Он взял ее руку, поднес к своим губам и поцеловал. Она серьезно посмотрела на него: хотя у нее не было никаких чувств к нему, но он стремился к этому, и она должна была попробовать. Выбора не было. Она погладила его по щеке. Он взглянул на нее, и его взгляд был столь же серьезен, как и ее.

— Я знаю, что в Библии осуждается лицезрение мужчины и женщины в первозданном виде, но сейчас я больше всего хочу увидеть вас обнаженной. Вы можете сделать это для меня, Скай?

Откинув покрывало, она встала.

— Я уверена, — сказала она, — что это пастор Лишо вбил вам это в голову, Фаброн. Это ложь: в Библии сказано, что мы созданы по образу и подобию Божию, а если так, то как же можно не восхищаться Его созданием? Им самим? — Она медленно повернулась, чтобы он полностью насладился зрелищем ее тела.

Ее красота почти заставила его зарыдать: маленькие груди совершенной формы, изящная линия бедер и ног, узкая талия и длинная линия спины, великолепная форма рук. Все было совершенством, за исключением рубцов от розги на коже. Они поблекли, но их зрелище вызвало в нем ощущение вины.

— Вы не можете быть земной! — сказал он. — Пастор прав: женщины — изобретение дьявола! Прикройтесь, мадам! В ответ она бросилась на кровать рядом с ним.

— Нет, Фаброн, — твердо заявила она. Скай решила бороться с невежеством и суеверием этого гугенота. Теперь она жена герцога и не позволит пастору Лишо руководить их браком или разрушить его. — В Библии сказано, что женщина сотворена Господом нашим из ребра первого мужчины, Адама.

— Откуда вы это знаете? Кто сказал вам это?

— Никто, Фаброн. Библия переведена на английский, и я прочитала это в ней сама.

— Но ваша злокозненная церковь запрещает вам знать, что написано в Библии.

— Церковь много чего запрещает, Фаброн, и я не во всем с ней согласна. — Она улыбнулась ему. — Я ведь говорила вам, что я не лучшая из католичек. Раз Библия переведена, я решила узнать, что там написано. И я узнала.

— А вы всегда делаете то, что хотите, мадам? — Его черные глаза снова были суровы, но все же в его голосе чувствовались нотки юмора.

— Я не всегда могу выбирать, Фаброн, но при возможности я делаю то, что приятно мне.

«Какой он странный», — подумала Скай. Он одержим чувством греховности, он был жесток к ней, и все же она чувствовала жалость к нему. Их глаза встретились, и вдруг он протянул руку и провел по ее бедру.

— Но ведь заниматься любовью при свете дня грех, — проговорил он тихо, но она видела, что он хочет ее.

— Это сказал пастор Лишо? — поддразнила она его, наблюдая за ним сквозь полуприкрытые ресницы.

— Мы никогда не говорили об этом, Скай. Но я никогда не читал об этом в Библии, а вы?

— Нет, монсеньор, я тоже.

Его рука продолжала ласкать ее ягодицы.

— А вы занимались раньше любовью днем? — спросил он.

— Да, — ответила она. Она видела, как возбуждает его ее тело, сам их разговор, возникающие в его сознании фантазии. С каким-то всхлипыванием он повалил ее на спину и начал ласкать ее груди, причитая в то же время:

— Такое наслаждение, должно быть, греховно! Мы не должны делать это! Не должны! — И в то же время он овладел ею еще до того, как она была готова его принять, увлажнив ее расщелину слюной и яростно двигаясь в ней, стремясь к вершине своего наслаждения.

Скай закрыла глаза и не стала мешать ему, пока он всхлипывал и возился на ней. «По крайней мере, — подумала она с облегчением, — он может действовать без жестокости. Со временем я научу его доставлять удовольствие и мне, если сумею избавить от ложных страхов. Но странно — впервые в моей жизни не мужчина управляет мной в постели, а я управляю им».

Наконец с диким воплем герцог кончил, достигнув вершины наслаждения. И хотя Скай все еще не могла простить ему жестокости прошлой ночи, она почувствовала к нему странную симпатию. В самом деле, ведь он всего лишь грустный, слабый мужчина, наполненный страхом и предрассудками. Он, однако, тянется к сильным людям, а она была сильной. До этого лишь пастор Лишо имел на него влияние. Теперь ей нужно — если только она не хотела превратить свою семейную жизнь в ад — одолеть этого мерзавца. Во всяком случае, она не может до этого привезти сюда детей.

