— Надеюсь, я хорошо отыграла роль?


— Да, неплохо… — хмыкает он, не отрывая изучающего взгляда.


— Отлично. Тогда мы можем развестись? Скажем, завтра?


Глава 3

Клим


— Отлично. Тогда мы можем развестись? Скажем, завтра?


Нет, вы только на нее посмотрите! Развестись. Странная эта Тата все же. Любая другая на ее месте с ума бы сошла от счастья, а она… Развестись.


— Обсудим все по дороге домой.


— А что здесь обсуждать?


Действительно. Нечего. Вроде бы.


— Подожди меня, ладно? Елена Павловна, проводите мою… эм… жену в кабинет, — бросаю секретарше и возвращаюсь взглядом к Тате. Она хорошо держится, но теперь, в ярком обеденном свете, льющемся из окна, я вижу, как нелегко ей это дается. — Я быстро, — обещаю, сам не знаю, зачем. У меня и без немцев хватает дел, и, уж если речь идет о приличиях — отвезти Тату домой может кто угодно. В конце концов, этом вопросе важен сам факт того, что я об этом позаботился. Вряд ли Тата ждала, что я займусь этим лично.


Тата прощается с Шульманом и вслед за секретаршей выходит за дверь. Мы с немцами жмем друг другу руки, полностью довольные достигнутыми договорённостями, и обмениваемся какими-то стандартными любезностями, обычно следующими за такой сделкой.


— Герр Шульман приглашает вас с женой погостить. Его заинтересовала методика госпожи… эм…


— Манукян. Тата не меняла фамилию, — цежу я, с трудом выдавливая из себя улыбку.


— Манукян! И он хочет, чтобы она поучаствовала в проведении первой операции по установке нашего клапана.


— Великолепно, — чертыхается за спиной Линев.


— Спокойно. Все уже подписано, — оборачиваюсь к Диме.


— Так каков наш ответ? — нервничает переводчик.


— Скажи, что у моей супруги график операций расписан на несколько месяцев вперед, но если к моменту моей командировки у нее освободится окошко — мы непременно воспользуемся его приглашением.


— И что это означает? — хмурит брови Линев, когда дверь за немецкой делегацией, наконец, закрывается. Равнодушно пожимаю плечами, скручиваю пробку на бутылке газировки и, проигнорировав стоящий рядом с ней стакан, залпом осушаю ее едва ли не наполовину.


— Да ничего.


Дима театрально закатывает глаза. Подходит немного ближе, чтобы никто посторонний нас не услышал, и разжевывает мне очевидное:


— Ты только что пообещал приехать в Германию вместе с женой.


— А что мне нужно было ему ответить, по-твоему?


— Все, что угодно, но только не то, чего ты не сможешь выполнить.


— Ты будешь учить меня жизни?


— Господь с тобой, Клим Николаевич. Выкручивайся, как знаешь. Ты, главное, меня предупреди. Когда вас женить-разводить. Чтобы, как говорится, потом сюрприза не было.


Киваю и снова прикладываюсь к бутылке Эвиана. Дерьмо. Влип я, конечно, конкретно. А главное, ведь на ровном месте влип. Ничто не предвещало беды, как говорится. Еще в самом начале, когда Сашка с Кирой только начали планировать свадьбу, я сразу им дал понять, что готов принять участие в этом мероприятии в какой угодно роли, но только не в роли шафера. Вот даже не просите. Серьезно. Бизнес, поглощения, многомиллиардные сделки — это моя стихия. А не гребаные свадебные конкурсы. И все бы было хорошо — Саша с Кирой вроде бы вошли в мое положение и даже особенно не настаивали на своем первоначальном плане — если бы Сёма, будь он неладен, не сломал ногу.


Скалодром! Вот какой идиот идет на скалодром накануне свадьбы лучшего друга? Впрочем, о чем это я? Туда ж и жених поперся! Вот так. Невесту, значит, на мужской стриптиз отправили, а сами на скалодром пошли. Все ж логично.


— И чем вам только не угодили красотки в бикини из страз? — мой первый вопрос, который я задаю своему младшему брату, когда он звонит мне с просьбой выручить, звучит именно так.


— Да, ну! Чего я там не видел? Слушай, Клим, ну, помоги, а? Я ж Сёму не брошу одного! Пока гипс наложат, пока то, сё… В общем, развези девочек по домам. С тебя, что, убудет? Спустись на грешную землю. Посмотри, что тут да как. Может, чего интересного обнаружишь.


