросив на ладони ключи от машины, он добавил: – Каждая секунда на счету. Прости, любовь моя. Скоро увидимся.

Это ты так думаешь, злобно подумала Максин. Конечно, она понимала важность ситуации, но все равно была недовольна. Ее еще никогда не бросали посреди ужина. И что самое ужасное, ей придется самой оплатить счет.

– Урод, – сказала она вслух и налила себе вина. Теперь она пожалела, что выбрала такое дорогое.

– Боже мой! – Бруно материализовался у ее столика, едва за Томом захлопнулась дверь. – Возлюбленные повздорили?

Максин, поковыряв вилкой мидии, сухо улыбнулась.

– Очевидно, спасение жизней для него важней, чем мое блестящее общество и твоя шикарная еда.

– Некоторые совершенно не в состоянии правильно расставить приоритеты.

– Если бы он знал, как я боролась за эту ночь свободы, – раздраженно продолжала она. – Я не стала бы стараться, если бы подозревала, что может случиться такое. Какое расточительство!

– Некоторые думают только о себе, – с деланным сочувствием сказал Бруно. Он с любопытством отметил, что она не пытается флиртовать с ним, как в прошлый раз. Видимо, встретив его у Дженни, она решила оставить его в покое.

– Ты лучше сходи к шефу и скажи, что стейк уже не понадобится. Я все равно не смогу за него заплатить. У меня наличных даже на такси до дома не наберется.

Но Бруно проголодался, а филе на этой неделе было выше всяких похвал.

– Умоляю, перестань, – сказал он все так же насмешливо, – а то я заплачу. Если хочешь, я могу поесть с тобой. А будешь хорошей девочкой, – он широко улыбнулся, – даже отвезу домой.

Мидии были великолепны, но стейк au poivre[6] оказался и того лучше. Максин, с энтузиазмом принявшись за свою порцию, вскоре подобрела.

– Ну, расскажи мне все, – потребовала она. – Давно ты спишь с Дженни? И почему она так тщательно скрывала от меня эту милую деталь вашего общения?

– Думаю, ты сама ответила на свой вопрос. – Бруно взял бокал. – Дженни не из тех, кому нравится быть деталью общения.

– Ты прекрасно меня понял, – вспылила Максин. – Но мне-то она могла сказать. Я ее сестра! Я вовсе не собираюсь бегать по улицам и делиться ее секретом с каждым встречным и поперечным. Когда надо, я могу быть осмотрительной.

Бруно, слышавший все кошмарные истории ее былых побед, в этом не сомневался. Но сейчас его больше интересовало, действительно ли Максин не догадывается, почему Дженни скрывала от нее их отношения.

– В таком случае, – сказал он, – тому были другие причины.

Максин непонимающе нахмурилась.

– Что за другие причины? – потребовала она объяснений. – Твоя девушка? Ее пропавший муж? Она все равно могла сказать мне.

– Ну хватит тупить, – вздохнул Бруно. – Ты и есть причина.

– Что?

– Ты ее смущаешь. Она считает тебя более привлекательной, – сказал он без обиняков. – Когда она одна, все в порядке. Но с тобой она полностью теряет уверенность в себе.

Максин была потрясена.

– Хочешь сказать, она мне не доверяет?

Да, она определенно не знала. Бруно едва заметно улыбнулся.

– Ну, может, она не доверяет как раз мне. Репутация у меня не самая лучшая…

– Так вот почему она не хотела нас знакомить, – задумчиво сказала Максин. – Думала, что ты можешь предпочесть ей меня.

– Ну разумеется. – В голосе Бруно послышалось раздражение. – Я не могу поверить, что тебе это никогда не приходило в голову. Как можно не заметить такое?

– Очень просто. – Она осушила бокал и посмотрела на свет бутылку. – Я эгоистичная и невнимательная, разве нет?

– И что ты собираешься делать теперь?

– Это тоже просто. – Она улыбнулась. – Попробую выманить у тебя еще бутылку вина.

Когда они ехали к Трезайль-Хаусу, Максин напомнила:

– Ты так и не рассказал, как давно вы встречаетесь.

– В смысле давно ли я сплю с твоей сестрой? – В его голосе слышалась ирония. – Почему бы тебе не спросить Дженни?

Максин пожала плечами.

– Она со мной временно не разговаривает.

– А я тебе ничего не скажу, – сказал Бруно. Покосившись на нее, он добавил: – Разве это не доказывает, каким осмотрительным я могу быть?

– Это точно доказывает, что ты кого угодно можешь взбесить. – Она вгляделась в темноту за окном. – Следующий поворот налево, сразу за большим деревом. Я знаю, что ты мне не доверяешь, но я могу хранить секреты… нет, я же сказала, налево.

Бруно, знавший тут все проезды, промолчал. Ярдов через двести он свернул с шоссе на проселочную дорогу.

– Это не следующий налево, – заметила Максин, когда он заглушил двигатель.

– Мы не закончили разговор. Я хочу узнать еще кое-что.

– И что же?

На черном небе было мало звезд, зато ярко сияла луна. Темнота не была полной; Максин видела белую рубашку Бруно и зеленые глаза. И его улыбку.

– Я сказал тебе, чего боялась Дженни, – непринужденно начал он. – Но ты не спросила, была ли она права.

– О. – Максин на мгновение задумалась, пытаясь понять, к чему он клонит. – Ну хорошо. Была?

– Дженни привлекательная девушка. – Бруно пожал плечами. – Которой нужно поверить в свои силы.

– И?