Несколько дней Скай и Фаброн провели в ее спальне. Из разговоров Скай многое узнала о своем новом муже. Она поняла, что он никогда в жизни не любил по-настоящему и страдал от этого. Единственным существом, искренне привязанным к нему, был его племянник Эдмон. Его мать, дальняя родственница Екатерины Медичи, королевы-матери Франции, была холодной и рациональной женщиной, отдавшей обоих детей на попечение воспитателей. Отец, суровый мужчина, имевший высокие принципы и необузданное сластолюбие, никогда не проявлял любви к сыновьям, полностью занятый управлением герцогством и погоней за юбками, что получалось у него одинаково хорошо.

Единственным человеком, который тепло отнесся к Фаброну, был придворный капеллан, отец Анри, и, возможно, в стремлении подражать ему Фаброн и хотел стать священником. Конечно, его отец не желал ничего слышать об этом, и Фаброн озлобился. Отец Анри сочувствовал обеим сторонам и посредничал между ними. Фаброну он объяснял, что если бы Господь захотел, чтобы он стал священником, то он родился бы младшим сыном. Но этот аргумент становился все менее весомым с каждым выкидышем у жен Фаброна и их смертями. Но когда отец умер, у Фаброна не было выбора — его младший брат погиб от раны, полученной на турнире, и единственным законным наследником, кроме Фаброна, был его племянник-карлик. Ему пришлось жениться снова.

Пока Фаброн ждал прибытия невесты, пастор Лишо начал свою черную работу над восприимчивым сознанием герцога. Да, соглашался он с одержимым чувством греховности герцогом, все прошлое — это наказание Господне за то, что он не послушался голоса совести. Однако теперь Господь присылает ему новую жену — и это должно стать началом новой жизни. Новая жена — новая вера. Пастор излагал все это авторитетно, цитируя в изобилии Библию, которую, очевидно, неплохо знал. Стремясь обрести новую жизнь с новой женой, избегнуть прежних несчастий, герцог отошел от веры отцов и с ревностью новообращенного предался новой вере.

И вот новая жена прибыла, но она заставила его сильно усомниться в новых убеждениях. Она была всем тем, чем, как утверждал пастор Лишо, не должна быть женщина, и совершенно другой, чем те женщины, которых он знал раньше. Через три недели после свадьбы он впервые почувствовал себя влюбленным. Скай! Само это имя было возмутительным, но он привык к нему и полюбил его. Скай объяснила герцогу, что она была названа по имени одного из Гебридских островов, где родилась ее мать. Но, странно, это нравилось ему — она по крайней мере не была Мари, Жанной или Рене.

Она была прекрасна и своенравна, независима и нежна, ласкова и умна. Она была всем тем, чего он никогда не рассчитывал найти в собственной жене, за исключением, возможно, красоты. И при этом не отталкивала его от себя, как предыдущие жены — те всегда норовили найти предлог для отказа от близости, а если она все-таки происходила, то стремились, как только он заканчивал, оттолкнуть его. Скай же льнула к нему, заключала его в кольцо своих рук. Особенно ему нравилось класть голову на ее мягкие груди, наслаждаясь ее розовым ароматом. Она была чище и сладостнее любой другой женщины из тех, что он знал.

Однажды ночью, когда он, опьяневший от наслаждения, лежал рядом с ней, она спросила его:

— А знаете, Фаброн, что вы ни разу не поцеловали меня?

Он удивился, так как никогда не был расположен к этому виду ласки. Но ему вдруг захотелось сделать ей приятное, отплатить ей за ту нежность, которую она подарила ему, несмотря на ужасное начало их отношений, начало, от одного воспоминания о котором он содрогался.

— А вам понравится, Скай, если я поцелую вас? — несколько растерянно спросил он.

— Да, — тихо сказала она, — это будет мне так приятно! Поднявшись на локте, он наклонился и мягко коснулся ее губ своими губами — и тут же отдернулся, как будто прикоснулся к чему-то раскаленному. С тихим смехом Скай снова пригнула его голову и страстно впилась в его губы. Фаброн де Бомон почувствовал, как по его жилам растеклась сладостная слабость, почувствовал, как ожила, снова пробудилась к жизни его мужественность.

— Вот так, монсеньор, — сказала она, ослабив хватку и отрывая свои губы, — вот это поцелуй. Вовсе не такая неприятная вещь, а?

— Вы смеетесь надо мной, мадам? — холодно спросил он, но его глаза говорили, что это холодность мнимая.

— Немного, может быть, — согласилась она, — любовь неотделима от смеха, дорогой муж.

— Вы не уважаете меня, мадам, — сказал он, — и мне придется потребовать выкуп за это нарушение приличий! — И он снова поцеловал ее, сжимая в объятиях, и в касании его губ была неожиданная для нее сила. Впервые за время их брака она ощутила какое-то отдаленное напоминание о страсти. «Возможно, — подумала она, — мы можем надеяться на лучшее».

