Элис Петерсон - Все ради любви

– Приличная сумма. Я поговорю с ней, не волнуйся, предоставь это мне.

Я медленно иду обратно вниз, к себе в офис. Как он мог?

– Милая, – говорит Грэм, глядя, как я с маниакальным упорством складываю бумаги в ящики и пытаюсь надеть на Спада ошейник и прицепить к нему поводок. – Все хорошо?

– Нет.

– Что случилось?

– Передай Уорду, что все кончено, хорошо? – говорю я. Мои руки дрожат.

– Что?

– Передай ему, что я слышала, как он разговаривал с Лукасом.

– Джен, успокойся, – умоляет Грэм. Он ненавидит ссоры.

– Просто передай ему, – отвечаю я, выходя из офиса. – Он поймет, что я имела в виду.

Я стою на пороге дома Джереми в Ричмонде. Рядом мечется Спад. Лиззи в командировке, и единственный человек, о ком я подумала, единственный человек, кого я хотела бы видеть, – это Джереми.

– В чем дело? – спрашивает он, и я влетаю в его объятия.

– Дженьюэри, что случилось?

Я не знаю, как долго он держит меня. На пороге появляется его жена Эмма. Она зовет нас в дом – говорит, что поставила чайник.

– Отведи ее в кабинет, – говорит она Джереми, и в глазах у нее неподдельное беспокойство. – Там тепло и хорошо.

Джереми сидит в кресле и внимательно меня слушает. В его кабинете уютно, тут есть настоящий камин и множество полок с книгами, рождественскими открытками и семейными фото. Я рассказываю ему все, в подробностях, которые льются из меня, словно из поврежденного водопровода. Джереми не говорит ни слова. Я спрашиваю:

– Ты можешь поверить, что Уорд действовал за моей спиной?

Джереми протягивает мне салфетку.

– Нет, – отвечает он. – Не могу.

– Я доверяла ему.

– Поверить не могу, что он так поступил. Уверен, это недоразумение. Уорд никогда бы не пошел против собственных принципов.

– Но…

– Может быть, надо было все-таки подождать и поговорить с ним? – спрашивает Джереми добрым голосом, но твердо. – Может быть, Грэм просто все не так понял? Давай посмотрим правде в глаза, он часто ошибается. Разве Уорд не заслуживает презумпции невиновности?

– Но он говорил с Лукасом о доме и о деньгах.

Или нет? Я пытаюсь снова вспомнить их разговор.

Не знаю, когда люди в трауре, они ведут себя непоследовательно.

– Дженьюэри. Ты ведь знаешь, как сильно я тебя люблю – как друг и бывший коллега.

Я киваю, высмаркиваясь в платок.

– И я тебе все это говорю, потому что мне не все равно. Зачем ты сбежала? Почему не попыталась поговорить с ним?

Я делаю глубокий вдох.

– Потому что…

Я сжимаю губы.

– Не знаю, Джереми. Я так запуталась…

– Может быть, потому что ты его любишь, а иногда проще при первых признаках беды сбежать куда подальше? – подмигивает мне Джереми.

– Нет. Это не так, совсем не так, – мотаю я головой.

– Ты боишься быть счастливой. Ты уже долгое время была одна, и вдруг появляется мужчина, который тебя любит, а ты любишь его. Только разве это так уж страшно, разве это не волшебное чувство? Когда я влюбился в Эмму, я был так напуган, что даже думать нормально не мог. Я думал, что это конец моей свободы, конец жизни, какой я ее себе представлял, но так или иначе мне необходимо было совершить прыжок в неизвестность, и я так рад, что совершил его. Конечно, ничего не закончилось – наоборот, это было начало новой и прекрасной жизни. Любовь делает нас уязвимыми, но мы должны, и это в наших собственных интересах, использовать этот шанс.

– Спасибо, – говорю я, взяв еще одну салфетку и понимая, как сильно я скучала по мудрым советам Джереми.

– Прости, – добавляю я с улыбкой, – что вечно перед тобой плачу.

Едва Джереми успевает открыть рот, чтобы ответить мне, как мой телефон звонит. На экране имя Уорда.

Джереми приказывает мне ответить:

– Никогда не убивай чувство в зародыше.

Я встречаюсь с Уордом в местном пабе неподалеку от моего дома и квартиры Уорда в Брук-Грин. Он протягивает мне бокал вина, а в глазах у него злость.

– Что, подождать не могла?

– Я все не так поняла, – признаю я. – Теперь я знаю. Я позвонила Лукасу.

– Ты звонила… Лукасу? – Уорд в недоумении.

– Он сказал, что весь день был на совещаниях, – произнося эти слова, я понимаю, как нескладно это все звучит, как глупо с моей стороны было так отреагировать. – Он заверил меня, что ничего бы не сделал без моего согласия, так как понимает, что мне нужно время.

