И совершать свои собственные ошибки.

Если я хочу именно этого, тогда чего я так боюсь? Ему нужен контроль? Отлично. Он хочет сам решать, в каком русле будут развиваться наши отношения? Без проблем. Хочет говорить мне, когда придержать коней? Что ж, это того стоит.

Это моя жизнь. И если он мне нужен, значит, я заслуживаю этого. Меня не волнует написанное мелким шрифтом.

Я перекатываюсь на живот и протягиваю руку за телефоном. На часах 3:10. Без разницы. Просматриваю список входящих вызовов и нахожу номер, с которого Тэйт звонил мне тем вечером, когда стоял за дверью цветочного магазина. Он отвечает после первого же гудка, я слышу его низкий голос:

– Шарлотта.

– Ладно, – говорю я в трубку. Мое тело все еще разгоряченное, я дрожу от остывающего на коже пота. – Попробуем по-твоему.

Я делаю выдох, между нами повисает тишина. Я отчетливо слышу его дыхание на другом конце линии: если закрою глаза, то смогу представить, что он здесь, в моей комнате.

– Я думал о тебе всю ночь, – наконец произносит он. – Не мог заснуть. – Вот почему он взял трубку на первом же гудке. – Рад, что ты передумала. – Я слышу в его голосе улыбку, и в этот момент понимаю, что сделала правильный выбор.

Мне уже все равно.

Плевать на оговорки и границы.

Плевать на мои правила.

Мне просто нужен он.

Глава 9

– Что с тобой произошло? – спрашивает Карлос, упираясь локтем в металлическую дверцу соседнего шкафчика.

Воспоминания о прошлой ночи все еще гудят у меня в голове: звонок Тэйту в три часа ночи, моя кожа, пылающая от влажного ночного воздуха. Я прячу от Карлоса улыбку. Я не готова рассказывать ему про Тэйта. Возможно, отчасти мне боязно услышать, что скажет друг, – ведь несмотря на все его шуточки он может действительно быть разочарован тем, что я нарушила свое правило не ходить ни с кем на свидания. А вдобавок еще и тот факт, что я встречаюсь с Тэйтом Коллинзом. Мне правда не хочется, чтобы эта информация стала всеобщим достоянием; если мне было так неловко, когда посреди урока мне принесли цветы, то каково же мне будет, узнай все о наших отношениях? Так что, пожалуй, я ничего пока не буду говорить. Мне не нравится скрывать это от Карлоса, но я помню слова Тэйта и не тороплюсь..

– В каком смысле? – уточняю я, бросая рюкзак в шкафчик.

– Ты вся светишься.

– Ничего подобного, – возражаю я. Но сама прикасаюсь к щекам кончиками пальцев, будто могу стереть это с лица. Собираясь на первый урок, достаю учебник по истории – его мягкая коричневая обложка вдоль и поперек разрисована экзотическими цветами и танцующими фигурами, которые я выводила во время скучнейших лекций мистера Трентона по истории Америки.

– Нет, правда, – говорит Карлос, опуская локоть и придвигаясь ближе ко мне. – Я же знаю тебя – ты сияешь. А это прогресс, учитывая, какой депрессивной ты была последние три недели.

Его слова напоминают мне о первом ужине с Тэйтом, когда я еще не знала, кто он такой. Тогда я сказала ему, что нормальные люди в обычной жизни не сияют. А потом узнала, что он один из них – один из тех людей, чьи лица светятся в музыкальных клипах, на бортах автобусов и рекламных щитах. При воспоминании о том разговоре я ощущаю укол стыда. Интересно, правда ли это – что обычные люди тоже могут сиять. Я улыбаюсь.

Эми Роджерс копошится рядом с Карлосом, пытаясь подобраться к своему шкафчику, но он не сходит с места – ждет моего ответа.

Я бросаю на него строгий взгляд.

– И вовсе я не была депрессивной. – Эти слова кажутся неубедительными даже мне. – Мне просто радостно оттого, что сегодня пятница, – говорю я так, словно приближающиеся выходные могут быть причиной того, что моя физиономия лучится.

Карлос как будто верит мне.

– Что ж, здорово, что старушка Шарлотта вернулась. Я тоже ужасно жду выходных. Миссис Дункан завалила нас домашкой по матанализу, и я подумываю о том, чтобы сжечь свой учебник в знак протеста.

– Очень эффективное решение, – отвечаю я с улыбкой.

– Рад, что ты со мной согласна. Еще я решил зависнуть завтра на Netflix[3], развеяться немного.

Я киваю, но потом слышу рингтон своего телефона и начинаю поспешно копаться в сумке.

