При моем появлении общество заметно оживилось. Ладка, оборвав на полуслове свой рассказ о том, как она побывала на концерте некой поп-знаменитости и была просто шокирована ее бесталанностью и неумением вести себя на сцене, крикнула мне:

– Чего хотел его вельможество? В ЦДХ посылает?

– Нет, я даже не в курсе. А что в ЦДХ?

– Открытие какой-то выставки, где ожидается большое количество денежных мешков.

– Правда?

– Угу. Я сама хочу съездить. Мне просто с профессиональной точки зрения интересно взглянуть на полотна современников. Поедешь со мной?

– Не знаю, – пожала я плечами (как-то не особо мне приглянулась эта идея). Но, с другой стороны, почему бы и нет? Вдруг что-то новое для себя почерпну?

– Ладно, поехали! – махнула я рукой.

– О! Сейчас еще своей мелкой позвоню! – воскликнула Ладка и, вставив в рот сигарету, взялась за телефонную трубку. – Я тебе не говорила, что ко мне сестренка приехала? Школу закончила и сразу сюда. Она вообще гений! Я, когда ее работы увидела, обалдела! Сейчас на Арбате тусуется. Подрабатывает.

– Оладушек, не кури в офисе! – попросил Олег, наш главный и единственный менеджер. – Талов увидит – вздрючит. Оно тебе надо?

– Да! Пускай вздрючит! – хохотнула Графова. – Я, может, сплю и вижу, чтобы Талов меня вздрючил как следует!

Из-за «Макинтоша» показалось красное лицо дизайнера Алексея. Глаза его, устремленные на Ладку, были полны ужаса. А я внезапно поймала себя на мысли о том, что в красках представляю, как Талов и Ладка занимаются в его кабинете тем же, чем он занимался со мной. И происходит это точно так же, прямо на его рабочем столе. А ведь все возможно. Ладка гораздо моложе меня (мне тридцать три, а ей всего двадцать пять), и она, что тут говорить, до безумия сексуальна.

Мне стало неприятно. Я тоже достала сигареты и закурила. Пусть дрючит нас обеих!

Пока Ладка разговаривала с сестрой, я решила на всякий случай заглянуть на сайт знакомств.

Цветочек напротив Туманного Альбиноса был красный. Все правильно. По моим предположениям, Алекс сейчас только еще спускался с трапа самолета. Он никак не мог быть в Сети. Значит, оставалось ждать его возвращения.

А пока не мешало бы посетить открытую мною же самой в Интернете страничку. А то что-то давно я уже туда не заглядывала. Это была своего рода клубная тусовка имени меня. Я создала ее, когда поняла, что москвичи меня в своих кругах не больно-то жалуют. Ну, скажем, бывало так, позовет меня какой-нибудь знакомый на коктейль-вечеринку, представит гостям, а интереса ко мне ноль целых ноль десятых. Так, перекинешься парой фраз с одним, с другим, иногда даже снимешь какого-нибудь распальцованного дебила. Но такое отношение к себе меня решительно не устраивало.

Открытие виртуального мини-клуба позволило мне перетащить туда всех, с кем мне когда-либо доводилось общаться. Мы варились в этом пространстве и постепенно все между собой тоже перезнакомились. Стали приглашать друг друга на всевозможные мероприятия. Таким образом, когда я в следующий раз шла на ту же коктейль-вечеринку, моих знакомых там оказывалось уже значительно больше. И у прочих гостей создавалась иллюзия, будто я какая-то известная личность, что, разумеется, подогревало их интерес ко мне.

В клубе все было спокойно. Завсегдатаи никуда не разбежались, судя по датам их последних визитов. А те, кто находился там в настоящее время, мирно обсуждали дела житейские. Я не стала им мешать, сославшись на кошмарную занятость, и вышла из Интернета, чтобы не отвлекаться, а дописать наконец сценарий для аудиорекламы, который фирма-заказчик ожидала с большим нетерпением.

Потом мы обедали. Причем единогласным решением этот обед был объявлен «праздничным», по случаю отъезда Вероники. Набив рот бутербродом с красной рыбой, я восторженно рассказывала коллегам о том, как блестяще провела одну из недавних встреч.

– Прикиньте, люди! – с выпученными глазами вещала я, потрясая в воздухе огрызком бутерброда. – Я ведь ничего не знала о преимуществах этого топлива! Но сразу предложила им… считайте! Экономичность – раз! Экологичность – два!..

– Удобную упаковку – три! – перебил меня Олег.

Я поперхнулась и, рассмеявшись, швырнула в него сухарем. Но менеджер, несмотря на свою тучную комплекцию, ловко увернулся.