– Ты ему позвонила и сделала все только хуже! – кричит Уорд и вдруг понижает голос. – Всего-то и нужно было, что сказать мне.

– Я знаю. И сожалею. Очень, – говорю я, стыдясь самой себя.

– Если хочешь знать, вообще-то я разговаривал с Люком, моим адвокатом. По поводу Марины. Мне казалось, что можно развестись цивилизованно, но, видимо, нет.

– Прости, – говорю я, протягивая руку к его руке, но он тут же отдергивает свою.

– Знаешь, что на самом деле больнее всего, Джен? Ты была готова поверить, что я могу так с тобой поступить.

– Я… – моему поступку нет оправдания. Я снова наклоняюсь к нему, но он отодвигается еще дальше.

– После всего того, что мы пережили вместе, ты действительно думаешь, что я такой человек, который мог бы так себя вести?

– Нет. Я вообще не знаю, о чем я…

– То есть ты считала, что я могу просто взять, позвонить твоему брату, за спиной у тебя провести сделку – и все ради какого-то там процента? Если так ты обо мне думаешь, у нас нет с тобой ни малейшего шанса, – говорит он, вставая и взяв свое пальто со стула. – И Лукас заслуживает лучшего отношения. Он дал тебе слово ничего не делать без твоего согласия, и тебе стоило бы довериться хотя бы ему. Когда ты сбежала, Лукас был в шоке – он корил себя за то, что выместил на тебе свой гнев, ему правда было очень жаль. Он плакал, Дженьюэри. Твой брат плакал! Ты была права, он за эти годы многое держал в себе – ты не единственная, кому пришлось несладко в этой жизни.

– Уорд! Подожди! Пожалуйста, не уходи.

Уорд поворачивается ко мне.

– Если так ты думаешь обо мне, – повторяет он, – то лучше покончим с этим прямо сейчас.

Я спешу домой и начинаю бросать в чемодан подвернувшуюся под руку одежду. Айла дуется. Она не хочет снова садиться в машину и ехать в Корнуолл на выходные, особенно зная, что прадедушки больше нет.

– Я хочу поработать над фотографиями на конкурс! – кричит она.

Они с Руки вместе обрабатывали фото на компьютере.

– Не спорь! – отрезаю я.

– У меня тоже есть права! – упирается Айла. – Иногда я тоже имею право выбрать, что мне делать, а что нет. Моя учительница говорит…

– Хватит! Ты сделаешь так, как я тебе скажу, Айла.

Руки тихонько дотрагивается до моего локтя.

– Ты уверена, что в состоянии куда-то ехать?

– Со мной все в порядке, – отвечаю я, чувствуя себя совсем не в порядке. Я поругалась с Уордом. У него нет ко мне больше доверия, и во всем этом виновата лишь я сама.

Даже не помню, как я выехала из Лондона и как оказалась на автомагистрали. И уж тем более не помню, как добралась до Бич-Хауза.

Раннее утро. Долгая езда меня вымотала, но уснуть я не могу до сих пор. Я включаю светильник и отправляю Уорду сообщение. «Прости, – выстукиваю я по клавишам. – Я не хотела тебя обидеть. Я должна была тебе доверять. Пожалуйста, прости меня». Нажимаю на «Отправить». И мне так хочется сказать, как сильно я его люблю! Никогда раньше я не чувствовала себя таким образом. Я понимаю, что все мои чувства к Дэну даже близко не были похожи на те, что я переживаю сейчас. Когда Дэн порвал со мной, мне было всего лишь страшно, потому что я была беременна и не хотела воспитывать ребенка одна. И я его любила не так, как любила Уорда – настолько сильно, что, казалось, пошла бы на что угодно, чтобы все исправить.

На следующее утро, едва проснувшись, я сразу лезу в телефон – проверить сообщения. Но мое сердце обливается кровью, когда я понимаю, что ответа нет.

После завтрака мы отправляемся на пляж. Айла держит поводок Спада и идет с ним по песку, ища раковины и всякие прочие штуки. Пляж опустел. Мы закутаны во все самое теплое. В Корнуолле зимой намного холоднее. Я прислоняюсь к стене закрытого на зиму кафе и смотрю на море, слушая шум волн и пытаясь понять, как решить ситуацию с Уордом. Дедушка всегда говорил, что волны часто подсказывают ответ. Я пережду. Напишу ему письмо, вот что. Расскажу ему о своих чувствах. Буду опять звонить ему. Приду к нему под дверь; буду долго колотить в нее, пока он не откроет, если придется. Я не позволю нашим отношениям погибнуть в зародыше. Просто не могу. Я закрываю глаза и слышу дедушкин голос: «Вот теперь ты моя девочка. Настоящий боец!»

Я открываю глаза, услышав другой голос совсем рядом.

– Я тоже боюсь, – говорит этот кто-то, – но давай начнем все заново.