– Увидимся на английском. – С этими словами Карлос разворачивается и встраивается в поток школьников, направляющихся на первый урок.

Я достаю телефон, на экране все еще светится сообщение.

Оно от Тэйта.

«Можем увидеться?»

Грудь охватывает трепет, по телу разливается жар, и я окидываю взглядом заполненный народом коридор, как будто кто-нибудь из проходящих мимо может прочитать мое сообщение и догадаться, что оно от Тэйта Коллинза. Но никто не обращает на меня внимания – как обычно.

«Да», – пишу я в ответ.

На экране появляется другое сообщение: «Сегодня?»

Я как раз собираюсь ответить, когда из динамика над моей головой аккордом из четырех нот раздается звонок: до начала урока осталось всего пять минут. Я захлопываю шкафчик и смешиваюсь с толпой. На ходу пишу ответ: «Скажи где», и нажимаю «Отправить».

День тянется так, словно время замедлилось. Мы анализируем экзаменационный материал, который я с трудом воспринимаю, а на уроке истории проводят внеплановую контрольную, но я не помню, доделала ли ее до конца.

Я постоянно проверяю телефон в ожидании ответа от Тэйта, который все не приходит.

После уроков, получив очередные задания для школьной газеты, мы с Карлосом направляемся к выходу. Впереди нас ждут выходные. Проходя через массивные двойные двери, Карлос без умолку рассказывает, как сегодня на уроке физкультуры случайно угодил мячом Аманде Коатс в лицо, играя в «вышибалы».

– Конечно, мне было ужасно неловко, – говорит он. – Но эта девчонка слишком сильно накрашена, и на физкультуре мячи, как магнитом, притягиваются к ее лицу…

Он продолжает разглагольствовать, но я слушаю лишь вполуха. Мой взгляд устремлен на дорогу сквозь толпу школьников, которые спешат в разных направлениях.

Там, у обочины, стоит машина Тэйта.

– Я слышал, что Майк Логан сегодня устраивает вечеринку. – Голос Карлоса снова отдается у меня в ушах. – Может, сходим? Должно быть весело.

– Не могу, – отвечаю я, переводя взгляд с машины на Карлоса. Он ее пока не заметил.

– А чем еще тебе сегодня заниматься? Сегодня же пятница, Шарлот. Учеба может подождать до завтра. – Он переминается с ноги на ногу и бросает на меня многозначительный взгляд. – К тому же я думал, что на этой неделе у тебя не было работы в лаборатории – твой профессор вроде как готовится к каким-то новым опытам или что-то в этом роде?

– Знаю… – говорю я, заправляя прядь волос за ухо. – Просто… Мне нужно заранее начать подготовку к экзамену по истории. Похоже, я провалила сегодняшнюю контрольную.

– Это вряд ли. Шарлотта Рид никогда не проваливает контрольные.

– Прости, – бормочу я, насупившись.

– Отлично. – Карлос делает шумный выдох. Но, несмотря на явную досаду, все равно целует меня в щеку, прежде чем уйти. – Позвони мне завтра! Мне нужна твоя помощь с математикой, не забудь!

Я машу ему на прощание, делая вид, что ищу что-то в рюкзаке. Когда Карлос переходит дорогу и исчезает из виду, я спускаюсь по ступенькам к машине. Она не сдвинулась с места с тех пор, как я вышла из здания. Я начинаю сомневаться, подходя ближе: может, я ошиблась – может, это не Тэйт.

Но тут дверца распахивается.

Я застываю на месте, вглядываясь в темноту салона.

– Ты садишься? – Из темноты доносится голос – голос Тэйта.

Мое сердце подскакивает в груди, и я быстро окидываю взглядом парковку и газон перед школой. Только Дженна Санчез, которая, как мне кажется, до сих пор расстроена тем, что в тот день на уроке английского цветы принесли мне, а не ей, смотрит на меня с боковой дорожки, где стоит и болтает со своими друзьями. Но потом она отворачивается.

Я скидываю с плеч рюкзак и ныряю на пассажирское сиденье. Тэйт улыбается мне. Вид у него почти застенчивый.

– Привет, – говорит он.

– Я не знала, что ты меня заберешь.

– Хотел устроить тебе сюрприз.

– У тебя получилось. – Я пытаюсь сдержать улыбку, которая так и рвется с моих губ. Не хочу, чтобы он знал, как я рада его видеть. Это кажется мне глупым, девчачьим и вообще на меня не похожим.

– Я знаю, что ты, возможно, еще сомневаешься. Но когда ты позвонила ночью, я… мне не терпелось увидеть тебя снова.