Сашку хлебом не корми — дай надо мной поиздеваться. Продемонстрировать презрение к моим деньгам и статусу, который те давали. Уж потому ли, что для него они действительно ничего не значили, или по той причине, что бедность ему никогда не грозила — не знаю. Для брата материальное никогда не было самоцелью. Это я жопу рвал, чтобы удержать бизнес на плаву, после того, как отец его чуть было не обанкротил. Это я ночей не спал, придумывал схемы, шел на договорняки с чиновниками и башлял откаты… Сашка называет меня старомодным зажравшимся буржуем. Я его — недоделанным миллениалом. Так и живем. Люблю этого мелкого придурка безумно.


— Не знаю, Сань. У меня были планы на вечер.


— Ну, Кли-и-им!


Кошусь на поблескивающий в сумерках салона циферблат старого доброго Ролекса и вздыхаю в трубку:


— Ехать куда? Диктуй.


Сашка с облегченьем вздыхает.


— И это, Клим, ты ж понимаешь… Я не могу остаться без шафера. Кира меня убьет!


— Нет! Даже не проси!


Сбрасываю вызов, закрывая тему и, наплевав на две сплошные, разворачиваю машину — мне в другую сторону, извините, ребята. К счастью, бар, в котором моя замечательная невестка отмечает девичник, находится неподалеку. С трудом нахожу место для парковки, выхожу из машины. Взгляд цепляется за происходящее чуть в стороне. Узнаю темноволосую голову Киры. Меняю направление и подхожу к потрепанному Логану, молча наблюдая за происходящим. Так вот, зачем Сашке понадобилось, чтобы я развез девочек по домам. Сами-то они в таком состоянии — вряд ли куда доедут. Хотя, чего это я? Кира, похоже, трезвая, а вот ее подружка… М-да! Вот, уж, кто хедлайнер сегодняшнего вечера.


— Нельзя ее отпускать с таксистом! — заламывает руки Кира, пританцовывая от холода. Кошусь на ее обтянутые тонкими колготками ноги, качаю головой:


— Шуруй в машину. Я сейчас ее приведу.


Сашкина невеста неуверенно поглядывает в сторону Убера. А у меня нет времени на этот политес. Открываю дверь, просовываю голову в образовавшееся пространство и, поймав пьяный расфокусированный женский взгляд, командую:


— Вылезай.


— Клим? Ик.


— Ага. Давай, вылезай. Ну же…


Мне похрен, как это звучит. Главное, что она меня слушается. Тупит еще, конечно, некоторое время, но потом все же вкладывает в мою заледеневшую ладонь свои горячие пальцы. Вот только выбраться из машины в ее состоянии не так уж просто. Я буквально выдергиваю эту пьянь из салона. Подталкиваю к своему Майбаху, на переднем сиденье которого уже устроилась Кира.


— К-куда мы едем? Ик…


— Домой, — укладываю Татку на заднем сиденье.


— Эй! Я вообще-то сидеть могу.


— Ага. Вижу, как можешь.


Пока Татка барахтается в попытке подняться, я захлопываю дверь и возвращаюсь за руль.


— Хорошо погуляли? — кошусь на невестку.


— Очень! Было весело…


— Ага. Я вижу.


Кира смеется, косится на задремавшую подругу и качает головой.


— Спасибо, что выручил. Куда ей сейчас с таксистом? В отрубях ведь совсем. Когда только успела?


— Да без проблем. Кого куда везти?


— Сначала меня домой. А потому уж Татку. Вам по одному адресу, кстати.


— Шутишь?


— Не-а. Она совсем недавно купила себе небольшую квартирку.


Даже небольшая квартирка в моем доме стоит довольно прилично. Если я ничего не путаю, Татка — обычный, ничем не выдающийся врач. Даже странно, откуда у неё деньги на это. Любовник? Скорее всего. Она такая… довольно смазливая. Невольно бросаю взгляд в зеркало заднего вида. Татка спит, подложив под голову руку вместо подушки и поджав под себя ноги. Если Кира принарядилась по случаю девичника, то эта — не посчитала нужным. Кажется, она даже нанести макияж не удосужилась. Хотя… он ей, наверное, и не нужен — уж больно выразительная у Татки внешность. Не будь она подружкой Киры, я бы… Да, впрочем, что толку об этом говорить?


Ерзаю в кресле. Черт. Как не вовремя эти мысли… Старательно изгоняю их из головы, паркуюсь у дома брата и выхожу из салона, чтобы проводить невестку до подъезда.


— Спасибо, что согласился быть нашим шафером, — улыбается та на прощанье и целует меня по-братски в щеку. — Ты нас очень выручишь.


