— Ты действительно думаешь, что это я все подстроила? Я?!


Признаться, еще несколько минут назад я был в этом абсолютно уверен. Меня уже пытались использовать один раз, и я не хочу повторения!


— Согласись, что такие случайности довольно маловероятны. Уж слишком много всего совпало. Тебе не кажется?


Татка зарывается пальцами в растрепанные белокурые волосы и, к моему удивлению, качает головой.


— Кажется… И в такую случайность действительно трудно поверить. Но, постой… Как долго ты уверен, что я тебя обвела вокруг пальца? Сколько времени прошло с Восьмого марта? Три недели? И все это время ты, считая меня… мерзкой лгуньей… жил со мной бок о бок, спал со мной…


— А что мне надо было делать?! — огрызаюсь и так же, как она, упираю руки в бока, неосознанно копируя ее позу.


— Не знаю. Наверное, подать на развод, — Татка опускается в кресло и растерянно трет лицо руками. — Так почему ты этого не сделал? — вскидывает взгляд. И то, что я вижу там — напрочь выбивает из меня все дерьмо. В них столько страха… И столько надежды! Словно мой ответ может вознести ее на вершину мира, а может — низвергнуть в ад. Что за черт? Какого хрена вообще происходит?


— Не знаю. Решил, что не стоит рубить сгоряча. Мне… неплохо с тобой. И, может быть, через некоторое время я сумею простить это все… Дать тебе второй шанс.


— Совсем недавно ты сказал, что не даешь вторых шансов, — шепотом напоминает мне Татка.


— О, да бога ради! Не строй из себя оскорблённую невинность! В данном случае я — пострадавшая сторона, тебе не кажется?


— А знаешь что? — вдруг вскидывается Татка. — Нет! Не кажется! Никакая ты не пострадавшая сторона. Ты — тупоголовый осел! И это не мне нужны вторые шансы, понял?! Они нужны тебе, — она подходит ко мне близко-близко и подносит к моему носу грозно выпяченный вперед указательный палец. — Потому что, мерзкая ты задница, я ни в чем перед тобой не виновата.


Напоследок Татка толкает меня в грудь ладонями и, когда я отступаю на шаг, со всех ног припускает к выходу из гостиной. Срываюсь за ней следом. Перед самым ее носом захлопываю дверь, а для надежности еще и спиной подпираю — отрезая своей спятившей женушке все пути к отступлению. Окружающее нас пространство будто потрескивает от скопившегося в воздухе напряжения. Ведущий погоды пугает первой в этом году грозой, и я готов поклясться, что уже слышу приближающиеся раскаты грома.


— Клим, Тата? У вас все нормально?


Ах, это не гром! Это мой отец, которого я все никак не выгоню, стучит кулаком в дверь.


— Да!


— Нет! — кричим с Таткой одновременно.


— Немедленно выпусти меня! — шипит она.


— Мы не договорили.


— Ты ошибаешься! Я тебя вдоволь наслушалась. И знаешь что? Я от тебя ухожу!


— Никуда ты не пойдешь!


— Это еще почему?


— Потому что… потому что… — перебираю в голове причины и не нахожу ни одной стоящей: — я тебя не отпускал!


— О, это, конечно, все меняет!


Татка зло фыркает, отступает к стене и в немом отчаянии запрокидывает голову к потолку. Черте что! Может быть, она и впрямь ничего такого не делала? Я бы многое отдал, чтобы так оно все и было. Я бы все, что угодно, отдал.


— Тат…


— Что? — тяжело выдыхает она, не сводя взгляда с потолка.


— Я…


— Ты полнейший придурок!


Наверное, это должно меня оскорбить, но нет, ничего подобного не происходит. И это только лишний раз доказывает, что еще никогда я не хотел ошибиться в своих выводах так отчаянно, как сейчас. Уж лучше я буду придурком, чем ложью — все то, что было между нами с Таткой.


— Ну…


— Я ведь думала, что ты узнал меня за это время! Понял, что я… Чем дышу!


— Я понял…


— Ни черта ты не понял, Клим! Ведь если бы понял, то никогда бы… никогда, слышишь, даже мысли бы не допустил, что я способна на такую подлость.


— Меня уже однажды обманывали! — вновь срываюсь на крик. И хоть понимаю, что Татку и близко нельзя сравнивать с моей бывшей женушкой — один черт делаю это.