Уорд в зимнем пальто и полосатом шарфе садится ко мне на песок.

– Как ты узнал, что я тут? – спрашиваю я изумленно, касаясь его руки, чтобы понять, что не сплю.

– Руки позвонила. Она за тебя переживала, сказала, что прошлой ночью на тебе лица не было, – улыбается Уорд.

Замечательная, прекрасная Руки. Я хочу обнять Уорда и никогда больше не отпускать его от себя. Еле-еле сдерживаюсь, чтобы усидеть на месте.

– Я никогда ничего не сделал бы за твоей спиной, – говорит он и смотрит на море. – Ты ведь знаешь, я на твоей стороне.

– Я знаю, я правда знаю, и мне сложно даже выразить словами, какая я дура, что сделала такие выводы. Уорд, я…

Айла машет нам рукой.

– Привет, Уорд! – говорит она, как будто вполне естественно, что он вдруг появился ниоткуда. Уорд машет ей в ответ и поворачивается ко мне:

– Можно я снова побуду твоим начальником?

– Продолжай.

– Да, Лукас облажался с выбором момента, но в целом в его предложении было рациональное зерно. Если ты сюда переезжать не собираешься, дом нужно продавать. Он уже и так слишком потрепанный, и на его ремонт понадобятся тысячи, которых у тебя, само собой, нет.

Я киваю:

– У Лукаса есть, но для него Бич-Хауз ничего не значит, в отличие от меня. Я знаю, оставить дом не получится, но мне сложно даже представить себе, что его нет. Я ведь провела тут больше тридцати лет.

Я дотрагиваюсь до своего медальона.

– Говорю сейчас от имени Уорда, не агента по продаже жилья. Я знаю, как тебе здесь нравится, насколько важен для тебя этот дом, но дом – это те, кто в нем живет.

Я поворачиваюсь к нему и чувствую, как к глазам подступают слезы. А он спрашивает меня:

– Ты можешь себе представить этот дом без твоих бабули с дедулей? Вот именно, нет. Потому что он был твоим домом благодаря им. А знаешь, где они живут теперь? – Я молчу. – Здесь, – сам отвечает он, дотрагиваясь до моего учащенно бьющегося под зимним шарфом сердца, а потом проводит ладонью по медальону. – Мы можем продать дом, кто угодно может продать его, но нельзя продать ту роль, какую родные люди сыграли в твоей жизни, или твои воспоминания о них. Они останутся навсегда.

Я кладу голову ему на плечо.

– Я люблю тебя, Меткалф.

– Знаешь что, Уайлд? Я тоже тебя люблю.

Я поднимаю голову и обнимаю Уорда. К черту сдержанность.

– Я люблю тебя, – повторяю я, и, схватив его лицо в свои ладони, целую его крепко-крепко.

Остается неделя до Рождества. Мы с Уордом, Руки и Лиззи бродим по коридорам школы, где учится моя дочь, и разглядываем развешанные по стенам фотографии, присланные участниками фотоконкурса. Я и Лукаса попросила приехать, но, к сожалению, он, как обычно, занят. Айла о чем-то бодро судачит со своими друзьями, не обращая на нас внимания. Руки заплела ее волосы в косу а-ля франсэ. На Айле бледно-розовый кардиган, с одной стороны которого пришита тряпичная розочка, а под него она надела темно-синее платье и туфли в тон. Сегодня я разрешила ей не носить лонгеты.

В общей сложности в конкурсе фотографий участвуют сорок пять человек, и каждый из них прислал целую серию фотографий, объединенную общей историей. Я останавливаюсь перед серией снимков, на которых запечатлена радостная девочка – вот она бежит по лужайке, вот она улыбается, вокруг нее разбросаны листья, и несколько листьев у нее в волосах. Я вижу фото африканских пейзажей. Лиззи указывает рукой на снимок ребенка с суррикатом на голове:

– Дэйву бы вот этот очень понравился.

На другом снимке маленький мальчик на пляже поедает шоколадное мороженое – коричневые капли стекают по его подбородку, а на лице его сущее блаженство. Еще одна серия: скучающие дети ждут автобуса, а потом танцуют от радости, когда он приехал. Наконец мы оказываемся перед работой Айлы. Она сделала несколько снимков на пляже в Портпине; тут дедуля в своем старом твидовом берете, смотрит на парусные лодки, покачивающиеся вдали, а вот еще фото нас с дедулей – мы идем по пляжу, спиной к камере, и наши тени переплетаются на песке. На следующей фотографии бегущий по песку Спад, уши поток ветра прижимает к его головке. Завершается серия очень сильным по впечатлению снимком заката с восхитительной игрой света. Айла ничего не рассказывала мне про эти фото. И я понятия не имела о существовании этого снимка, где мы с дедулей вдвоем. Я смотрю на фотографию с гордостью.