— Хм… А потом? Что планируешь делать… потом?


— Готовить с Татой ужин. У тебя все в порядке?


— Все пучком!


Глаза Ники округляются. Что? Так уже не говорят? А как надо? Ощущаю, что начинаю потеть. Идиотское чувство. Растираю ладонью шею и отвожу взгляд. Рядом с Никой на диване замечаю раскрытый учебник геометрии.


— Делала уроки? — протягиваю руку за книжкой, пробегаюсь взглядом по задачам, будто ничего интереснее в жизни не видел, и снова возвращаюсь взглядом к сестре.


— Пыталась. Но это выше моего понимания, — морщит нос та. — Я попросила одного парня из класса помочь мне разобраться, но его больше интересовало, какой у меня размер лифчика, чем все остальное.


Закашливаюсь. Похоже, воспитание девочки — штука намного более страшная, чем я в принципе мог предположить. Вот зачем девочкам грудь? Не иначе, чтобы их отцы поседели раньше времени. Определенно в этом имеется какой-то смысл.


— Эээ…


— Да ты не парься. Я его послала.


В пятнадцать лет вообще можно посылать кого-то? С какого возраста узаконено посылание? Впрочем, плевать. Она поступила верно, что отшила этого малолетнего озабоченного придурка.


— Правильно!


— Но с геометрией теперь вообще беда.


— Хочешь, я тебе объясню?


— А ты можешь? В смысле, это ведь школьная программа… а ты окончил школу…


— Еще в прошлом веке.


— Ну да, — смеется Ника.


— К счастью, с тех пор в геометрии ничего не изменилось. Ну-ка, дай сюда эту свою тетрадь…


Когда раскрасневшаяся после душа Татка присоединяется к нам, я как раз объясняю сестре теорему синусов.


— Что делаете?


— Клим помогает мне с геометрией, — кажется, Ника сама до конца не верит в то, что это происходит на самом деле. А я чувствую себя таким придурком, что не попытался с ней сблизиться раньше. Татка была права в том, что для неё это крайне важно. Она вообще очень умная — моя жена. Поднимаюсь с дивана и обнимаю её, не в силах не касаться. Я так чутко на нее настроен, после всего, что между нами было совсем недавно, что сразу понимаю — с ней что-то не так. Татка будто деревянная, неживая под моими ладонями… Касаюсь пальцами её подбородка, заставляя посмотреть мне в глаза.


— Что-то случилось?


— Нет, — торопливо отвечает Тата, настораживая меня этой поспешностью еще сильней. — Я пойду ужин готовить. Отец не говорил, когда придет? — спрашивает у Ники.


— Нет, — качает та головой и вгрызается в колпачок ручки. — Мне уже немного осталось. Сейчас тебе помогу…


— Не спеши. Мы сами справимся.


Подталкиваю Татку к выходу из гостиной и сам шагаю за ней. Она может рассказывать мне все, что угодно, но я достаточно изучил ее… Изучил от макушек до пяток. Глазами, руками и языком… Я проник к ней в душу и открыл свою. Именно поэтому ей меня не провести. Я вижу — что-то случилось за то недолгое время, что она была в душе. И я не успокоюсь, пока не узнаю, что?


— Моркови нет. Черт! Как я забыла… — Тата с силой захлопывает холодильник, резко отворачивается и, широко расставив ладони, упирается в мраморную столешницу. Ее плечи напряжены, а спина прямая, будто в нее вбили кол. И что-то мне подсказывает, что здесь ни при чем гребаная морковка.


— Эй! — подхожу с тыла, кладу руку на живот, машинально, вообще об этом не думая. — Это ведь не проблема. Я сгоняю быстренько в магазин.


— Ты? Господи, ты ведь даже не знаешь, где он находится…


— Узнаю. Если ты взяла на себя функции повара, то будет справедливо, если я возьму на себя функции поставщика провизии. М-м-м? Что скажешь?


Я почти уверен, что это предложение её рассмешит, но все выходит совсем не так, как планировалось.


— Ты же долбаный Форбс, Терентьев! Форбсы не ходят в магазин, не женятся по любви и… не говорят правды!


— О… чем… ты… толкуешь?!


— Ни о чем.


Татка вновь ныряет в холодильник. Захлопываю дверцу. Откладываю в сторону кусок вырезки, который она достала, и настойчиво заглядываю жене в глаза.


— Думаю, лучше будет обсудить твои претензии сразу, чем их копить. Так что там по поводу «не говорят правды»?


— Мне нужна морковь! — повторяет Татка, как заведенная. И такое отчаяние в ее глаза плещется, что я отступаю!


