— Они изменились…


— Правда?


— Да. Стали больше. А соски потемнели. — Клим, как слепец, очерчивает контур груди, ведет у основания и снова возвращается к изнывающим, требующим ласки вершинкам. Чуть сжимает пальцами, наклоняется и вбирает правую в рот. Не знаю, так уж они изменились внешне, как утверждает муж, но то, что стали чувствительнее — однозначно. Когда Клим принимается с силой меня посасывать, ощущения становятся просто запредельными. Запрокидываю голову и, не сдерживая себя, стону.


— Сладкая, моя…


Клим дергает застежку на моих штанах. В четыре руки стаскиваем их и отбрасываем в сторону. Также вместе вступаем в бой и с его одеждой. Больше нет сил порознь. Хочется кожа к коже. Сплестись, проникнуть друг в друга… Распаляемся чем дальше, тем больше. Гром и молния за окном — ничто в сравнении с тем, что происходит сейчас между нами. Клим ловит мои руки, прижимается тесней, трется возбужденным членом. Ноги уже не держат. Я отступаю, шаг за шагом, пока не упираюсь икрами в край кровати. Опускаюсь. Лицо оказывается на уровне его бедер. Медленно облизываю губы и поднимаю трепещущие ресницы. По животу, тяжело вздымающейся груди, мощной колонне шеи, скулам с выступившими желваками, к щелочкам глаз под тяжелыми, будто свинцом налитыми веками. Подаюсь вперед и обхватываю его губами. Клим бормочет что-то, собирает мои волосы и усилием воли, не иначе, себя тормозит. Но я… я совершенно точно не собираюсь следовать его примеру. Моя любовь такая огромная, что в ней нет запретов и нет табу. Нет даже страха, что я не справлюсь. Открываю рот и медленно, насколько могу, вбираю его в себя. Клим шипит, матерится… Крылья его породистого носа трепещут. И он, таки не выдерживая, все же начинает двигаться, задавая свой темп. А я и не планировала роль ведущей скрипки. Мне она не нужна… Я за ним хочу следовать. Ему подчиняться. Отдавая всякий контроль… Это тяжело с непривычки, но так сладко, что по доброй воле я бы ни за что не прекратила. Клим сам прерывает происходящее. Выходит, чертыхаясь, падает на колени между моих широко расставленных ног и пережимает член, лишая и себя, и меня удовольствия.


— Эй! — шепчу я.


— Сейчас. Секунду…


Я не понимаю, зачем он остановил меня, но раз так надо… Молчу. Клим прячет лицо у меня на бедре и, слегка подрагивая, остается так некоторое время. Я несмело касаюсь его волос, которые опять отросли и собрались в барашки. Интересно, если я попрошу его не стричься так коротко, он послушается? И передадутся ли его кудри по наследству нашему малышу?


Дождь немного стихает. И если бы Клим отпустил меня, я бы, наверное, открыла форточку, чтобы впустить немного озона в наш дом. Но он не отпускает. И что-то мне подсказывает, что теперь отпустит не скоро. И словно в подтверждение моих слов, он немного меняет позицию и ведет губами по моему животу.


— Привет! — говорит Терентьев. — Сейчас кое-кто познакомится с папочкой.


Откидываюсь на локти. Улыбаюсь сквозь слезы, а чтобы не расплакаться от этой нежности, запрокидываю голову к потолку и часто-часто моргаю.


— Думаешь, он меня слышит?


Я немного теряюсь от того, как быстро Клим переключается с одного на другое.


— Эм… Вообще-то нет. Слуховой аппарат созревает примерно на четырнадцатой неделе беременности, а у меня шесть… Или семь.


— Твоя мама такая зануда, — шепчет Клим, обращаясь к моему животу.


— Эй! — улыбаюсь я. — Это научно доказанный факт.


— Очень умная зануда.


Смеюсь. Смеюсь так, что все тело ходуном ходит. Но мой смех внезапно обрывается. Когда Клим начинает покрывать мой живот поцелуями.


— Клим…


— Тс! Я тебе кое-что задолжал.


— Нет! Ничего подобного… — протестую я. Не хочу, чтобы он думал, будто должен мне что-то, только потому, что… — Аа-а-ах…


Клим отводит мои трусики в сторону и осторожно трогает клитор языком. Мне немного неловко. Я очень мокрая. И совершенно необязательно… Да-да, необязательно…


— Аа-а-а-аха-х, Кли-и-им!


