– Одно свидание, – продолжает он низким, почти гипнотическим тоном. – Скажите да. Что вы можете потерять?

Все, думаю я.

Но сердце в груди трепещет. В голове плывут безумные мысли о том, как я снова окажусь рядом с ним, буду вдыхать насыщенный пьянящий аромат его одеколона – и, может быть, он снова ко мне прикоснется. Это все, что мне нужно: пару мгновений с ним, и тогда я смогу забыть о нем навсегда. Я знаю, что торгуюсь с собой. Но мне все равно. Я чувствую, что сдаюсь.

– Если я один раз схожу с вами на свидание, вы перестанете сюда приходить?

– Клянусь, – отвечает Тэйт, и, подняв глаза, я вижу, что он прижал ладонь к стеклянной двери, словно для того, чтобы скрепить договор. Моя кожа вспыхивает так, словно он прикасается ко мне. Я кладу трубку, потому что не уверена в том, что мой голос будет звучать ровно.

Я намеренно заставляю Тэйта ждать, не торопясь заканчиваю дела в магазине. Радуюсь возможности вернуть себе самообладание. Выйдя наконец на улицу, вижу, что Тэйт стоит прислонившись к машине, и мое сердце снова начинает бешено колотиться. Он улыбается, и на мгновение его лицо становится более открытым, чем за все время с момента нашей первой встречи.

– Итак? – говорю я, надеясь, что в такой темноте он не заметит румянца на моих щеках.

– Ты об этом не пожалеешь, Шарлотта.

* * *

Мы идем по бульвару Сансет, где вдоль тротуара тянутся бесчисленные кафе, с их желтыми и красными зонтами, круглыми столиками, покрытыми белыми скатертями, и сидящими за ними людьми, которые потягивают коктейли, дыша мягким вечерним воздухом.

На протяжении нескольких кварталов Тэйт хранит молчание, и меня это устраивает. Я боюсь того, что он может сказать, если заговорит. Или того, что я могу ему ответить. У меня такое чувство, словно все это мне снится, однако внутри нарастает волнение, напоминая о том, что я не сплю.

– Ты голодна? – наконец спрашивает он, проводя рукой по своей стриженой голове. По короткому ершику волос можно догадаться, какого они цвета. Скорее всего, темно-каштановые.

– Наверное, – отвечаю я, потирая запястье, на котором нарисован кривобокий треугольник – самодельная татуировка, сделанная синей шариковой ручкой.

– Есть одно отличное место в паре кварталов отсюда. «У Лолы».

Я смеюсь, но потом смотрю на Тэйта и вижу, что он абсолютно серьезен. Один ужин в этом ресторане стоит больше, чем я зарабатываю за неделю.

– Они нас вообще впустят?

– А почему нет?

– Потому что мы… – Я делаю паузу, подыскивая правильные слова, затем замечаю идущую нам навстречу парочку. На молодом человеке – легкий серый костюм, он говорит по телефону, не обращая внимания на свою спутницу на высоких шпильках, которая держит его за руку. – Потому что мы – не они. – Я едва заметно киваю в ту сторону, когда парочка проходит мимо нас: воплощение элегантности и утонченности.

Тэйт изумленно улыбается, покосившись на меня.

– Верно подмечено, – соглашается он. – Тогда мы проберемся туда через задний ход. Я знаю одного парня с кухни. – Один уголок его рта приподнят, а в глазах светится озорство. Я качаю головой.

Но не перестаю идти. И не говорю ему, что мне, вероятно, стоит вернуться к цветочному магазину, где я оставила свою машину. Что мне лучше поехать домой. Я не хочу признаваться себе в этом, но мне нравятся эти ощущения: волнение в животе, прилив тепла к шее и щекам, всякий раз, когда он на меня смотрит. Только одно свидание, напоминаю я себе. Одно свидание не собьет меня с пути. Всего одно свидание, и Тэйт оставит меня в покое.

Я почти что верю себе.

Впереди мерцают окна ресторана «У Лолы», освещенного в основном лишь пламенем свечей. Мы с Карлосом не раз неспешно прогуливались мимо этого ресторана: Карлос надеялся подстеречь одного из своих многочисленных голливудских кумиров, а я составляла ему компанию. Но нам так и не повезло. Почти невозможно разглядеть лица людей, сидящих в зале, потому что там слишком темно. В этом и смысл, я уверена.

Когда мы подходим ближе, Тэйт быстро берет меня за руку и тянет в переулок. У него теплая и сильная ладонь, и у меня перехватывает дыхание. Он ударяет кулаком по металлической двери, а потом снова поворачивается ко мне. На его лице нет улыбки, но глаза сияют.

Дверь сначала чуть-чуть приоткрывается, скрежеща по бетонному полу, а потом широко распахивается. За ней, вытирая руки о белое полотенце, стоит мужчина в форме шеф-повара – белой куртке и синих клетчатых штанах.