Он легонько прижал ее к себе, и она поняла, что он ощущает огромное наслаждение от близости ее тела, теплоты и шелковистости ее гладкой, надушенной кожи.

— Вам нравится, когда я ласкаю вас так? — неуверенно спросил он.

— Да, — прошептала она ему.

— Вам нравится, когда я ласкаю и целую ваши прекрасные груди?

— Да, мой муж, мне очень нравится, — последовал тихий ответ.

— Я хочу, чтобы это нравилось вам, — произнес он тоном, который Скай показался стыдливым. — Чтобы вам нравилось, когда я люблю вас.

— О, Фаброн, — сказала Скай, довольная и тронутая тем, что начинает завоевывать его, — когда вы нежны и ласковы со мной, я тоже чувствую наслаждение. Разве мы не должны наслаждаться друг другом?

— Но пастор Лишо говорит… Ее рука легла на его уста:

— Что может священник, служитель любой веры, знать о страсти мужчины и женщины, Фаброн? Я верю, что Бог дал человеку жену не только для поддержки и рождения детей, но и для наслаждения. Люби меня, и я полюблю тебя. Что в этом дурного?

Поцеловав ее ладонь, он снял ее руку с губ и сказал:

— У вас получается это так просто, Скай.

— Это действительно просто, Фаброн. Любите меня, и я полюблю вас.

И тогда он в самом деле подарил ей свою любовь. Он любил ее так нежно и внимательно, как никогда раньше. Впервые он старался удовлетворить ее и впервые почувствовал, что ее наслаждение возбуждает его. И когда она достигла его вершины, он вдруг понял, что раньше она всего лишь имитировала наслаждение, чтобы удовлетворить его. И только тут он понял, что любит эту прекрасную женщину, которая, несмотря на его зверства в первую ночь, стремилась сделать их брак настоящим союзом.

— Вы — моя, Скай, — прошептал он в ее ухо, и она плотнее прижала его, зная, что теперь у их брака есть шанс.

Однако вскоре их идиллия кончилась. На следующее утро они, как обычно, сидели за столиком, который Дейзи каждый день сооружала в окне спальни, наслаждаясь свежими персиками и только что извлеченным из очага хлебом, соленым сыром бри и разбавленным вином. Высокое узкое окно было распахнуто, и на каменной балюстраде бледно-красные розы овивали розовый камень. Небо было без облачка, а внизу плескалось зелено-голубое море, залитое солнцем. Маленькая черно-желтая птичка прилетела к их окну и, устроившись в розах, пропела песенку, прежде чем порхнуть к окну и принять из руки Скай хлебные крошки.

— Как это вам удается? — спросил он, как всегда заинтригованный тем, что ей удается зачаровывать птиц.

— Птицы знают, что меня можно не опасаться, — тихо ответила она. — Животные чувствуют, когда их любят.

— А скорее всего это ведьмовство! — проревел кто-то изнутри комнаты. Испуганная птица вспорхнула и исчезла.

— Миледи, монсеньор, я пыталась не пустить его, но он оттолкнул меня, — презрительно сказала Дейзи. Она произнесла это по-французски, но затем перешла на английский:

— Берегитесь, госпожа! Старый черт целыми днями кипятится из-за того, что герцог забросил его.

— Вы злоупотребляете моей дружбой, пастор, нарушая вот так наш с герцогиней покой, — сурово сказал Фаброн де Бомон.

Пастор Лишо подошел к столу. Скай поморщилась — да моется ли этот человек вообще? Он вонял так, как если бы спал в хлеву среди козлов.

— Я пришел ради спасения вашей бессмертной души, Фаброн, сын мой! С того дня, как я соединил вас по закону Божию с этой женщиной, вы не посещали меня. Вы пренебрегаете вашими духовными обязанностями, и Господь недоволен вами! Он отомстит, и эта женщина извергнет ваше семя точно так же, как предыдущие. На колени, оба! Просите прощения у Господа, если не хотите, чтобы стало слишком поздно!

Герцог, очевидно, был испуган, Скай же была в ярости и вскочила на ноги.

— Негодяй! — закричала она на пастора. — Это ты должен пасть на колени и молить Господа о прощении за твои лживые учения!

— Шлюха! — Пастор уставил свой костлявый палец на Скай. — Посмотрите на нее, Фаброн, сын мой! Видите, как она выставляет свое тело, как вавилонская шлюха?! — Его глаза остановились на ее груди, и он невольно облизнул губы. На Скай было прозрачное розовое шелковое платье, которое она отказалась надеть в первую брачную ночь с герцогом.