Клим ненадолго отстраняется. Смотрит на меня совершенно пьяными, голодными глазами, поддевает пальцами трусики и, не без моего активного участия, стаскивает их с меня. Небрежно отбрасывает в сторону и залипает на самой откровенной картинке из всех возможных. Чувствую, как румянец касается щек и начинает сползать вниз по шее, на грудь и дальше. Мне кажется, я все горю… Клим располагает обе ладони у меня на бедрах, максимально раскрывая меня большими пальцами.


— Клим! — ахаю я. — Это… это… — не нахожу слов, потому что он наклоняется ниже и вновь меня касается языком, губами, ртом… Замираю мышкой, прислушиваясь к своим ощущениям. Направляя, подталкивая его… И постепенно он понимает, что нужно делать. Спустя какую-то пару минут я с громким криком кончаю, и в тот же миг Клим резко меняет позицию. Встает с колен, накрывает меня своим телом и медленно погружается внутрь, преодолевая сопротивление конвульсивно сжимающихся мышц. Эта наполненность убивает меня. Отправляет дальше и дальше, по мере того, как он начинает раскачиваться, глядя мне прямо в глаза. Я захожу на второй круг, так до конца и не приземлившись. И когда он себя отпускает, делаю дубль.


За окном тихо шумит дождь, и в его шуме тонет наше надсадное дыхание. Клим заваливается на бок. Подтягивается на локтях повыше и устраивает мою голову у себя на груди.


— Почему мы этого не делали раньше? — голосом, чуть более хриплым, чем обычно, интересуется он.


— Не занимались оральным сексом?


— Угу… — его нос зарывается в мои чуть влажные от пота пряди.


— Не знаю. Что-то нас определённо сдерживало. Может быть, мы не чувствовали нужной для этого близости. А может, боялись оплошать.


— Ты боялась? — Клим приподнимается, чтобы заглянуть мне в глаза, и я вынуждена приподнять голову.


— Ну-у-у, вообще-то это был мой дебют.


— Серьезно?


— Угу. А что, не похоже?


— Не знаю. Меня так штырило, что даже если бы ты меня укусила, вряд ли бы я это почувствовал.


Откидываю голову и смеюсь. Знал бы Клим, как меня греет его признание. Почти так же, как слова о том, что он ни за что бы не променял наши отношения.


— Как хорошо, что я не стала тебя кусать.


— А я бы не отказался чего-нибудь погрызть… — рычит Клим и принимается меня щекотать. С визгом спрыгиваю с кровати, добегаю до двери и останавливаюсь — потому что попала в ловушку. Совершенно точно я не могу позволить себе бегать голышом по квартире. Жили бы мы одни — другое дело, но у нас тут полно народу, я уж молчу о Стасяне, который только и мечтает, как меня побольнее цапнуть. Вряд ли он упустит возможность впиться в мой голый зад.


— Покормить тебя? — невинно хлопаю глазами, с тревогой наблюдая за приближающимся ко мне Климом. Все же наши пробежки не прошли даром. Как и здоровый сон. Он будто помолодел и стал беззаботнее, что ли? Я его таким расслабленным — забыла, когда и видела.


— Может быть, сначала душ? — подходит вплотную и касается пальцами белесых разводов на моих бедрах. Пожалуй, после двух месяцев совместной жизни, стесняться довольно глупо, но я, наверное, нескоро преодолею этот момент. — Потру тебе спинку? М-м-м?


— Звучит заманчиво. Но что, если кто-то придет, когда мы…


— А ничего! Все взрослые люди. И вообще, гнать их отсюда надо. Хотя, может, и не придется, — чешет в затылке Клим.


— Ты о чем?


Иду к шкафу, беру махровый халат. Надеваю и протягиваю такой же, но чуть побольше, мужу. С любовью, которую прямо сейчас вряд ли могу скрыть, наблюдаю, как он одевается. И снова касаюсь рукой кудряшек на его макушке.


— Я сегодня э-э-э… несколько вышел из себя, — признается Клим, бодая мою ладонь, ну, вылитый кот! — И сказал отцу все, что о нем думаю.


— Хм…


— Ты меня осуждаешь, — вздыхает мой муж и, наверняка зная, что точно сможет меня отвлечь, садится на кровать и лицом прижимается к моему животу. И это… сто процентов срабатывает. Я не могу на него сердиться.


— Ну, и что тебя подтолкнуло к этому… хм… разговору?


— Все вместе!


— По-моему, ты к нему несправедлив.


— И ты туда же. Вы все… все на его стороне.


— Ошибаешься.


— Правда? — Клим вскидывает лохматую голову и смотрит мне прямо в глаза.


— Я — твоя жена. У меня теперь только одна сторона. Твоя.