– Тэйт, – произносит он отрывисто. Оглянувшись, бросает взгляд в кухню, потом снова на нас, быстро обводит меня взглядом.

– Есть свободный столик? – как ни в чем не бывало спрашивает Тэйт.

Криво улыбнувшись, мужчина кивает.

– Идите за мной.

Тэйт оборачивается, снова берет меня за руку и проводит через кухню, где все помощники повара и официанты, застыв, глазеют на нас. Шеф-повар толкает дверь и, оказавшись в зале ресторана, подзывает хостес. Девушка окидывает нас взглядом, а потом ведет вдоль задней стены заполненного народом ресторана. В воздухе звучит негромкая симфония позвякивающих бокалов и звона серебряной посуды, лица людей вспыхивают в пламени свечей, стоящих на каждом столике. Даже в темноте зала я ясно вижу, что в этом месте девчонки вроде меня не сидят напротив парней вроде Тэйта. И тем не менее мы здесь, устраиваемся в кабинке в укромном уголке ресторана.

Тэйт откидывается на спинку сиденья, смотрит на меня: словно ждет, что я заговорю первой. И хотя мне совсем не хочется ему потакать, я не могу справиться с любопытством. Что мы вообще здесь делаем?

– Как часто ты здесь бываешь?

– Достаточно часто.

Я чувствую, как мои брови ползут вверх.

– Оно и видно.

– Это место существует с тридцатых годов, – говорит Тэйт. – Хамфри Богарт любил здесь выпить. Тогда ресторан назывался просто «Клуб». Богарт и другие члены съемочной команды приходили сюда после съемок «Касабланки».

– Я не смотрела «Касабланку».

– Что? – Тэйт подается вперед.

– Знаю, это ужасно. У меня просто… нет времени на такие развлечения, – отвечаю я, смутившись.

– Чем же ты занимаешься, когда не работаешь? – спрашивает он. Видя, что я молчу, напирает: – Ты работаешь не каждый день, так что же ты делаешь в остальные дни после школы?

– Ты знаешь мой рабочий график?

– Его несложно вычислить.

– Ты понимаешь, что это даже пугает? – говорю я и вздыхаю при виде его самоуверенной ухмылки. – Ладно. По вторникам и пятницам я езжу на стажировку в Калифорнийский университет.

– Чем именно ты там занимаешься?

– Тебе это покажется скучным. – Я прижимаю ладони к столу. Прохладное дерево успокаивает меня.

– Откуда ты знаешь? – парирует Тэйт. – Тебе же ничего обо мне неизвестно. – Он повторяет те самые слова, которые я сказала на прошлой неделе, когда заявила, что не стоило присылать мне цветы. Но он произносит их с какой-то задумчивой улыбкой.

– Я работаю в лаборатории, где изучают способы распространения грибных спор. В частности, влияние на них ветра. – Я смотрю на Тэйта с таким видом, словно только что выиграла сражение. Если бы он знал, насколько эпически скучна моя жизнь, то наверняка не захотел бы иметь со мной ничего общего.

Однако он просто проглатывает мой ответ и переходит к следующему вопросу.

– Тебе нравится?

– Мои научные занятия?

– Ага.

– Наверное.

– Хм-м, – произносит Тэйт и делает знак официанту. Потом снова поворачивается ко мне, возобновляя допрос. – Так как же ты проводишь свободное время, когда ты не в школе, не на работе и не на стажировке?

– Я еще не упомянула о работе в школьной газете по пятницам после уроков и о курсах французского по вторникам раз в две недели, – сообщаю я, отчасти хвастаясь, отчасти смущаясь.

– Я начинаю волноваться, что у тебя вообще нет никакой личной жизни.

Я только молча улыбаюсь и бросаю взгляд на соседнюю кабинку, в которой сидят мужчина и женщина. Могу поклясться, что лицо мужчины мне знакомо: вероятно, это какая-нибудь знаменитость.

– Если бы Карлос знал, где я, он бы помер от зависти.

– Карлос – это твой лучший друг?

Я киваю:

– Он просто помешан на знаменитостях.

– А ты нет?

– У меня времени нет, чтобы отслеживать всех популярных людей в этом городе. Но если мы увидим кого-то хоть сколько-нибудь известного, пусть даже актера из малобюджетного фильма, то мне, вероятно, придется тебя смутить и пойти за автографом для Карлоса. – Я сохраняю серьезность. – Надеюсь, ты не возражаешь.

– Вовсе нет. – Тэйт улыбается, наклонив голову. – Я с радостью помогу тебе добыть этот вожделенный автограф, даже сфотографирую тебя вместе со звездой, если уж на то пошло.