— Значит, морковь?


— Да! Ты принесешь ее?


Похоже, она просто хочет от меня отделаться. И мне это категорически не нравится. С другой стороны, не стоит забывать, что Татка беременна. Меньше всего я хочу на нее давить.


— Да, конечно. Сейчас схожу. Может быть, еще что-то купить? Соленые огурцы? Персики? Или… за чем там обычно гоняют беременные своих мужей?


— Просто купи морковку.


Мне кажется, еще чуть-чуть, и Татка в голос заплачет. Ну и дерьмо! Чтобы не доводить ее до греха, отступаю. Хватаю куртку и пулей лечу к магазину. Купить морковь, что может быть проще?!


Я надеялся, что управлюсь гораздо быстрее. Но сначала у меня возникают непредвиденные трудности с выбором — да-да, моркови, потом застреваю в очереди на кассе… К дому почти бегу. Сердце сжимается от волнения и тревоги. Нет, определённо, с девочками сложнее. С маленькими сложно, а с большими — вообще кошмар. Надуется — а ты гадай, что же не так ты сделал. А ведь, похоже, сделал! Татка не из тех, кто стал бы из ничего делать проблему. Я вообще не встречал более здравомыслящего и уравновешенного человека, чем моя жена. И такой красивой, смешной, понимающей… Как я вообще без неё жил? Что-то делал… Куда-то бежал? Ради чего?


Двери лифта со звоном открываются, а у меня в голове всплывают обрывки нашего с Таткой разговора… Того разговора, который чуть было не стал концом.


— …Я пойду к себе. И буду там, если ты вдруг решишь, что я на самом деле тебе нужна.


— Постой! Что значит, когда решу? Ты нужна мне!


— Почему? Ты думал об этом?


Почему? Почему? Почему?!


Двери лифта закрываются, так и не дождавшись, пока я выйду. Я чертыхаюсь, бью ладонью по кнопке, чтобы выбраться на волю. Ручки пакета обрываются, и морковка рассыпается по полу лифта. Да чтоб его — это все! Естественно, другого пакета у меня нет. Я растыкиваю морковь по карманам, плюнув на большую часть, и торопливо шагаю к двери, а она резко распахивается у самого моего носа, едва не заехав мне по лбу.


— Где ты был?! Я весь телефон тебе оборвала! — орет Ника. Ничего не понимая, я опускаю взгляд. Зачем она цепляется за мою Татку, и куда они в таком виде собрались?


— Наверное, забыл телефон. Что-то случилось?


— Все нормально, — качает головой белая, как мел, Татка. — Просто… мне, наверное, надо в больницу.


— Зачем? — туплю я. — Тебя на работу вызвали?


А может, и не туплю. Такое уже случалось. Работа у моей жены такая — ответственная, хрен расслабишься.


— Никуда ее не вызвали! У нее… кровь.


— Ника!


— У тебя кровь?


Я очень мало в этом всем разбираюсь, но и дураку понятно, что у беременной никакой крови быть не должно. Затылок сковывает страх.


— Совсем немного. Так бывает на первых…


Не даю ей договорить. Беру за руку. Не знаю, кому сейчас это нужней: ей или мне. Я уверен лишь в том, что ни за что не выпущу ее ладонь.


— Ника, оставайся дома. Я отвезу Тату в больницу и буду с ней. Тат, ты звонила своему гинекологу?


— Она меня ждет.


Нике хватает ума не спорить. Мы возвращаемся к лифту. Татка удивленно глядит на разбросанные по полу овощи и переводит взгляд блестящих от непролитых слез глаз на меня.


— Пакет прорвался, — сиплю, — пришлось… вот… — достаю морковь из кармана.


Глупый разговор. Но он позволяет немного отвлечься. И немного перевести дух. Хотя… кого я обманываю?! Ни хрена! Ни хрена… Вот вообще. Обнимаю Татку. Понимаю, что она дрожит. За внешним показным спокойствием скрываются страх и ранимость. Молчим. Я хочу… очень хочу найти слова ободрения и поддержки, но, черт… Откуда мне знать, что сказать?!


Проходим через паркинг. Открываю машину и усаживаю Татку в холодный салон. Она ежится, а я с трудом заставляю себя от неё отлепиться, чтобы самому сесть за руль.


— Ты спрашивал, что я имела в виду, когда сказала, что ты не говоришь правды, — шепчет она, когда мы выезжаем на улицу. За каких-то пять минут, что меня не было, стало совсем темно.


— Сейчас это не имеет значения.


