Лифт дзынькает. Выхожу. Иду к двери, но, по ставшей привычной традиции, открывать ту своим ключом не тороплюсь. Звоню, ожидая с порога обрадовать Татку, но в этот раз дверь мне открывает какая-то незнакомка. Пока я, уронив челюсть, обозреваю ее с ног до головы, та смущенно представляется Карине и скрывается в гостиной, откуда доносятся взрывы смеха и веселые голоса. Переступаю порог, наступив на задники, стаскиваю туфли и наталкиваюсь на взгляд вышедшего на шум отца.


— Это что такое? — киваю вглубь квартиры, — Не в курсе?


— А, это стихийно образовавшаяся вечеринка. Там и Кира, и твоя теща, и, всякая другая родня…


Понятно. Судя по количеству обуви у входной двери, у меня расквартировалась вся армянская диаспора города. Как будто мне мало отца и сестры, которые, оккупировав мою квартиру, кажется, решили остаться в ней жить навечно.


Из кухни, испуганно прижимаясь к стеночке, выходит Стасян. Косится в сторону гостиной желтым взглядом и выдает возмущенное «мя»! Наклоняюсь, чешу кота за ухом. Как же я тебя понимаю, парень. Самому это все не нравится. Не знаю, почему, но я до сих пор не нашел времени на то, чтобы познакомиться с Таткиными родными. Говоря откровенно, мне кажется, я не впишусь в эту дружную и ужасно разговорчивую, судя по стремительно увеличивающемуся количеству не просмотренных сообщений в чате «Родня», компанию.


— Боишься? — улыбается отец.


— С чего бы? — хмурюсь я.


— Не знаю. Наверное, показалось. Но если вдруг нужен совет…


— От тебя? Ты, должно быть, шутишь… — Вздыхаю, собираюсь с силами и вхожу в комнату. Моим глазам открывается довольно живописная картина. Накрытый стол, повсюду незнакомые люди. Человек двадцать, а то и больше. Татки среди них нет, зато мне навстречу из кресла поднимается теща, а пара других женщин, которые по очереди сжимают меня в объятиях, как родного. Мягко сказать, чувствую себя не в своей тарелке. Я хорош во всем, кроме всех этих семейных посиделок.


— Я — Ануш, тетушка Таты. Это — Карине, двоюродная внучатая племянница дяди Арама, а вот и сам Арам… А это, полагаю, нам цветы? Вай! Какой заботливый мужчина!


— А я, значит, не заботливый?! — под всеобщий хохот возмущается тщедушный мужичок с огромным носом, которого мне еще не представили.


— Вай, Гагик, ты — это ты!


Ну, что ж… Похоже, мне ничего не остается, кроме как начать раздавать Таткин букет всем собравшимся женщинам. Зря она меня не предупредила о гостях, я бы купил цветы каждой, но Татка всегда поступает на свой нос — и вот результат.


— С праздником… эээ… — мнусь, ну, не называть же мне эту прекрасную женщину тетушкой?!


— Ануш! — подсказывает та.


— С праздником, Ануш, — отсоединяю от охапки тюльпанов, несколько штук, протягиваю Таткиной тетке, за ней следует теща, все остальные дамы, не забываю и о невестке с сестрой. Ника кажется тоже немного сбитой с толку происходящим. Зато Сашка — как рыба в воде. В семью Татки на правах лучшего друга мой братец вошел давным-давно. Еще в школе. Помню, как он любил бывать у Манукянов в гостях… И все его истории о них помню.


— Ой, Клим! Привет, а я не слышала, как ты вернулся…


Татка залетает в комнату, вытирает руки о повязанный на талии фартук и раскрывает мне объятья. Опускаю взгляд на куцый букетик, оставшийся у меня в руках. Как раз желтые тюльпаны… Чтоб им пусто было.


— С праздником!


— Ой, какие красивые! Спасибо, — она целует меня на глазах у всего честного народа. И это, наверное, правильно, но для меня ужасно непривычно. — Поставишь в вазу, м-м-м? Я тебе тоже кое-что приготовила.


— На Восьмое марта? — вздергиваю брови, с удовольствием отмечая, что от одного только ее присутствия мое приподнятое настроение достигает пика и зависает на самой высокой отметке.


— Вот еще! А если подумать?


— Не знаю. До моего дня рождения еще далеко, — улыбаюсь.


— Мужчина! — качает она головой и, обведя взглядом, кажется, каждого из присутствующих, торжественно заявляет: — Сегодня месяц со дня нашей свадьбы.