– А ты, полагаю, уже знаешь, насколько привлекательна.

Максин нерешительно улыбнулась.

– Но когда ты увидел меня впервые, я понравилась тебе больше, чем Дженни?

– Вы обе мне очень нравитесь, – медленно сказал он. – Но у нас с тобой больше общего. Мы понимаем друг друга. И, как я уже говорил, я очень осторожен.

Максин даже не стала изображать удивление. Бруно Перри-Брент оказался настоящим мерзавцем, как она и подозревала. Может, у них и много общего, но даже она не настолько двулична, подумала Максин.

– Понимаю, – прошептала она, поправляя волосы. – Ты хочешь сказать, то, чего Дженни не узнает, не сможет ее и расстроить?

– Именно так. Ты сказала, что можешь держать язык за зубами, когда надо. – Он улыбнулся шире, в темноте сверкнули зубы. Ему совершенно точно даже в голову не приходило, что она может ему отказать. – Нам будет очень весело. Тебе и мне.

Харизма – это сильнейший афродизиак, и Бруно был наделен ею в избытке. Он и правда невероятно привлекателен, думала Максин. Так и должно быть. Только самые привлекательные мужчины могут рассчитывать на успех подобных предприятий. И, видимо, в большинстве случаев вполне оправданно.

Она пожалела, что надела туфли на четырехдюймовом каблуке – хорошо еще, что до дома не больше четверти мили, – и медленно провела рукой по мягкой кожаной обивке.

– Эти сиденья раскладываются? Бруно просиял.

– Полностью.

– Хм-м, – сказала Максин. – Почему-то я так и думала.

– Куда ты? – удивился он, когда она открыла дверцу и вылезла из машины.

Фу, сказала она себе, почувствовав, как каблуки погружаются в трехдюймовый слой грязи. Такая вот награда за благородный поступок. Неудивительно, что раньше ей не приходило в голову их совершать.

– Домой, – ответила она. – Я понимаю, что для тебя это может оказаться потрясением, но ты не абсолютно неотразим. И, если хочешь знать, я думаю, что ты полное дерьмо.

– Максин…

– Бедняжка Дженни. – Она захлопнула дверь и наклонилась к открытому окну. – Чуть не влюбилась в такого лживого подонка.

– Ладно, – сказал Бруно, успокаивая ее жестом. – Намек понял.

– Тогда вот еще один. Может, я и не образец добродетели, но неужели ты и правда думал, что я сыграю такую грязную шутку со своей собственной сестрой?

Бруно очень натурально вздохнул.

– Прекрати читать мне мораль. В конце концов, это было просто предложение. Некоторые девушки сочли бы его за комплимент.

– Боже, ты совершенно аморальный тип!

– А ты вроде как святая? – Бруно опять ухмыльнулся. – Хватит, и нечего поднимать вокруг этого такой шум. Можно было просто сказать «нет».

– Я беспокоюсь не за себя, а за Дженни, – процедила Максин. – Ты причинишь ей боль.

– Я возвращаю ее к жизни, – возразил он. – Какой в этом вред? Никаких ложных надежд я не давал.

– Ты неподражаем. – Она презрительно посмотрела на него. – Когда я расскажу Дженни, какое предложение ты сделал мне сегодня…

– А вот это действительно причинит ей боль, – резонно заметил Бруно.

Максин и сама уже поняла это. Дженни она ничего не скажет, но почему Бруно должен остаться безнаказанным?

– Ну хватит, милая, – сказал он, похлопав рукой по соседнему сиденью. – Без обид. Ты выпустила пар, и теперь я отвезу тебя домой.

Но Максин накинула на плечо ремешок сумочки и покачала головой.

– Я лучше прогуляюсь.

– Почему?

Потому что я только что уронила открытую бутылочку ярко-красного лака для ногтей на пассажирское сиденье, думала Максин, все еще глядя на него в окно. И я не хочу, чтобы все это оказалось на моей замечательной белой юбке. А завтра утром попробуешь объяснить своей подруге, как это случилось.

– Я просто хочу пройтись, – сказала она, выпрямляясь и отступив на шаг. – Не волнуйся, со мной ничего не случится.

– Я в этом не сомневаюсь, – прошептал Бруно, понимая, что его кинули по полной программе.

Кинули по полной, удивлялся он, выруливая на шоссе. И что это за странный запах?..

Оливер любил смотреть, как Tea работает в своей студии. Ему никогда не приходило в голову удалиться от дел, и то, что первый за сорок лет отпуск давался ему так легко, оказалось приятным сюрпризом. В окна светило солнце, дел у него не было, и он просто сидел и восхищался ее мастерством, отдыхая телом и душой.

А еще в ее обществе было очень легко находиться. Она не любила без толку молоть языком. Если у нее было что сказать – что-то стоящее, – она говорила. Если нет – молчала. Оливер считал, что дружелюбная молчаливость, практичный взгляд на жизнь и естественная чувственность превращают ее практически в идеал, насколько вообще может быть идеальной женщина. Повстречав наконец такую, он не собирался ее отпускать.

– Я хотел бы жениться на тебе, – сказал он, но Tea только улыбнулась и потянулась к тазику, стоявшему позади нее, чтобы вымыть руки.

– А я думала, что ты уже получил урок.

До этого он трижды был женат. Все эти женщины с радостью принимали его предложение, и в их глазах словно загорался неоновый символ фунта. А она спокойно продолжала лепить из глины челюсть, а когда солнце заходило за тучи, разглядывала, как лежит тень на собранном наполовину лице.