— Мне жаль, — печально улыбается она. Отлепляется от стенки и вновь подойдя к двери, кладет ладонь на ручку, ненавязчиво так намекая, что не изменила своего желания уйти. И от этого мне вдруг становится так страшно, что хаос в моей голове неожиданно упорядочивается. И я, наконец, отчетливо вижу все то, что раньше ускользало от моего внимания.


— Ладно! Признаю. Я был не прав. Нужно было сразу поговорить с тобой.


— Но вместо этого ты отстранился и купил огромную упаковку презервативов.


— А это тут при чем?


— Не знаю. Может быть, при том, что раньше ты мне доверял, а теперь — сам понимаешь.


— Я просто не хочу усложнять! Послушай, мы все сейчас на эмоциях. Нам нужно остыть. И еще раз обсудить сложившуюся ситуацию на свежую голову. Если ты говоришь, что ничего не подстраивала — значит, так оно и есть. Действительно, зачем бы ты стала это делать? Я — далеко не подарок, на роль принца совершенно не подхожу. Да и деньги тебе мои не нужны! — отвожу волосы ото лба, судорожно соединяя в голове факты. За все то время, что мы женаты, Татка на самом деле не приняла от меня ни одного подарка. Она, как баран, повторяла, что ей ничего от меня не надо, и, более этого, даже подписала брачный контракт, о котором я сам и забыл, но который каким-то непостижимым образом однажды попался ей на глаза. Почему я сразу об этом не вспомнил?


— Ты прав, — неожиданно соглашается со мной Татка.


— Правда?


— Да. Нам действительно не помешает остыть. И то, что ты не подарок — я даже не буду спорить.


— Вот и отлично. Рад, что мы все решили. Теперь-то ты меня покормишь? — примирительно улыбаюсь, чтобы разрядить обстановку до конца.


— Нет, Клим. Я пойду к себе. И буду там, если ты вдруг решишь, что я на самом деле тебе нужна.


— Постой! Что значит, когда решу? Ты нужна мне!


— Почему? Ты думал об этом?


Смотрю в ее влажные от слез, такие понимающие, что аж тошно, глаза и просто не могу представить, что ей на это ответить.


— Мы же все решили! Нам хорошо вместе… разве этого мало?!


— Ты знаешь, я вдруг поняла, что да… Я почти уверена, что достойна чего-то большего.


Открываю рот, но куда только девается мое красноречие?! А между тем Татка плавно оттесняет меня от двери и, открыв ту, уходит, гордо вскинув голову. Ни черта не понимаю! Это что сейчас было вообще?! Поднимаю взгляд и встречаюсь с голубыми глазами старика. Ну, только этого здесь и не хватало для полного счастья.


— Только не смей мне читать нотаций.


Отец вскидывает перед собой ладони и качает седой головой:


— И в мыслях такого не было. Хочешь выпить?


Серьезно? Старик действительно предлагает мне надраться? Чудны дела твои, господи.


— Очень! Но сначала я привяжу Татку к кровати. Пусть подумает.


— Не стоит, Клим.


Я дергаюсь, когда отец перехватывает мою руку, чтобы остановить. Поднимаю взгляд, но вновь опускаю вниз — на его ладонь, лежащую на моем широком запястье. Если честно, я и вспомнить не могу, когда старик касался меня в последний раз. Я не могу вспомнить…


— Какого хрена? — отчего-то сиплю я.


— Сейчас тебе лучше не попадаться ей на глаза.


— С чего ты взял?


— Женщины очень предсказуемы. А крепко обиженные женщины — тем более.


— А ты ж такой в них специалист, — не могу удержаться от поддевки.


— Что есть — то есть. Хотя бы в этом… ты можешь ко мне прислушаться?


Закусываю щеку изнутри и с сомнением кошусь в сторону собственной спальни, откуда доносятся характерные звуки… Ну, знаете, как если бы кто-то спешно собирал свои манатки.


— Ты знаешь, чего ее так подорвало? — кошусь на отца.


— Догадываюсь, — усмехается тот.


— Расскажешь?


Качает головой, отводит взгляд и, наконец, меня отпустив, сует руку в карман изысканных брюк.


— Понятно, — закатываю глаза, сам не зная, на что надеялся.


— Погоди, Клим! Поверь, так будет лучше. Ты должен прийти к этому сам. Это… важно.


— Да к чему прийти-то? Что за бред вообще?!


— Ты поймешь. Очень скоро ты все поймешь. А если нет — то это даже к лучшему, что она прямо сейчас уходит.


— Я ее не отпускал! — ору, уже вообще не сдерживаясь. Пусть и Татка слышит, что я думаю по этому поводу.


— А ты не спрашивал себя, почему?


