Я сделала ей страшные глаза. И она сразу въехала:

– Ах, так ты имеешь в виду ту самую Лейлу Рушановну? Так и говори.

– Ну, так я так и говорю…

Витька продолжал беззаботно пилить. Поскольку подобные эпизоды случались достаточно часто, он был невысокого мнения об умственных способностях Оксанки.

– Словом, она пообещала устроить нам встречу с одним человеком. Я не знаю, кто он: режиссер, сценарист, арт-директор, – у них там своя кухня, нам с тобой это ни к чему. Главное, что его епархия – это интеллектуальные ток-шоу. Я хочу подкатить к нему уже с готовым сценарием.

– Со сценарием ток-шоу? – уточнила Оксанка.

– Да. Тему я уже придумала. Она, правда, стара как мир – «Засилье бренда в искусстве». Но мы будем напирать на то, что, мол, в этой теме поблескивают благородные седины классики. И что обсуждать ее актуально во все времена. Как ты считаешь?

– Да-да, – со вздохом покивала Оксанка, – будем напирать…

Я задумчиво закатила глаза:

– Теперь бы еще понять, как нашу Бабу-ягу в этом проекте задействовать. Ведь чувствую, тепло! Очень тепло! Сама подумай! Девица пишет офигенные песни!

– А три ее подружки, – играя бровями, сказала Дорохова, – шикарно играют на разных музыкальных инструментах.

Я покосилась на Витьку. Его пила шла ровно, без надрыва. Значит, он опять не обратил на Оксанкино ехидство никакого внимания. Только спросил:

– Какая девица? Глядя на меня, Оксанка ответила:

– Лейла Рушановна! – И со зверским видом затолкала в рот кусок краковской. Часа два мы выстраивали стройную цепочку сценария.

Пошли от обратного. Кощей, проходящий сегодня как Баба-яга, не бренд. А просто талантливая девчонка, поющая на Арбате. Ну, хорошо, допустим. Привели ее в студию. Посадили на стул. Задали пару-тройку наводящих вопросов. Какие-то приглашенные люди послушали ее песни. И предположим, даже разделились на два противоборствующих лагеря – «за» и «против» того, чтобы девочка снискала себе славу у миллионной аудитории. Что дальше?

На мой взгляд, все это было как-то суховато. Не хватало накала страстей. Оксанка же и вовсе записала сценарий в дешевки.

Тут «полголовы», которые мы и в расчет-то не брали, неожиданно разродились идеей.

Витька возьми да и предложи:

– А поставьте своей Бабе-яге в противовес какую-нибудь фабрикантку.

Мы с Дороховой переглянулись. И секунд несколько смотрели друг на друга в полном изумлении.

– Кого-нибудь из «Корней»! – перемещаясь по столу на локтях, заговорила Оксанка.

– Нет, давай Тимати! – двинулась я ей навстречу. – Тимати – бренд? Бренд.

– А лучше даже не из «Фабрики», а кого-нибудь совсем бендистого. Например, Диму Билана!

– Не, – деловито постукивая молоточком, встрял Витька, – для сохранения баланса надо бы тоже девочку.

В общем, недолго думая, мы переписали сценарий, внеся туда соответствующие предложения и пожелания. Потом я заставила Оксанку захотеть посмотреть кино на кухне, а сама пошла в комнату – звонить Лейле Рушановне.

– Але, Дима? Это Ирина. Ну, как у тебя успехи?

– Привет! – Голос телевизионщика звучал облегченно-радостно (видно, не забыл еще мою вчерашнюю заключительную встряску!). – Все хорошо. Ваня согласился с тобой встретиться. И даже пригласил нас на рыбалку в следующие выходные. Поедем ко мне на малую родину. Под Калугу. Там места просто потрясающие!

– О-о-о… Какой же ты, Димка!.. Димка!

– Что?

– Я тебя обожаю!

Он улыбнулся в трубку:

– Да? А когда мы увидимся?

Когда-когда. Вот на рыбалке и увидимся. А то знаю я вас голубчиков! Ищи тебя потом свищи, вместе с Ваней твоим.

Но вслух я сказала:

– Ну, ты позвони мне завтра, договоримся.

– Может, сейчас договоримся?

– Ой, Димка, у меня на этой неделе встреча за встречей! Я пока никак по времени не определюсь.

Телевизионщик явно погрустнел:

– Ну ладно, тогда до завтра.

У-у, Чижова! Аферистка! Как тебе не стыдно? Бедный мальчик из деревни Кукуево думает, что встретил наконец-то хорошую девушку. Веселую, работящую – такая маме должна понравиться. А ты! Тьфу! Глаза б мои на тебя не смотрели!