– Ой, правда? – Я почти смеюсь. – Тогда ты должен сказать мне, если кого-то заприметишь, потому что я и Брэда Питта не узнаю.

– Не узнаешь?

Я качаю головой:

– В реальной жизни знаменитости выглядят иначе. – Тэйт смотрит мне прямо в глаза, внезапно сосредоточив все свое внимание на мне, и я чувствую, как мои щеки теплеют. – По телевизору и на журнальных снимках все кажутся сияющими и блестящими. В обычной жизни люди так не сияют.

– Так, значит, всему виной фактор сияния?

– Наверное. – Я опускаю взгляд на свои руки, сложенные на коленях, потом кладу их на стол и начинаю перебирать сверкающие серебряные приборы, разложенные на белой салфетке из ткани.

– Мне это нравится – в смысле, нравится твоя теория, – размышляет вслух Тэйт, снова откидываясь назад. – И возможно, ты права.

У нашего столика появляется мужчина в черном. У него в руках поднос с тарелками. Он ставит блюда на стол и выпрямляется:

– Остальное в процессе. Приятного аппетита.

– Спасибо, Марко, – благодарит Тэйт удаляющегося официанта.

– Мы же ничего не заказывали, – шепчу я ему через стол, заставленный множеством закусок.

– Здесь знают мои предпочтения.

– Серьезно, как часто ты сюда приходишь?

Тэйт в ответ только улыбается. Я пробую все, что стоит передо мной – изысканно свернутые летние роллы, салат с мандаринами, суп-карри и затейливую башенку из овощей-гриль. Тэйт наблюдает за моей реакцией, бросая на меня взгляд всякий раз, когда я пробую новое блюдо. Когда приносят горячее и воздух наполняет насыщенный аромат плоской лапши с имбирем и специями, я сомневаюсь, что смогу проглотить что-то еще. Однако запах настолько невероятный, что мои вкусовые рецепторы буквально требуют, чтобы я съела кусочек… а потом еще один, и еще.

Покончив с едой, я откидываюсь на спинку сиденья, удовлетворенная и сытая. Мне жаль только, что Карлос не может все это попробовать. Он бы упал, если бы увидел меня сидящей в этом ресторане… с таким парнем, как Тэйт. Да с любым, на самом деле. Надо бы отправить ему сообщение: «Угадай, где я прямо сейчас?». Но я воздержусь.

Официант не приносит счет – вместо этого, убирая тарелки, он обменивается с Тэйтом очередным таинственным кивком; похоже, здесь это единственная форма общения. Тэйт тоже сидит откинувшись назад и смотрит на меня.

Я снова задумываюсь о том, как мало я о нем знаю и как много он знает обо мне. Пора сравнять счет.

– Раз уж у меня нет в распоряжении таких источников, как у тебя, – говорю я, цитируя его недавние слова, – то мне придется выяснить, кто ты, по старинке. – Я произношу это легким и игривым тоном, но на его лице отражается беспокойство.

Парень сужает глаза, словно не уверен в том, к чему я клоню.

– Сколько тебе лет? – Это кажется мне самым естественным первым вопросом и немаловажным тоже.

Тэйт еще больше прищуривается, аккуратно складывая салфетку и возвращая ее на стол.

– Мне девятнадцать.

– Так значит, ты уже закончил школу?

– Вроде того… но не совсем школу. У меня были частные преподаватели.

Ходячий капитал, думаю я, но не произношу это вслух. Теперь все начинает проясняться.

– Интересно, – я постукиваю пальцем по подбородку, как репортер, собирающий сюжет по кусочкам.

– О, правда? – усмехается Тэйт, и в его глазах вспыхивает искорка. Он понимает, что я пытаюсь сделать: выжать из него всю возможную информацию. – Ну а тебе сколько? – произносит он.

– Недавно исполнилось восемнадцать. – Но я чувствую, что он, вполне возможно, уже знает ответ на этот вопрос. – Ты всегда жил в Лос-Анджелесе?

– Не всегда. Только последние несколько лет.

За одним из столиков поблизости раздается женский визг, и Тэйт вздрагивает, садится прямо и обводит взглядом зал. Но визг переходит в затяжной смех, и Тэйт, расслабившись, снова переключает внимание на меня.

– Где же ты вырос?

– В Колорадо.

Такого ответа я не ожидала. Тэйт производит впечатление местного. Здесь он настолько в своей стихии. Я думала, он назовет Сан-Франциско, или Ориндж-Каунти, или даже далекий Сиэттл. Мне сложно представить его в таком месте, как Колорадо; для меня это штат с рекламы лыжных курортов: белые припорошенные снегом склоны, небольшие горные городки, люди, пьющие горячий какао перед гигантскими каменными каминами. Возможно, это преувеличение, но мне нравится так думать. Зимняя, идиллическая жизнь.