Ну, вот и как тут откажешь? Сашке смог запросто. Кире — нет. На это мой братец, видимо, и рассчитывал, когда нагло врал ей о том, что я согласился.


— Да брось. Мне не трудно, — выдавливаю положенные случаю слова и возвращаюсь к машине. Домой еду, то и дело поглядывая назад, на так и не проснувшуюся за все это время Татку. Как-то выросла она, пока я бежал. Незаметно даже. А ведь я ее помню маленькой. С русыми косицами, торчащими в разные стороны, и то и дело сползающими на коленках колготками.


— Эй, пьяница! Вставай, приехали.


Ноль эмоций. Закатываю глаза, просовываю руку между сидений и довольно бесцеремонно трясу Татку за плечо. А она морщит маленький нос, кладет свою ладонь на мою руку и потирается об нее щекой. И совершенно неожиданно меня ведет от этой странной неосознанной нежности. Ведет так, что вмиг становится жарко. Хотя я уже давным-давно выключил обогрев.


— Ну, как же ты так накушалась, а? — мне и даром не нужны эти чувства, но, будто не контролируя сам себя, я зарываюсь в ее волосы пальцами. И как раз в этот момент она резко распахивает глаза.


— Что ты сказал? — хрипит, озираясь по сторонам.


— Спрашиваю, с чего ты так наклюкалась?


— С горя! — выдает эта пьянь. — Люди влюбляются, женятся, детей рожают, а я…


Татка, наконец, садится и, неловко взмахнув рукой, нечаянно бьет себя по лбу. Закусываю изнутри щеку, чтобы не засмеяться.


— Ну, так, а тебе что мешает?


— Мешает, что? — непонимающе хлопает глазами Татка и смотрит на меня, открывшего перед ней дверь, снизу вверх.


— Влюбляться, жениться, детей рожать, — повторяю пункты из списка, вытаскивая её тушку из салона. Ну, хоть не заблевала мне здесь все. И то — хлеб.


— Так это… отсутствие возможности.


— Дурное дело не хитрое.


— Не скажи… Ик… — покачивается из стороны в сторону, как мачта на ветру, Татка. — У меня и секса-то… ик… знаешь, сколько не было?


Воу-воу! Погодите. Мы ж тут с другим разобраться пытались…


— Сколько? — сглатываю вязкий ком в горле. А эта дурочка и впрямь задумывается. Подпирает спиной раскрашенную черно-желтыми полосками сваю и, комично шевеля губами, будто действительно ведет подсчет, загибает длинные пальцы. Мой взгляд скользит вниз. Я только сейчас обращаю внимание на то, какие узкие у нее ладони. Я таких, пожалуй, не видел. Но при этом такие… Будто задубевшие. Наверное, от септиков и постоянной мойки. Руки оперирующего хирурга, вдруг вспоминаю я.


Хирурга, у которого давно не было секса.


— Два года? Или три? Не помню.


Постойте… Это она о чем?


Пока я замираю в безрезультатной попытке примерить на себя эти дикие цифры, Татка отрывается от колонны и, все также пьяно покачиваясь, направляется к лифтам. Иду за ней следом. Ну, во-первых, потому, что я обещал Кире проводить ее до квартиры, а во-вторых, потому, что этот вечер так сильно не похож на все другие мои вечера. Самое то, чтобы не закиснуть в опостылевшей череде будней.


— Какой этаж?


— Ик… Пятый?


Сам я, подобно Карлсону, живу на крыше. Мне принадлежит один из двух расположенных там пентхаусов, но на пятый, так на пятый. Лифт просторный. А мы почему-то стоим так близко, что я могу видеть янтарные крапинки в ее желтых, как у моего потерявшегося кота, глазах. Сейчас таких расфокусированных и пьяных.


Лифт звенит, двери открываются. Одновременно делаем шаг к выходу и замираем, соприкоснувшись пальцами. Сам от себя такого не ожидал. Детский сад какой-то. Хмурю брови и отступаю в сторону, пропуская Татку вперед. Она косится на меня, хлопает по карманам. Перетряхивает сумочку и виновато закусывает губу.


— Похоже, я ключи на работе забыла…


Да чтоб его все! Чего-то такого я и ожидал. Тяжело вздыхаю, вкладывая в голос всю скопившуюся во мне усталость, и равнодушно бросаю:


— На работу я тебя не повезу. Переночуешь у меня, а утром что-нибудь придумаем.


Трясу головой, возвращаясь в реальность. Линев куда-то ушел, как и его подчиненные, и я остался в огромной переговорной один. Всегда один. На какой бы вершине не был…