— Которую вы зажали, слюшай! — вклинивается кто-то в наш разговор. Глаза Татки смеются. А мне хочется надрать ей задницу. Потому что моя женушка как никто другой знает, что ничего я не зажимал. Я вообще не думал жениться! А ведь смотри, как все изменилось всего за какой-то месяц!


— Армяне так не делают, — поджимает губы теща.


— Я не армянин, — примирительно улыбаюсь.


— То есть как это — не армянин?! У тэбя жена кто? Армянка! А дэти кем будут — армянами! А ты, значит, не армянин?! — возмущается Гагик. А я несколько зависаю в безуспешной попытке уловить извилистый ход его мысли.


— Я тоже считаю, что Клим — вполне себе армянин! — соглашается Сашка, рисуя у лица пальцем клюв, как у тукана, намекая, ясное дело, на мой профиль.


— Эй! Ну тебя! — вступается за меня Татка, — красивый у Клима нос.


— И балшой! По-нашему! — кивает дядя Гагик.


— Ой, а я где-то читала, что по длине носа можно судить о размерах иного достоинства, — оживляется Кира. На несколько секунд над столом повисает пауза, а потом по меньшей мере двадцать голов поворачиваются в нашу с Таткой сторону.


— Что? — Татка замирает с занесенными над миской салата деревянными ложками.


— Похоже, они ждут, что ты подтвердишь, что с размерами моего… ну, ты поняла, все в полном порядке, — прижавшись губами к уху и легонько подрагивая от едва сдерживаемого смеха, шепчу я.


— Размер не главное! Главное, умение обращаться… — неожиданно выдает моя теща и, хитро сощурив большие библейские глаза, добавляет: — а об этом предлагаю судить по скорости появления у меня внуков! Заждалась я уже, признаться… Сил никаких нет.


— Лючше и не скажешь! Ну, за внуков! — оживился еще один мой новый родственник — Рубен. Переглядываемся с Таткой и послушно поднимаем бокалы. Потом еще над столом звучит много тостов. Простых и витиеватых, коротких и длинных-предлинных. Но больше всего мне нравятся непринужденная беседа и бесконечный смех, от которого к концу вечера начинает болеть живот.


— Все хорошо, но где мой подарок? — неожиданно вспоминаю я.


— Хочешь его получить прямо сейчас?


— А чего ждать?


— Не знаю… Там ничего особенно. Так, обычный сувенир…


Меня сбивает с толку не свойственная Татке нерешительность. И становится по-настоящему интересно, что она такого придумала.


— Так я его все-таки получу?


Татка отставляет стул, отходит к закрепленным на стенах полкам, а я встаю и иду за ней.


— Я предупреждаю, это так… шутка, ничего…


— Ничего особенного. Ты уже говорила.


Открываю коробку и удивленно вскидываю взгляд. Она подарила мне пазлы? Разглядываю довольно крупные фрагменты головоломки.


— Пока не соберешь — не поймешь, что это.


Кряхтя, опускаюсь на ковер, вытягиваю ноги и взмахом руки даю понять жене, что мне нужна ее помощь. Заинтересованно вытянув шеи, к нам подтягиваются и гости. Без подсказки в виде картинки нам приходится поломать голову, но через полчаса до меня доходит.


— Это же наше фото! Где ты его откапала? Тебе здесь сколько?


— Наше первое фото. И мне здесь десять, — Татка закусывает губу, как-то резко вскакивает и, пробормотав что-то про забытый торт, который срочно надо принести, убегает из комнаты.


— Вах, ну и история! Ани, это не тот ли день, когда Татевик-джан сообщила нам, что выйдет замуж за Клима?


— Похоже на то. И ведь ты смотри, как получается — сказала, что выйдет — и вышла.


— Наверное, занесла Жанне магарыч, — смеется в усы дядя Гагик.


— А если бы даже и так? Что в этом плохого? Мужики нынче нерешительные пошли, что ж нам, бедным женщинам, остается? До скончания века ждать у моря погоды? — толкает меня в бок Ануш.


Перевожу недоуменный взгляд с одного гостя на другого. Ничегошеньки не понимая. О чем они вообще говорят?


— Кто такая Жанна? — уточняю на всякий случай.


— Жанна Пагасян. Невестка брата дяди Гамлета из Одессы! Начальница ЗАГСа, в котором вы расписывались, — отмахивается от меня Ануш и вновь переключается на Гагика. А я поднимаю взгляд на вернувшуюся в комнату Татку и просто в голове не могу уложить то, что услышал.


Глава 19

Тата


— Тебе не кажется, что это… несколько преждевременно? — кручу в руках крохотный желтый комбинезончик с милыми жирафами на кокетке и даже думать боюсь о том, что совсем скоро я, может быть, сама буду выбирать приданое собственному ребенку.