Опять, почему? И этот туда же? Они что, все с ума посходили?! Ничего не ответив, пересекаю коридор и у двери едва не сталкиваюсь с женой.


— Далеко собралась?


— Побуду у себя.


— Ты меня бросаешь, что ли?


Дерьмо! Как же жалко я, должно быть, выгляжу.


— Нет, Клим. Нет, я…


На пол упала одна капля, другая… Это еще что за черт?! Запрокидываю Таткину голову и… задыхаюсь. Натуральным образом задыхаюсь от того, что она плачет!


— Так, ну-ка, давай, разворачивайся!


— Ч-что?


— Говорю: марш в спальню! Повадилась тут, чуть что, сразу за вещи хвататься!


— Но…


— Ты меня не услышала, что ли?!


— Уу-у-у-услышалаа-а-а-а, — совсем расклеилась Татка, падая мне на грудь. А я что есть силы прижимаю ее к себе и ловлю себя на мысли о том, что просто не представляя, как бы жил, если бы позволил Татке уйти. Я влип в нее по самое не балуйся.


Глава 21

Тата


— О, Татка! Ты выглядишь… выглядишь просто ужасно! — мама встречает меня у входа в ресторан и крепко-крепко обнимает.


— Спасибо, мама. Ты знаешь, как поднять мне настроение.


— Обиделась, что ли? Вай! Кто ж тебе правду скажет, как не родная мать? Ну, а чего мы в пороге стоим? Гарик, ну-ка, найди нам местечко на веранде. Там сейчас так хорошо, Татка… Почки наклюнулись, вот-вот листочки появятся. Да и тепло-о-о. Хотя тут расслабляться не стоит. Оно по-весеннему обманчивое. Правильно ты сделала, что пальто потеплей надела!


— Мам, знаешь, я не голодна.


— Ничего не знаю. У нас сегодня долма — пальчики оближешь. Гарик, принеси Татке порцию.


От одного только упоминания долмы мне становится как-то не по себе. Или я себя накручиваю, или мне все же стоило провести хотя бы один тест из тех, что я недавно купила.


— Не надо долмы!


— Да ты что? Знаешь, вкуснятина какая! Пряная баранина и бодряще-кислый виноградный лист…


Дослушать мать не успеваю и, резко меняя направление, со всех ног бегу в туалет. Хорошо, что в этом ресторане я знаю каждый закуток, каждый обожжённый кирпичик… Тут прошло все мое детство. Сначала мама работала здесь официантом, потом помощником менеджера, а теперь и вовсе дослужилась до управляющего. Словом, я знаю, куда бежать, да… Захлопываю деревянную дверь и склоняюсь над унитазом.


— Тата-джан! Доченька, с тобой все хорошо?!


Рвотные спазмы заканчиваются так же неожиданно, как и начались. Включаю холодную воду и плещу в лицо. Тонкий трикотажный свитерок, который я просто обожаю за его удобство, липнет к взмокшему телу. Если бы это было возможно, я бы и вся помылась.


— Тата-джан! — стучит мама в дверь.


— Все нормально. Видимо, что-то не то съела.


Мама обхватывает ладонями мои влажные и холодные щеки и так смотрит… как, наверное, только мамы умеют.


— Что-то съела не то, говоришь? Да ты беременная!


— Мама! Тише! — озираюсь по сторонам. Но, похоже, до нас никому нет дела.


— Радость-то какая! Татка…


— Рано радуешься. Может быть, ничего такого и нет. Я… не знаю наверняка.


А узнать — боюсь. Так боюсь, что все внутри дрожит и вибрирует. Ведь даже после нашего примирения с Климом коробка с презервативами никуда из нашей спальни не делась. Напротив, её внушительный запас вот-вот исчерпается, поскольку используется моим мужем самым активным образом. И это может означать только одно, так?


— То есть как это — ты не знаешь?! — вскидывает мама черные брови и ненадолго отвлекается от допроса, чтобы отдать новое распоряжение официанту: — Гарик, не надо долмы, просто горячего чая нам…


— Вот так. Я… не делала тест.


— А почему, не подскажешь?


Хороший вопрос. И вот как на него ответить? Пожимаю плечами и сажусь на заботливо отодвинутый официантом стул. С веранды открывается шикарный вид на город. Ему так к лицу весна…


— Татка!


— Да не знаю я! Лучше ты мне скажи — как вам вообще пришло в голову, что я подстроила свадьбу с Климом? Вы… зачем ему такое сказали? Про тетю Жанну… и вообще?