У Дели снова возникло ощущение, что мурашки или легкий, чуть пощипывающий ток пробежал по волосам, по шее и спустился к ногам. Дели чуть улыбнулась от щекотки. Его губы, блуждавшие в ее волосах, щекотали ухо.

— Чего же мы ждем?! — обратилась она, повеселев, к шоферу, который отвернулся от них и старался не наблюдать за этой сценой.

Машина двинулась с места, дернулась, колесом наехав на кочку, и Максимилиан отстранился от нее.

Дели повернулась к нему, на губах ее блуждала улыбка. Она взглянула в его глаза и снова прочла то, чего раньше не понимала. Внутри его темных зрачков, казалось ей, горел затаенный огонь страсти.

— Безумный Макс, — тихо шепнула она с улыбкой.

— Есть такой фильм. Ты хочешь посмотреть? — спросил он, сощурив глаза.

— Это, наверное, про тебя… Безумный Макс, — повторила она, все так же улыбаясь.

Он быстро приблизил к ней лицо и поцеловал ее в губы. Но машину трясло, они уже выехали на берег, и Дели была рада, она не хотела расслабляться в его поцелуе — его губы всего на секунду коснулись ее.

Машина остановилась. Дели быстро вышла.

Напротив ее, на воде, белым привидением стояла призрачная «Филадельфия», освещенная неяркой желтоватой луной. И — о ужас — Дели различила недалеко от кожуха колеса четыре фигуры — это были ее дети. Они смотрели на подъехавшую к берегу машину, на нее, выскочившую из машины. Дели положила руку на грудь, так как сердце забилось, словно ее, семнадцатилетнюю, застала строгая тетя Эстер, застала вместе с Адамом. Только теперь тетя Эстер превратилась в четверых ее детей, которые наверняка без особого восторга взирали сейчас на ее слишком позднее возвращение.

Максимилиан вышел вслед за ней. Дели жестом попросила его сесть в машину, но он не послушался. Он подошел к ней и хотел притянуть за талию, но она вовремя отбежала.

— Завтра я преподнесу тебе маленький подарок… к нашей помолвке. — Его синеватые зубы блеснули в полутьме.

— Макс! Здесь не Африка и не Индия, ты не можешь быть двоеженцем! — резко, но тихо сказала она.

— Прости, пожалуйста! Я уже забыл, что нужно еще покончить с Лилиан.

Дели покоробило от его слов. Она сразу вспомнила, как он сказал — или действительно пошутил? — повторив пьяные выкрики: «Зарежу, не веришь?» У нее вновь внутри маленькой любопытной змейкой зашевелился страх.

— Все-все, до завтра. — Она быстро пожала его руку.

Но Максимилиан схватил ее за руку, обнял и вновь поцеловал. Сердце ее бешено забилось, затрепетало, но не от восторга, от ужаса, страха, возмущения! От того что дети на нее смотрят; они видят, как на светло-сером фоне серебристых облаков соединились в поцелуе две фигуры!

Дели стала отчаянно сопротивляться, он выпустил ее. Она быстро выдохнула и укоризненно покачала головой, кипя от возмущения. Потом нехотя улыбнулась и быстро, словно девчонка, побежала к «Филадельфии».

Трап одним концом лежал на берегу, дожидаясь ее.

«Это все ерунда — возраст! — подумала она. — Как легко, радостно бежать, бежать к своим детям!» Она застучала каблуками по узким деревянным доскам трапа. Она бежала не оглядываясь.

Но, оказавшись на палубе, Дели, к своему удивлению, никого не обнаружила, все словно растворились в полутьме. Дели чувствовала, что должна если не объясниться, то, по меньшей мере, извиниться — она наверняка доставила всем много беспокойных минут. Такого не было, чтобы она уезжала одна, не сказав, когда вернется. Дели оглянулась на берег и увидела, как и предполагала, на фоне пепельных ночных облаков белое пятно рубашки Максимилиана и темный силуэт машины. Рассеянный лунный свет незримой кистью бросил на крышу и капот машины молочно-белые мазки лунных белил и еще сильнее посеребрил виски Максимилиана.

«Неплохо бы написать картину под названием «Ожидание», — подумала она, глядя на берег.

Дверь кухни скрипнула, и появился одетый в свою белую до колен рубаху Омар. Он остановился в нерешительности, словно боялся к ней подойти.

— Добрый вечер, Омар. Как дела? Вы не спите еще? — весело спросила она.

— Я хочу убрать со стола, моя госпожа позволит?

— А что было на обед?

— Рыба и пудинг, — слегка поклонился Омар.