— То есть брак со мной сделал тебя односторонней? — улыбается этот глупый.


— Определенно. И именно потому, что я на твоей стороне, а не на чьей больше, мой тебе совет — отпусти, наконец, обиду. Прошлого не изменить, но будущее зависит лишь от нас. От наших мыслей, действий и поступков.


— Посмотрю, что ты скажешь, когда этот кобель разобьёт твоей матери сердце.


— А что скажешь ты, если этого не случится?


— Скажу, что мир сошел с ума.


Прерывая наш диалог, в глубине квартиры загремели замки.


— Есть кто дома? — заорала Ника, потянуло сквозняком, и входная дверь захлопнулась.


— Есть! — кричу в ответ и добавляю тихо: — И Нике… Нике ты тоже нужен. Она тянется к тебе, как никто. Не отталкивай ее. Хорошо?


— А я и не отталкиваю. Просто не знаю, о чем с ней говорить! Она же девчонка, господи…


— Тогда рекомендую тебе набраться опыта. Потому что, видит бог, если у нас родится дочь, общаться вам точно придется, — в последний раз веду по плечу мужа и отступаю в сторону. Но он тут же вскакивает вслед за мной:


— Погоди-погоди! Какая дочь? Почему дочь? Тебе что, сказали, что это девочка?!


Смеюсь. Закатываю глаза к потолку:


— Нет, конечно. Пол ребенка можно определить ближе к восемнадцатой неделе беременности. Но с вероятностью пятьдесят на пятьдесят это может быть девочка, Клим. И судя по всему, тебе лучше начать свыкаться с этой мыслью. На всякий случай…


Оставляю ошарашенного мужа и, подхихикивая, выхожу из комнаты.


— Голодная? — интересуюсь у развалившейся на диване Ники.


— Как волк.


— Сейчас схожу в душ и что-нибудь приготовлю.


— Я тебе помогу, — обещает Ника, ковыряя ногтем заусеницу. — Кстати, это не твой телефон разрывается?


— Ох! И правда.


Бегу в прихожую, чуть не убившись о выскочившего мне прямо под ноги Стасяна, выуживаю из сумки смарт и с облегчением выдыхаю. Слава богу, не по работе, а значит, ничего непоправимого не произошло. Прикладываю трубку к уху:


— Привет, Кир! Что-то срочное? Я как раз собиралась в душ…


— Да нет. Не срочное. Я просто хотела убедиться, что ты на нас с Сашкой не обижаешься. Все ведь вышло, как нельзя лучше, правда?


— Наверное, да, раз ты говоришь, — смеюсь я. — Но неплохо бы уточнить, о чем вообще идет речь.


— Как… Клим еще не сказал тебе?


— Не сказал о чем?


— Хм… Пообещай, что не будешь злиться?


— Кира! Ну, что вы уже натворили, а?


— Это мы подстроили вашу с Климом роспись.


Глава 24

Клим


Девочка. У меня может родиться дочь. Наверное, похожая на Тату. Или на ее мать-армянку. Или на прибалта-отца. Кровей понамешано в моей жене — дай боже.


Подхожу к зеркалу и замираю с открытым ртом от пришедшей в голову мысли. С таким же успехом дочка может быть похожа и на меня! Приближаюсь к собственному отражению почти вплотную. Трясу головой — ну и рожа! Намучается девочка с такой. Уж лучше в красавицу-маму…


Нет, серьезно! У меня, Клима Терентьева, может родиться дочь…


И чем больше я об этом думаю — тем отчетливее понимаю, что, скорее всего, так и будет. В этой жизни мне ничего не давалось легко. И вряд ли судьба упустит шанс подкинуть мне новое испытание. Маленькая девочка… Это же… Это же вообще какой-то новый, неизведанный мир! Получится ли у меня вписаться в него? Наверняка. Пример отца в этом смысле довольно вдохновляющий. Уж если у него вышло, так мне сам бог велит справиться. Как там сказала Татка? Начать с сестры? Почему бы и нет?


Плетусь в гостевой душ, потому что свой занят женой, быстро купаюсь, переодеваюсь в домашнее и иду на звук работающего телевизора. Стасян, путаясь под ногами, бежит за мной. Ника сидит в наушниках на диване — телевизор ей и даром не нужен, и красит ногти на ногах в ужасный грязно-голубой цвет. Завидев меня, девочка отрывается от своего занятия и удивленно вскидывает брови.


— Что делаешь?


Ага. Вопрос еще тот. Ты ж не ослеп, придурок!


— Крашу ногти, — спокойно отвечает Ника, не сводя с меня глаз, так похожих на мои собственные.