– Оладушек, – обратился он к Графовой несколько угрожающим тоном, – Будь добра, передай мне, пожалуйста, бутылку колы… Нет, не эту… которая не открыта.

– А-а-а! – заверещала я. – Ладка, не передавай ему! Он сейчас в меня эту бутылку кинет!

– В правильном направлении мыслите, барышня, – удовлетворенно кивнул злоумышленник.

Потянувшись к нему рукой, Графова почти полностью влезла на стол.

– Ух, ты, толстячок злобный, – ущипнула она Олега за двойной подбородок. На что Алексей (больше известный под кличкой ДДА) сделал движение, как будто ему стало душно в тугом воротничке.

И тут в дверь, которую мы оставили приоткрытой, чтобы проветривать офис от сигаретного дыма, вошел Лихоборский. Собственной персоной!

Оксанкин мучитель выглядел чем-то обеспокоенным. Глаза его блестели. Могучая грудь под вязаным свитером ходила ходуном, как от быстрого бега.

– Заседаете? – с порога спросил он. – Приятного аппетита!

– Спасибо, – раздался одинокий голос Графовой.

– Куда вы шефа дели? Машина, смотрю, стоит. Сам-то он где?

– У себя, – доложила я. – Никуда не выходил. И никто с большим чемоданом из его кабинета не спускался.

– Странно. Почему тогда к телефонам не подходит?

Лихоборский быстро прошел мимо нас, на ходу поздоровавшись за руку с Олегом и ДДА.

– Всеволод! Поздравляю! – окликнула я его.

Он обернулся:

– Меня? С чем? – И тут сообразил. – А-а, спасибо, Ирина.

Даже не улыбнулся от переполняющей душу отцовской гордости. Вообще ничего. Дальше пошел.

А все потому, что Балагура ему как заноза в заднице. На него небось такие крали вешались! Он их пачками всех имел! А теперь попал Лихоборский как кур в ощип. Бедняга. Ну да, может, одумается еще – семью на материальное обеспечение переведет, а сам к свободной жизни вернется? По-моему, так было бы правильней. Для чего себе жизнь калечить? Да и Балагуру он счастливой не сделает – за можай ее, тефтелю, загонит. Ох, дурак Лихоборский!

Из задумчивости меня вывел голос Графовой.

– И что же у нашего донжуана за праздник?

– Кто, Всеволод – донжуан? Это почему?

– Да у него внешность такая, как будто он ни одной юбки не пропускает.

Оценив сказанное, я засмеялась:

– А ты знаешь, он и не пропускает…

Пока я делилась с коллегами новостью о том, что у Балагуры и Лихоборского родился сын (причем самой бурной реакция оказалась именно у Графовой, которая Полину в глаза не видела, а мужчины всего лишь пожали плечами: дескать, ну и что, ничего особенного, рады за Полю, надо бы позвонить), сам виновник торжества успел каким-то своим известием сильно озадачить Талова.

Теперь они уже оба спустились вниз. Миша быстро шел впереди, сосредоточенно сведя брови, и, не поворачивая головы, слушал, что ему говорит идущий следом Всеволод.

А говорил он, собственно, следующее:

– Так что, если Клюев сорвет нам поставки, мы фактически банкроты! Не мне тебе рассказывать, Мишаня. Ты в цифрах сам, не хуже моего разбираешься.

Возле двери Миша пропустил друга вперед, и они скрылись из виду. А дурная Ладка сделала им в спину жест, будто потрогала руками что-то мягкое:

– М-м, киска Талов! Как я обожаю этого мена!

Бестолковая. Она даже не поняла, что у мужиков война началась.

Это ведь только здесь Миша был боссом. А в фармацевтической компании Лихоборского он работал финансовым директором. И теперь, судя по всему, друзья влипли в какие-то очень большие неприятности!

Вечером мы с Ладкой поехали в ЦДХ на ее новенькой иномарке, взятой в кредит.

Был самый час пик, и на Садовом кольце мы угодили в жуткую пробку. Передвигались короткими марш-бросками. Но большей частью простаивали в ожидании. Графова ужасно бесилась, крыла матом каждого встречного-поперечного. Я от нечего делать уже и подкрасилась, и покурила. Вдруг вижу, Ладка ни с того ни с сего ставит машину на ручной тормоз, вылезает и направляется куда-то против потока.

Я стала в зеркальце за ней наблюдать.

Ладка зло так, размашисто подходит к идущей за нами машине. Распахивает дверцу водителя и начинает ему что-то выговаривать. Водитель дверцу свою закрывает, а Ладка опять ее – дерг! И давай несчастного драйвера ногой охаживать! Мама дорогая!..