— Наверное, все было очень вкусно?

— Не знаю, госпожа. Никто так и не обедал. Господа ждали вас, а потом разошлись. Госпожа будет обедать?

«Бедные дети ждали и так и не сели за стол. Бедные дети, бедная я, несчастная их мать. Это похоже на забастовку, на бунт на корабле. А он все стоит на берегу…» — подумала Дели, бросив взгляд на берег.

— Я не прочь перекусить. — Она почувствовала, что очень голодна и устала. Лампа над столом на палубе уже не горела, и Дели добавила: — Может быть, ты принесешь мне что-нибудь в каюту?

— Да, конечно, госпожа! — поклонился Омар, оскалив свои большие белые зубы. Дели совсем не понравилось, как он улыбнулся.

Она спустилась в каюту и, увидев синие орхидеи в вазе, которые принесла сюда Мэг, сразу же вспомнила про письмо Аластеру: опустил ли Бренни письма на почте или забыл?

Она даже удивилась себе: как быстро меняется настроение, как скачут мысли. Ведь только что она была в объятиях Максимилиана, а теперь думает про — о, к счастью, не про Аластера, всего лишь вспомнила про письма ему и мисс Баретт! Она посмотрелась в зеркальце, увидела свое свежее, с легким румянцем лицо, губы ее были совершенно алыми, но не от румян, от его поцелуев.

Дели взъерошила волосы и решила пойти к Мэг, ей захотелось посплетничать с ней по-женски.

Она оставила дверь каюты открытой, чтобы Омар пришел и оставил на столе что-нибудь пожевать и, стараясь не шуметь, прошла к каюте Мэг.

Дели тихонько постучала в дверь, из каюты раздался голос дочери:

— Мама, да, я жду тебя.

Дели вошла, увидела Мэг, лежавшую на узкой кровати с железными спинками, она читала книжку про войну в Европе. Дели на секунду удивилась: что интересного могла найти дочь в этой книге, но не стала спрашивать.

— Дорогая, ты на меня очень сердишься? — спросила Дели, сделав виноватое лицо.

— Нисколько, мама, не сержусь! Нисколько! — Мэг вскочила и, подбежав к Дели, обняла ее и поцеловала в щеку. — Я так рада за тебя!

— Боже, чему же тут радоваться? Почему вы ждали меня, почему не обедали?

— Мнения разделились: я предлагала подождать, а Бренни сказал, что ты, может быть, только завтра утром или днем появишься. Но я оказалась права.

— Ах, что творится со мной, Мэг, ты бы знала, — вздохнула Дели и повторила: — Что творится…

— А что случилось? Он тебя не обидел?

— Да нет, конечно. Он мне признался… — И Дели расплылась в улыбке.

На лице Мэг появился испуг, она прижала пальцы к губам и тихо промычала, качая головой:

— М-м-м! Как здорово!..

— Милая, ну что же тут здорового? Все это совершенно нездорово. Эта наша прогулка…

— Он вел себя слишком смело? Он тебя чем-то огорчил?

— Да нет же! Я же говорю, он признался мне в любви! А я не знаю… — смущенно заулыбалась Дели, чуть пожимая плечами.

— Мама, что же ты не знаешь?! Какое счастье, о какая ты счастливая! — воскликнула Мэг и затрясла в воздухе руками от восторга. — Мама, если бы я была такая же счастливая, как ты, я бы просто не знаю что сделала, я бы просто тебя расцеловала! — Мэг снова бросилась к матери и снова поцеловала в обе щеки.

Дели вспомнила, как Максимилиан говорил, что они будут счастливее, чем ее дети. Да, Мэг себя определенно не чувствовала счастливой, но почему? Ведь это глупо — в ее-то годы, у нее все впереди, все самое восхитительное и чудесное! А у нее — наоборот.

— И что же ты? Ты сказала ему?

Дели отрицательно покачала головой.

— Ты ему сказала «да»?! — Мэг снова ужаснулась, прикрыв рот ладонями.

Дели покачала головой и поджала губы. Ей показалось, что сейчас ее губы горели, как красные огни на речных бакенах.

— Но почему? Почему? Ты его не любишь?

— Я не знаю. Он мне очень симпатичен, может быть, даже больше… Но я к нему пока не привыкла.

— Конечно, ты привыкла к отцу, но… Как ты говорила — жизнь продолжается? — лукаво улыбнулась Мэг.

— Да, к сожалению или к счастью скорее всего. Продолжается, и мне надо что-то предпринять. А я совершенно ничего не понимаю! Бренни опустил письма?