— Нет. Имеет. Я знаю, что ты мне соврал.


— В чем?


— В том, что ты мне поверил. А на деле ты просто узнал, что нашу свадьбу подстроил Сашка с Кирой.


— И? Что это меняет?


— Как, что? Ты до последнего верил в то, что я заманила тебя в ловушку!


— Послушай, не думаю, что тебе стоит так нервничать…


— Я хочу знать. Только, пожалуйста, не обманывай меня сейчас… Это важно.


Стискиваю зубы и прибавив газу, перестраиваюсь в правый ряд. Отрывисто киваю.


— Спрашивай.


— Когда ты узнал, что я беременна… О чем ты первым делом подумал? Ты… решил, что и тут я все подстроила тоже?


Притормаживаю на светофоре. Оборачиваюсь к жене. Такой несчастной и подавленной. И молчу. Потому что, если дам себе волю — просто наору на нее. Наору за такие мысли. А это меньшее из того, что ей сейчас надо. Глупая! Двинутая на всю голову! И такая родная, что у меня при взгляде на нее все внутри сжимается…


— Если я потеряю ребенка… — всхлипывает, зло вытирает глаза и отворачивается к окну, нервно постукивая пальцами по обшивке салона.


— Ты его не потеряешь.


— Надеюсь! — оборачивается, хлещет волосами себя по щекам. — Но если вдруг… если вдруг я потеряю ребенка… останется ли хоть что-то, что будет нас связывать? Захочешь ли ты быть со мной? Просто потому, что я — это я. Просто потому, что ты…


— Я люблю тебя.


— Да… — кивает Татка и тут же удивленно открывает рот: — Ч-что?


— Я останусь с тобой. И буду с тобой всегда. Что бы ни случилось. И через какие бы испытания нам ни пришлось пройти. Просто потому, что я люблю тебя. Люблю так сильно, что не представляю даже, как жил без тебя, чем… жил? Зачем это вообще все было. Не знаю…


В наш диалог бесцеремонно врываются оглушительно-громкие сигналы машин. Татка вздрагивает всем телом. Всхлипывает. Зажимает ладонью рот. А сзади все сигналят, и сигналят, и мне, наверное, нужно ехать… Перевожу взгляд на дорогу, нащупываю ее ладонь и прижимаю ее прохладные пальцы к своей колючей щеке.


— Ты же не говоришь мне это все только потому, что я об этом мечтала?


— А ты мечтала? — трусь лицом о ее ладонь.


— О, да! Сколько лет…


— Тогда уже, может быть, скажешь мне?


— Что именно?


— Что ты меня тоже любишь! А то я уже начинаю волноваться…


Татка смеется сквозь слезы. Тянет на себя наши переплетенные руки и, осторожно касаясь губами костяшек на моих пальцах, шепчет:


— Очень, очень люблю…


Глава 25

Клим


Поверить не могу. Меня просто выгнали из больницы! Обычной, ничем не примечательной унылой районной гинекологии. В нормальную частную клинику, из которой меня уж точно не посмели бы выставить, Татка ехать категорически отказалась. А я бы, в другой раз, может быть, и поспорил с ней, но, черт! Кто вообще спорит с любимой женщиной? Любимой беременной женщиной? Не знаю, есть ли такие, но я уж точно к ним не отношусь. Я подкаблучник — и мне это нравится. Тем более что и аргументы у Татки железные — своему врачу она доверяет. А это немаловажно, не то, чтобы я в этом что-нибудь понимал…


Зажмуриваюсь и медленно выдыхаю. Раз за разом повторяю, как мантру, что все будет хорошо. Это нам даже Нина Давидовна подтвердила, когда провела осмотр и взяла у Татки все необходимые анализы. Пора бы и мне уже успокоиться. Но почему-то все равно тревожно. Ведь зачем-то мою жену оставили в той больнице! И пусть она мне сто раз объяснила, что это банальная перестраховка, я все равно на взводе. Без неё все не так… Без нее даже домой не хочется. А тут еще мимо пролетают знакомые многоэтажки. Да и повод заехать к Сашке тоже имеется. Я ему по гроб жизни обязан. Недолго думая, я сворачиваю во дворы.


В захудалом магазине у дома выбор алкоголя на удивление богатый. Наверное, это единственный отдел, позволяющий ему держаться на плаву. Беру бутылку самого лучшего здесь коньяка, иду на кассу, где, подперев пухлую щеку кулаком, сидит угрожающего вида тетка.


— Восемь часов!


— И что? — теряюсь.


— Продажа алкоголя после двадцати ноль-ноль запрещена законом.