– Я помогу! – бодро отозвалась бабушка и, глядя на удивленное лицо внучки, добавила: – Мы справимся, Веруша, обещаю никаких хворей!

Но прежде чем дать согласие Милке, Вера, хоть уже все решила, поставила подруге свое условие:

– Мил, я соглашусь при определенных условиях. Ни ты, ни твой Вадим не будете воспринимать меня как приживалку, как обслуживающий персонал и как человека, по гроб жизни вам чем-то обязанного. Если ты хочешь, чтобы я вела хозяйство, то никаких приказов и наставлений ты давать не станешь. Ну, пожалуй, кроме начального этапа, пока мы будем разбираться, что и как заведено у тебя в доме. Но как только я освоюсь и возьму все в свои руки, вариант барыня-служанка не возникнет. Тебе придется объяснить это своему Вадиму.

– Да я ничего другого не ожидала и не думала тебя прислугой нанимать! – отмахнулась Мила. – Ты, Вер, никогда, ни при каких условиях не будешь обслуживающим персоналом, даже если полы мыть станешь или ноги богатым мужикам. У тебя врожденное достоинство, как у дворян прошлого. Всегда этому завидовала, – вздохнула Милка и пожаловалась: – Из меня все плебс прет, приходится с ним бороться и контролировать. А ты у нас королева всегда была, осанка, подбородок вверх, и вроде никакой надменности и пренебрежения к людям, а повыше, повыше стоишь и на расстоянии. Как у тебя это получается? – Вдохнула расстроенно, а выдохнула уже по-деловому.

И они принялись обсуждать детали их совместного проживания. Как говорится, договариваться на берегу.

Первое, что отметила Вера, войдя в квартиру, это то, что она странной планировки, второе – действительно большая. У хозяев апартаментов было двое детей, старшая девочка и сын, с большой разницей в возрасте. Квартира делилась широкой прихожей на правую и левую части, левая, в которой и поселилась Вера, принадлежала старшей дочери. Левая часть получалась отдельным жильем и состояла из двух комнат: спальной и не очень большой гостиной, оборудованной для подростково-молодежной компании друзей девочки. То есть там имелась небольшая барная стойка, удобные кресла-диваны трансформеры, которые можно убрать, освобождая место для танцев, и, естественно, телевизор и музыкальный центр. А рядом душевая комната и туалет. Длинный коридор вел в центральную часть, где располагалась большая кухня-столовая, за ней главная гостиная, напротив нее хозяйская спальная, рядом детская и в торце помещения большие ванная и туалетные комнаты.

Левая, девичья, часть отделялась от остальной квартиры дверью. Так что Милка оказалась права – помешать друг другу они не могли – дом старый, звукоизоляция достойная. К тому же в барном закутке гостиной, предназначенной Вере, имелся маленький холодильник, электрический чайник, встроенная электрическая плита на две конфорки и раковина с краном. Считай, полная автономия.

Влад оказался таким тертым ушлым мужиком тридцати пяти лет, немного заплывшим жирком, рыхловатым от малоподвижного образа жизни и любви к ресторанному гурманству с достойным вином. Первые месяцы между ним и Верой возникло несколько напряженных моментов, но они довольно скоро пришли к взаимопониманию и выстроили свои отношения, которых, надо признать, практически-то и не было, на ровной, уважительно отстраненной основе.

Первым делом, приехав в Москву, Вера записалась на прием к своему декану. Василий Николаевич встретил ее очень радушно, чаем угостил, расспросил, как продвигается реабилитация мамы, какие достижения, а узнав, что Вера вернулась в Москву, оживился пуще прежнего.

– Это очень хорошо, Вера! – обрадовался он. – Надо прикинуть, может, мы что-то сможем сделать, чтобы ты закончила институт!

Вера поделилась планами насчет работы в хорошей клинике и надеждами на зарплату, и даже спросила, не подскажет ли он, куда лучше попробовать устроиться.

– Не надо тебе в клинику, – подумав, сказал Василий Николаевич. – Зарплаты там и в самом деле достойные, но конкуренция высокая. Там же от проведенных операций и процедур деньги начисляют, поэтому тебя к ним допускать будут редко и то к малобюджетным, свои кадры есть, да и не берутся они за все подряд. А в больших профильных клиниках для узкоспециализированных операций тоже постоянные кадры имеются. А тебе практика нужна и желательно по всему возможному спектру травм и заболеваний. – И тут декан оживился: – А знаешь, я тебя к своему приятелю в Склиф определю, в экстренную хирургию! То, что надо! Ты имеешь право ассистировать при необходимости, а он тебя многому научит, и практики там завались, устанешь учиться!