Я захлопнула пудреницу, в которую погляделась для того, чтобы выудить ногтем из зуба волокна краковской. И пошла к своим.

Почему-то при моем появлении из дверей комнаты Дорохова загородилась рукой. Судя по неестественным содроганиям и всхлипам, она либо плакала, либо смеялась. Меня это в любом случае насторожило. Стараясь быстрее разглядеть причину, я ворвалась на кухню.

Посередине, обескураженный Оксанкиным поведением, стоял Витька. А рядом – ростом с него – возвышался какой-то ящик, надо полагать, моя полка, которая, честно сказать, была нужна мне для всякой макулатуры.

– Что это, Витя? – беспомощно спросила я. – Витя! Что ЭТО?

Дорохову прорвало. Она уже больше не скрывала своего истинного лица. Ржала так, что слезы градом катились.

– Ира! Витюха вон, вишь, по крупняку работает! На фиг тебе скворечник! Он вон тебе сразу телефонную будку подогнал!

Не обратив на нее внимания, я осторожно обошла ящик кругом.

– Витя, и ты ради этого лишил меня зеркала? – все тем же растерянным тоном спросила я.

Витька напряженно молчал.

Тогда я аккуратно поставила полку горизонтально и попробовала в нее улечься. Ступни немного торчали наружу, но в целом мне это удалось.

– Панночка помэрла! Довел бурсак окаянный! – донесся до меня комментарий, не стану объяснять чей.

Потом Витька в наказание был послан в магазин за продуктами. Вкус сладкого черного кофе уже вызывал отвращение. Нужно было нормально поесть. Время приближалось часам к девяти.

Оксанка засобиралась домой.

– Да погоди! Хоть ужина дождись, – сказала я.

– Нет, поеду. А то, пока в свое Медведково доберусь, зима начнется. – Она в который уже раз вытащила мобильник, взглянула на табло и с грустью констатировала: – Ни звоночка… ни записки от него. Видать, мой стихотворный привет – мимо цели.

– Неужели ты, правда, надеялась, что это подействует? – изумилась я. – Даже если он слышал твое послание – на что я отвожу ноль целых пять десятых процента, – там же ведь совершенно непонятно было, ни от кого оно, ни для кого…

– Надежда, Ира, она ведь дама живучая, это всем известно. Но лично моя уже при смерти. На что надеюсь – сама не пойму.

– Да чего ты маешься? Возьми позвони ему! Или, хочешь, я позвоню?

– И что ты скажешь? Приезжай, Дорохова без тебя в петлю лезет?

– Да, вот именно так и скажу! Этими же точно словами.

– Нет, уж. Поеду домой, буду страдать дальше. – Оксанка сняла с вешалки свой плащ и в задумчивости остановилась: – Ты знаешь, я иногда ловлю себя на мысли… особенно когда занимаюсь чем-нибудь забавным… например, мою окна… Я тебя уверяю, мне так и хочется крикнуть себе самой: «Одумайся! Ведь жизнь так прекрасна!» Ну вот, я занимаюсь, а он стоит и наблюдает за мной откуда-нибудь из укромного уголка. И улыбается этой своей улыбкой, которую я ненавижу. Ненавижу и люблю одновременно. И мне так хочется, чтобы это было правдой! Чтобы он видел, что вот я, такая маленькая по сравнению с ним, но как-то еще живу без него. Дышу. Окна мою. Даже смеюсь иногда. Эх, Ира! Чему это ты так счастливо улыбаешься, хотела бы я знать?

– Завидую тебе.

– Пошла ты в задницу!

Дорохова надела плащ и ушла.

А мы с Витькой до часу ночи превращали «телефонную будку» в две маленькие, ладные полочки. И в эту ночь я даже позволила ему остаться. Черт его знает зачем. Может, после Оксанкиных откровений прошибло?


Несколько дней прошло относительно спокойно. За исключением того, что Оксанка категорически отказывалась ехать на рыбалку. Она почему-то считала, что я непременно стану ее подкладывать под Ваню Сорокина. Ну и что? Даже если и так? Не для себя же стараюсь, для дела!

В конечном счете дотянули до пятницы. А в пятницу, с утра пораньше, мне позвонил Дмитрий. Он уже до того истомился ожиданием нашей постоянно ускользающей встречи, что названивал мне чуть ли ни по сто раз на дню.

Я еще спала, когда телефон заиграл туш победителю, из чего стало понятным, что звонит ВИП-персона. И хотя эта персона мне уже порядком поднадоела, пришлось просыпаться.

О, как это было непросто!

Ночь накануне я почти не спала. Полностью посвятила ее Альбиносу. Теперь он уже дошел до того, что позволил в своей истории меня раздеть. Правда, пока только до половины. Я же изворачивалась как могла. Любыми путями пыталась вытянуть из него информацию. И все-таки выудила парочку интересных подробностей. Например, то, что по происхождению он грек. И при этом не очень высокого роста. Опять же, все это могло не соответствовать истине. Но вот из чего я сделала такие выводы.