Я поднимаю на него взгляд. Изогнутые губы, темные глаза и миллион загадок, которые я еще не разгадала. При виде него мое сердце начинает подскакивать к самому горлу. Та усталость, которую я ощущала до встречи с ним, испарилась. Все нервные окончания в моем теле воспламеняются, когда он рядом.

А потом я замечаю в его руках полоску черной ткани.

В его руках черная полоска ткани.

– Что это? – спрашиваю.

– Повязка на глаза. – На его щеке играет ямочка. – Я хочу отвезти тебя кое-куда, но это тайна.

Я беспокойно ерзаю на сиденье. Повязка на глаза, серьезно? Я должна сейчас же выйти отсюда. Поехать домой и поработать над своими эссе для Стэнфорда, сделать домашнее задание, дать Мии отдохнуть от Лео – все что угодно, только не это. И тем не менее остаюсь на месте.

– Шарлотта, – произносит Тэйт мягко. – Ты мне веришь? – Он говорил нечто подобное вчера вечером. Для него это важно. Я хочу, чтобы он знал: я готова попытаться.

Поэтому киваю.

– Я верю тебе.

С этими словами я поворачиваюсь лицом к окну. Мое отражение смотрит на меня: широко распахнутые глаза, волосы, лезущие в лицо. А потом отражение исчезает: Тэйт завязывает мне глаза. Я прикусываю нижнюю губу.

– Не слишком туго? – шепчет он мне на ухо.

Я качаю головой, нет. От его горячего дыхания у меня в животе разливается пьянящее тепло.

– Не подглядывать, – добавляет он.

Автомобиль трогается с места, встраивается в поток.

Теперь, когда я лишена возможности видеть, остальные мои чувства обостряются. Я слышу размеренное, едва различимое дыхание Тэйта. Чувствую его запах – чистый, свежий аромат одеколона и что-то еще, напоминающее соленый океанский воздух. Я представляю, что он приближается ко мне, воображаю, какого это – ощущать его прикосновения, не видя его самого.

На протяжении нескольких минут в машине царит тишина, а потом Тэйт спрашивает:

– О чем ты думаешь?

– Не… – начинаю я, но обрываю себя на полуслове. Я знаю, ему нужен искренний ответ. Чувствую это по его тону – он хочет услышать правду. Но не могу признаться, что думаю о его прикосновениях, поэтому говорю:

– Об океане.

И отчасти это правда.

– О чем именно?

– О воздухе. Он пахнет солью и солнцем, а еще чуть-чуть зеленью. И… – Я умолкаю, но Тэйт ничего не говорит. Теперь я с трудом слышу его дыхание, словно он задержал его в ожидании продолжения. – Я думаю о прикосновениях волн, – добавляю я, – когда они забираются все выше по твоим ногам. В детстве я всегда считала, что море живое, что оно пытается утащить тебя подальше от берега. И так… отчаянно, словно тянется к тебе из самой глубокой точки океанского дна. Порой мне хочется позволить ему – позволить унести меня на глубину, где я могла бы дрейфовать тысячи миль, пока благодаря волнам я не окажусь на берегу какого-нибудь далекого континента. Мне нравится думать об этом.

Воцаряется тишина, и я гадаю, смотрит ли Тэйт на меня.

– Мне нравится твой образ мыслей, – наконец произносит он, и я слышу, как он меняет положение в кресле.

Я облизываю губы, потом прикусываю нижнюю. Тэйт делает вдох.

– Шарлотта… – говорит он с мольбой в голосе.

– Что?

– Просто… не делай так, ладно?

– Не делать как? – спрашиваю я и, к собственному удивлению, начинаю ощущать себя в своей тарелке. Мне это нравится. Я снова мягко закусываю губу. Знаю, что он смотрит на меня, и все мое тело покалывает, как будто он прикасается ко мне. Словно это он покусывает мои губы.

– Шарлотта. Я вряд ли это выдержу. – Я слышу в его голосе улыбку. – Ты сведешь меня с ума.

Значит, не только Тэйт обладает властью в наших отношениях, что бы он ни говорил. Я откидываюсь в кресле, улыбаясь про себя.

Машина плавно останавливается, и я понимаю, что звуки города стали тише. Мы уже не на одной из главных улиц.

Когда дверца открывается, меня окутывает внезапный порыв ветра – несмотря на то что он теплый и мягкий, по моим рукам пробегают мурашки. Когда Тэйт прикасается ко мне, чтобы помочь выйти из машины, между нами словно проскакивает разряд электричества. Вдали раздается гудок автомобиля. Я понятия не имею, где мы находимся.

Я делаю всего несколько шагов, а потом через дверной проем попадаю в какое-то здание, где витает запах пыли и мебельной обивки.

Моя нога упирается во что-то твердое.

– Ступени, – поясняет Тэйт.