Вот так с легкой руки Василия Николаевича Вера и пришла в Склиф к Виктору Аркадьевичу, который сразу отправил ее в отдел кадров, с которым уже все обсудил и договорился, а потом уж…

– Будьте добры на собеседование, посмотрим, что там Васька в вас такого особенного узрел!

Собеседование не состоялось. Или можно считать, что состоялось? Когда Верочка спустилась на первый этаж и уже собиралась войти в ординаторскую, по громкой связи объявили о доставке пострадавших, дверь распахнулась, и, отодвинув ее в сторону, один за другим торопливо вышли медики.

Вера потянулась за ними, посмотреть, что происходит у стойки приемного и как тут работают.

– Что стоишь? – на ходу крикнул ей Васильев. – Помогай принимать, большая авария на МКАДе. – А кому-то в сторону: – Валя, дай ей робу!

Через три минуты, которые заняло переодевание, Вера уже была в общем котле приема и распределения раненых и пострадавших.

– Диагностируй! – кричал ей Васильев, слушал ее вердикт и снова строго требовал: – Какие оперативные действия?

Когда всех приняли и распределили по операционным, процедурным и палатам экстренной помощи, а Вера переоделась в свою одежду, ее нашел Васильев и удивился:

– А что ты здесь?

– Переодеваюсь, – расстроилась такому ужасному вопросу Верочка, решив, что не подошла она им и сейчас ей откажут в месте.

– Уже пять минут назад должна у завотделением сидеть и график дежурств получать! – строго отчитал он.

– Вы меня берете? – обалдело уставилась на него девушка.

– Я еще из ума не выжил упустить такого специалиста, – усмехнулся ее растерянности Васильев, как-то по-отечески положил руку ей на плечо и пообещал: – А насчет того, как тебе институт закончить, подумаем. Василий сказал, ты талант. А пока я тебя подучу.

Вот уже почти два года она в Москве. Мама все уверенней ходит, уже и на улицу выходить начала и все-таки взяла двоих учеников, больше ей не по силам пока, и то для них с бабушкой подспорье. Институт так и остался несбыточной мечтой, которая все меркнет и меркнет тающим миражом, по мере того как течет незаметно-стремительно время. Смонтировать и состыковать хоть как-то необходимость зарабатывать и очное обучение ни у Веры, ни у замечательного человека Василия Николаевича никак и не получается. Через несколько месяцев ей двадцать восемь лет стукнет, и что дальше с учебой?..

Шестой, самый сложный курс. Вера его уже наизусть знает, штудируя в свободное время учебники и чьи-то старые конспекты лекций, которые дал ей Василий Николаевич! Но сдать экзамены экстерном ей не разрешил ректорат.

Вот такая жизнь.

Бывает, что, как ни стараешься, ну не можешь преодолеть вставших на пути препятствий, и все! Вот какая-то непробиваемая судьба! В жизни и не то бывает, Вера такого на работе насмотрелась и таких житейских историй наслушалась, что свои трудности кажутся чем-то из серии «Повезло необычайно!».

В принципе, согласна – повезло! В первую очередь с замечательными людьми, с Василием Николаевичем, который не пожалел ни времени, ни настойчивости, и по кабинетам министерским ходил, но добился, чтобы Верину маму приняли в клинику и сделали серию необходимых операций. А казалось бы, что ему какая-то там студентка и уж тем паче ее мама? Вы представляете, сколько у него студентов, талантливых в том числе!

Повезло необычайно с Виктором Аркадьевичем. Он не просто принял над Верой шефство, он учил ее, брал на все самые сложные и трудные операции, показывал, что делает и как, рассказывал, ставил ассистировать, зашивать и ценил очень и не забывал похвалить. И лично помогал так составлять графики, чтобы у нее получилось практически полторы ставки, да еще как можно больше дежурств с ним.

И с Милкой повезло, с ее врожденной нелюбовью к хозяйственным делам и столь же сильной любовью к жизни в полной чистоте, порядке и комфорте, да так, чтобы все педантично по полочкам.

Где-то даже с Владом повезло Вере. Поэтому она завтра пойдет на день рождения Милки и будет терпеть компанию пафосных друзей и нужных людей Влада.