— Наверное. Конечно, опустил. Он договорился по поводу муки, лопат, тысячи полторы мешков, как ты думаешь, не много? И по мелочам — посуда, игрушки, простые ткани. Ему предложили взять дорогую фарфоровую посуду, но он сомневается, будут ли покупать, хотел с тобой посоветоваться.

— А вы меня не сильно осуждали? — осторожно спросила Дели, присаживаясь на кровать. Мэг села рядом с ней на маленький столик возле кровати, отодвинув от себя стопку салфеток, которые она старательно вышивала.

— Мы все, наоборот, рады, — не слишком уверенно ответила Мэг.

— Я тоже рада, но мне кажется, я совсем неправильно поступлю, если соглашусь на его предложение, Мэг. Дело в том, что он женат, у него взрослые дочери.

Мэг помрачнела и нахмурилась, потом вздохнула:

— О-ох, вот ведь как.

— Но он сказал, что хочет развестись, — быстро добавила Дели, словно пыталась оправдать Максимилиана.

— Тогда в чем же проблема?! — Лицо Мэг радостно засияло.

Дели усмехнулась и опустила голову.

— А Лондон так далеко… Я думаю, не стоит мне разрушать семью! — вдруг сказала Дели быстро и решительно, хотя еще секунду назад у нее не было подобной мысли.

— Мама, если вы любите друг друга…

— Мэг, не надо бросаться такими словами! В моем возрасте все гораздо сложнее, как ты видишь.

— Да-да-да! Конечно, сложней, но он мне понравился! — воскликнула Мэг, схватив Дели за руку и тихонько пожав ее. — Такой высокий, стройный, совсем не старый.

— Ты считаешь? — недоверчиво посмотрела Дели в глаза дочери.

— Совсем не старый! И потом, эти цветы.

— Цветы — что они значат, Мэг? Ничего не значат, — грустно сказала Дели. — Но тем не менее я благодарна, что ты выслушала меня. Мне так хотелось с кем-то поговорить.

— Ма, я ужасно рада! Ну похвастайся, пожалуйста, еще. А как он говорил, скажи!

— Не хочу! Мне нужно ходить в черном минимум полгода, а я — видишь, какой пример вам подаю. Это все немыслимо!

Мэг взяла одну из салфеток и стала нервно ее теребить.

— Ма, я не хочу, чтобы ты была одна. Что ты намерена ответить, я даже боюсь подумать, что ты можешь… — Она замолчала.

— Что я намерена ответить? Вот именно! Он завтра приедет, к вечеру. Ничего, что-нибудь придумается, — рассеянно сказала Дели и грустно улыбнулась, взглянув на дочь. — Я рада, что вы не слишком меня осуждаете, все чудесно, все было так чудесно, что долго так продолжаться не может.

— Мама! Он разведется, он будет свободен, как и ты!

Дели нахмурила брови и с силой сжала губы.

— Не хочу. Ты не голодна?

— Я кое-что пожевала.

— Спокойной ночи, Мэг. И прости меня, пожалуйста, за все. — Дели быстро провела ладонью по щеке дочери и, улыбнувшись одними губами, вышла из каюты.

Выйдя от Мэг, Дели быстро скинула туфли, взяла их в руки и легко и бесшумно, словно двенадцатилетняя девочка, поскакала вверх по ступеням. Выбежав на нижнюю палубу, она глянула на берег — он был пуст: ни машины, ни Максимилиана уже не было.

Дели почувствовала радость и одновременно некоторое сожаление. Она так же быстро и бесшумно пробежала в свою каюту, она не хотела никого будить своими шагами, возможно, Бренни и Гордон уже легли спать.

В каюте стояло блюдо, закрытое металлической крышкой, она подняла ее, запах чудесно пахнущей рыбы, уже остывшей, но все еще теплой, распространился по всей каюте. Дели быстро проглотила несколько кусков, запивая холодным чаем. Она смотрела не отрываясь на букет орхидей. Несколько синих лепестков уже упали на стол.

«Как хорошо, что больше не кружится голова», — подумала Дели.

9

Река дремала в мареве жары. Воздух колебался, поднимаясь вверх от нагретых досок палубы.

Брентон стоял босой в рулевой будке в своих хлопчатобумажных брюках, лицо его было в поту. Рубашка намокла под мышками и на груди.

Дели только что покормила малыша из бутылочки, она сидела с маленьким на палубе, все-таки здесь было немного прохладнее, чем внизу, в каюте. Она увидела, как Брентон вышел из будки, забрался на кожух гребного колеса, взбивавшего воду в пену и, сделав красивый прыжок, нырнул под самое колесо в воду.