Действия на сей раз у нас происходили в каком-то замке. Кажется, было много свечей и горел камин, потому что прежде всего он предложил мне согреться возле него.

«Сударь, – написала я, – если Вы намерены продержать меня здесь до утра, то хотя бы угостите вином. И может быть, пригласите даму на танец?»

«Как скажете, сударыня. Сегодня все ради Вас! Позвольте, я сниму с Вас плащ? Он вымок насквозь».

«Позволяю. Снимите».

«Ну вот. А теперь я покажу Вам, как танцуют у меня на родине. Встаньте ко мне боком и давайте положим руки друг другу на плечи».

«Сударь, мне так неудобно! Вы слишком высокий!»

«Хм… впервые слышу об этом…»

А следом он прислал мне смайлик с подмигивающей рожицей. Просек, одним словом, что я его провоцирую.

Я потянулась к телефону. Убедилась, что номер действительно Дмитрия. И, попытавшись наполнить голос нежностью, сказала:

– Але!

Получилось не очень-то. Как у того зека с высоко поднятым воротником – любимого типажа советских детективов. Даже интонации те же: «Але, Сивый, сходка накрылась. Мусора поганые шмаляют…» Ну вот что-то из этой области.

Благо что Дмитрий воспринимал меня через особую призму долгого ожидания.

– Ну что, девушка, – бодро начал он, – надеюсь, на сегодняшний вечер у тебя никаких переговоров не запланировано. Мы выезд на пять часов наметили. Потом еще подскочим в одно место за вырезкой для шашлыков. И вперед.

– А сколько нам ехать? – пытаясь подавить зевок, но так и не подавив, спросила я.

– Часа три-четыре, если в пробке не застрянем.

– Сколько?!

– Часа три-четыре, а что?

– Да нет, ничего… – Рот просто раздирало зевотой.

Осветитель наконец догадался:

– Я тебя разбудил, что ли?

– Ага…

– Да? – Голос его моментально изменился, став немного тягучим. – И ты сейчас еще лежишь в постельке? Вся такая сонная, тепленькая?

Ну, началось! Распустил слюни, кобель несчастный!

– Угу, – сладко потянулась я в трубку. – Кожа такая горячая ото сна… особенно живот… м-м-м… руку держать невозможно.

Говоря все это, я действительно легонько погладила себя по животу. Я уже заметила. Если подтверждать слова действием, звучит убедительнее.

Дмитрий нервно хмыкнул.

Не знаю, в какую сторону дальше загнулись бы его извилины, но тут его кто-то окликнул, и он заторопился:

– Все, заяц, я побежал! К пяти, максимум к полшестого мы за вами заедем. Да, и если сможешь, возьми еще какую-нибудь подружку для моего приятеля. Он тоже с нами поедет.

Вот интересно, он что, думает, я подружек с деревьев, что ли, снимаю, как яблоки? Откуда еще-то одну? Графову, что ли, позвать? Но тогда придется посвящать ее в наши продюсерские планы!

Я набрала Оксанку.

Типаж советских детективов ожил теперь на другом конце провода.

– Але…

– С добрым утром, солнце! – громко сказала я.

– С добрым утром, мерзкое отродье. Какого хрена ты меня разбудила?

– Хочу, чтобы ты встала и начала собирать вещи. Потому что сегодня вечером мы едем на рыбалку. А если ты думаешь, что я буду отдуваться там одна, то глубоко ошибаешься.

– Да поеду-поеду, – проворчала Дорохова, – Надеюсь, я твоему Ване Сорокину не понравлюсь и он будет рад со мной просто поговорить об искусстве. В крайнем случае опять что-нибудь про Гондурас вверну.

– Это правильно, – одобрила я, – Гондурас действует безотказно, если вспоминать Даниила.

– Ну да, маленькое чудесное государство.

– Слушай, пупс, хотела с тобой посоветоваться. Тут Димка затребовал, чтобы мы взяли еще кого-нибудь из подружек. Я вот думаю – может, Графовой предложить?

– Опасно, – с сомнением сказала Оксанка, – вдруг она Веронике или Мишане проболтается?

Я снова представила картину, как Ладка, истомленная плотской усладой, падает Талову на грудь и, пронзенная нежностью от макушки до пят, раскрывает заговор, плетущийся у него за спиной.

Собственно, мы, конечно, ничего такого не делали: киллеров не нанимали, банковские счета не взламывали. Но кому же из работодателей понравится, что их подчиненные используют рабочее время и возможности фирмы на свой карман?