На этом моменте любая нормальная женщина задумается над убивающим все хорошие начинания глобальным вопросом – что надеть? Если учесть, что Вера простая медсестра, а компания, в которой придется находиться, богатый тусовочный контингент с перебором чувства собственного величия…

Но насчет определения «простая» Милка бы, как и большинство знавших Веру людей, поспорила. Вот чего-чего, а простоты народной в Вере ни на грамм. И к этому еще парочка нюансов. Первый: Вера обладала врожденным, изысканным вкусом. Второй: она – девушка довольно закрытая, никаких откровений, вся в себе, не сухарь, педант и зануда, нет, наоборот, любит пошутить, посмеяться в компании, внимательна к людям, но все, что касается ее личного пространства и переживаний, закрыто для окружающих, и это добавляет ей некой интригующей загадочности.

Еще про один момент надо рассказать издалека и отдельно.

Помимо дара врачевания, умения концентрироваться на работе, вспоминать в нужный момент все необходимое и стремительно соображать, имелся у Верочки еще один, скорее не дар, а наказание какое-то. Ее словно притягивало туда, где кому-то требовалась медицинская помощь. То в автобусе у кого-то сердечный приступ случится, то велосипедист перед ней упадет и разобьется, то на остановке кому плохо станет, то в метро – не перечесть! Мама утверждает, что это у тех людей сильные ангелы-хранители, которые и приводят Веру в нужные место и время, чтобы она их спасла. Как угодно можно назвать и какой угодно мистики понавыдумывать, но удовольствия мало, честно говоря.

Вера бы предпочла, чтобы они, ангелы те хранители, приводили кого-то другого, ну или для разнообразия хоть чередовали ее «вахты спасения». Но пока «Скорой помощью» ей приходится работать довольно часто. Верочка, повздыхав и смирившись со своей участью, собрала что-то вроде экстренной аптечки, в которую сложила некоторые препараты-таблетки, бинт-вату, жгут, ну, и, разумеется, йод с перекисью. Это после нескольких раз, когда под рукой не оказывалось элементарных таблеток.

Так вот, ближе к наряду. К теме, как говорится.

Наверное, с полгода назад, ожидая зеленого сигнала на переходе, она и другие пешеходы заметили странно едущую машину, вихляющую из стороны в сторону. Проехав переход, автомобиль резко свернул и уткнулся неуклюже в тротуар колесом метрах в трех за пешеходной зеброй. Включился зеленый, и пешеходы двинулись вперед, а Вера, вздохнув тяжко, пошла смотреть, что с водителем. С ним что-то случилось, она не сомневалась.

Водителем оказалась женщина, хорошенько «за», но прекрасно сохранившаяся, выглядевшая очень дорого, под стать роскошной машине, которой управляла, «оттюнингованная» до возраста лет тридцати. Глаза закрыты, откинутая на подголовник голова. Распахнув пассажирскую дверцу переднего сиденья, встав на него коленом, Вера потянулась, проверила пульс – фигово вообще-то бьется.

– Где болит? – спросила она у женщины.

Та открыла глаза, повернула голову в ее сторону и ответила, явно с трудом:

– В груди очень сильно болит и рука отнялась, не чувствую.

– Так, – строго распорядилась Вера. – Не делайте никаких движений, я вам помогу.

Выбралась из машины, вызвала «Скорую», красочно расписав, какого денежного, а возможно и политического уровня пациентка, и свой первичный диагноз: «инфаркт», чтобы оперативнее приехали, не расхолаживались, и, обойдя машину спереди, распахнула дверцу водителя и занялась помощью пострадавшей.

Женщину звали Эльвира, как потом Вера узнала, и оказалась она на самом деле очень, очень… Ну, все поняли. Врачам удалось ее спасти, хоть и инфаркт был тяжелый, но с Верой даме повезло сказочно. Что она и оценила по достоинству.

После выздоровления Эльвира нашла Веру на работе и огласила свою волю прямо в холле их хирургии.

– Вы спасли мне жизнь, – сказала конкретно и строго, без каких-либо проявлений лишних чувств. – А моя жизнь, милочка, стоит весьма и весьма дорого. Денег я вам не предложу, это по-халдейски как-то и унижает мое достоинство, но отблагодарить вас намерена, и так, как считаю нужным. Завтра у вас выходной, я узнавала. Прекрасно. В двенадцать часов дня за вами заедет мой водитель.

Спорить Вера не стала, как и намекать на то, что деньгами взяла бы с удовольствием и не поморщилась этическим зудом, ей как раз надо бы косметический ремонт в маминой квартире сделать.