– За что ты его так? – спросила я, когда агрессорша с удовлетворенным видом влезла в салон – одернула куртку, дунула на челку, – и мы тронулись.

– А че он мне в жопу въезжает? Раз въехал! Два въехал! Я ему говорю, а он мне: пошла, типа, коза, отсюда! – И добавила с особой ненавистью: – Сидит там такой пристегнутый!

Утешало в этой истории только одно. Возможно, на сегодня выплеска энергии Графовой хватит, и мне не придется краснеть за нее перед администрацией ЦДХ.

Оказалось, выставку устраивал довольно известный художник (даже я при всем своем равнодушии к живописи где-то слышала его имя). Он представлял здесь свои лучшие работы. А в качестве специальных гостей на выставку были приглашены десяток-другой его натурщиков и натурщиц. Так, чтобы если кто-то не насмотрелся на них по телевизору, мог запросто сделать это теперь. А заодно уж, при желании, сравнить сходство портретов с оригиналами.

Разумеется, к этим приглашенным не относились ни мы с Ладкой, ни сотни других таких же зевак, плотно облепивших служебный вход ЦДХ. По расчищенной от зевак дорожке то и дело проходили какие-то элегантно одетые люди, которых встречали бурными, продолжительными овациями. Угадать, кто есть кто, с нашего расстояния было практически невозможно. А пробиться поближе к металлическим заграждениям оказалось невозможно вдвойне. Я различала только представителей прессы, наскакивающих один на другого и тычущих в нос охранникам свои аккредитационные карты. Ладка же и вовсе утратила к мероприятию интерес, когда поняла, что приобщиться к прекрасному сегодня никак не получится.

– Ну, что, делаем ноги отсюда? – сказала она мне. И вдруг, зорко всмотревшись куда-то вдаль, как заорет: – Ах, ты, козлина вонючая!

Не успела я и глазом моргнуть, как она уже куда-то неслась.

– Ладка, ты куда? – растерянно крикнула я вдогонку.

Она не ответила. Перескочив через лужу, нагнала какого-то парня и рывком развернула его к себе. А потом как размахнется да как звезданет ему в глаз кулаком!

С парня слетела кепка, он схватился за глаз. А ненормальная Ладка уже лезла к нему целоваться. Он, офигев, постоял-постоял и понемногу тоже стал входить во вкус. Притянул ее к себе, весь извернулся как шланг, отклоняя Ладку назад.

Глядя на эту сцену, я решила, что пора тактично удалиться. Наверняка это тот самый хмырь, из-за которого Графова сначала жила в школе, а потом работала в таксопарке. Ну да не мне ее судить. Сама разберется, как с ним поступать. До Крымского моста, в общем-то, здесь рукой подать.

Только я было двинулась к выходу, как меня остановил Ладкин вопль:

– Стой, Чижова! Куда?

Она уже шагала в мою сторону, таща за собой своего молодого проходимца.

– Знакомься! Это Виталик. Тот самый.

– Я уже поняла.

– А это Ирина.

– Очень приятно, – ответил мне Ладкин избранник, имеющий неоспоримое сходство с Дмитрием Харатьяном, при условии что на того надели бы стриженный ежиком рыжий парик и вкатали бы в глаз.

– Слышь, Ирка! Виталик предлагает к нему сейчас забуриться! У него большая хата. Мелкую мою захватим. Посидим, водку попьем.

– Ни-ни-ни! – замахала я руками. – Это вы как-нибудь без меня организуйте! Я уже давно отошла от квартирных вариантов.

– Отказы не принимаются! – влез Харатьян-Рыжий (это я его по аналогии с Панкратовым-Черным окрестила). – Вы, Ирина, не пожалеете. Я живу сейчас у одного живописца. Он временно уехал в Швейцарские Альпы, вдохновения набираться. А я, как его агент и ближайшее доверенное лицо, остался присматривать за его жилищем. Уберегаю, так сказать, от расхищения. Квартира сама по себе как музей. Вам понравится. Едемте!

– Ну ладно, если вы гарантируете качество…

– Я гарантирую!

И мы поехали. По дороге завернули на Арбат, подхватить Ладкину сестру Ксению. Она устроила нам всем сюрприз – стояла не одна, держа за руку какое-то волосатое чучело с гитарой за спиной.

– Это Шурик! – представила она нам своего спутника. – У него еще есть другое имя – Кощей! Можете обращаться к нему тем именем, которое больше нравится.

С появлением Харатьяна меня пересадили назад, а теперь еще подсунули под бочок Кощея. Причем последний, категорически не пожелав расставаться с гитарой, впихнул ее себе между колен, в результате чего наши ноги терлись друг о дружку все время, пока мы ехали (благо что не слишком долго).