— Что именно? — недоумевает Кира.


— Этот шопинг?


— Ты что, из этих… как его, суеверных? Вот уже ни за что бы не догадалась, — Кира возвращает обратно вешалку с розовым кружевным платьем и поворачивается ко мне.


— Да брось. Какие уж тут суеверия? Я скорее из соображений практичности. Зачем тебе платья, если родится мальчик, а если девочка — то зачем вертолет?


Кира, как шпионка, оглядывается по сторонам и, похрюкивая от смеха мне в ухо, шепчет:


— Вертолет — это для Сашки.


— Серьезно?


— Угу. Он ему жуть как понравился в прошлый раз. Я же видела. Вот… решила поощрить любимого мужа за то, что он меня терпит. Представляешь, ночью мне захотелось манго, и он объездил полгорода, чтобы его купить. Но когда Сашка вернулся — мне уже хотелось вяленого леща.


Закатываю глаза, представляя своего бедного взмыленного друга. Наверное, в тот момент ему тоже ой как хотелось леща. Только не съесть, а отвесить.


— Ну, а платье, в случае чего, куда девать будешь?


— Почему сразу девать? Ты разве не знаешь, что нынче модно воспитывать детей гендерно-нейтральными?


— И что? Ты нашего Ваньку станешь наряжать в платья?


— Почему сразу Ваньку?


— Не знаю, на ум пришло, — развожу руками.


— Тат! Кир! Смотрите, какая прикольная шапка! — кричит из другого конца отдела Ника, нацепив на голову шапку-единорога и корча при этом ужасные рожи, словно у несчастной животинки случился инсульт.


Кира смеется. И выражает одобрение двумя поднятыми вверх пальцами.


— Знаешь, что? Ты права! Рано нам еще покупать одежду. Нет, мы с Сашкой, конечно, народ довольно прогрессивный, но где это видано — мальчик в платье?! А вот шапку единорога все же куплю.


— А шапка-то тебе зачем?


— Зачем-зачем… — бормочет Кира, — Сашка утверждает, что после того, как я забеременела, наша интимная жизнь превратилась в сказку. Вот я и добавлю нашей сказке немного деталей. Эй! Ты чего ржешь? Что тут смешного?


Вытираю слезы с глаз и взмахиваю руками, мол, ничего, не обращай на меня внимания. Уверена, что Сашка имел в виду что-то другое, но с Кирой спорить — себе дороже. Обнимаю эту дурочку двумя руками и звонко целую в нос. Хорошо, что они с Никой вытащили меня на прогулку — в последнее время я совсем закисла в серых буднях. И почему-то никак не получается избавиться от мысли, что моя семейная жизнь катится куда-то к черту.


— Сказал бы мне кто-то раньше, как повысится мое либидо в период беременности — ни за что бы не поверила. Тебе определенно это стоит попробовать.


— Что именно?


— Секс во время беременности.


— У нас с этим и так все в полном порядке.


— Правда? — шевелит бровями Кира. — И как он? Стоит того, чтобы двадцать лет ждать?


— Эй! Я не буду с тобой обсуждать собственного мужа!


— Это еще почему?! Я же тебе обо всем рассказываю!


Справедливо. Да и я делилась с подругой некоторыми интимными подробностями своей жизни. Но в этот раз почему-то не хочется.


— Отстань, Кир, тут же… — оглядываюсь по сторонам и тычу пальцем в спешащую к нам Нику, — тут же дети!


— Господи, да ей пятнадцать!


— Ну, и что! Все равно маленькая. Кстати, ты обращала внимание на то, как она к нам ко всем тянется? Думаю, Нике очень не хватает настоящей семьи… У меня прям сердце замирает, когда она смотрит на Клима… ну, знаешь, словно каждый раз ищет одобрение в его глазах.


Идем к кассам. Выгружаем на ленту вертолет для Сашки и шапку-единорога.


— А он что?


— А он старается ее не замечать!


— Знаешь, мне кажется, они с Никой очень похожи.


Наверное, это логично. Они ведь — брат и сестра, но мне все же интересно, куда клонит Кира.


— Это чем же?


— И Ника, и Клим… Да что там? И Сашка! Очень долго были одинокими. Им не хватает тепла, любви, заботы… Но они никогда в этом не признаются, пряча свою ранимость. Ника — за показной дерзостью и независимостью, Клим… за холодностью и равнодушием. Но мне кажется, что такие люди… Они самые лучшие, преданные и надежные. И пусть они со скрипом впускают в свою жизнь посторонних, это испытание всегда стоит того.