У нее замерло сердце. Конечно, сегодня очень жарко, но как он не понимает, что она боится за него, когда он так опасно прыгает под самое колесо, подныривая под него и выплывая позади из белой от пены воды.

Через секунду Брентон вынырнул с другой стороны колеса, быстро забрался наверх, перепрыгнув через проволочную сетку, и снова встал на самом краю палубы, впереди большого колеса.

— Постой! Только не под колесо, дорогой, прошу тебя! — крикнула она.

Брентон белозубо улыбнулся, набрал в легкие воздух и снова прыгнул. Дели тяжело вздохнула и закрыла глаза. Он специально! Ему доставляет удовольствие видеть, как она волнуется за него! Она стала считать удары своего сердца: раз, два, три… девять… двенадцать… Когда она открыла глаза, Брентон качался на волнах, оставляемых шумящим колесом.

Дели пришла в бешенство.

— Как ты можешь?! — вскричала она. — Что будет со всеми нами без тебя — ты подумал об этом?! Если тебе наплевать на то, что я чувствую, не мешало бы вспомнить про детей! Ведешь себя словно десятилетний мальчишка.

Он снова забрался на ступеньки и взглянул на нее сверху. В его глазах Дели увидела гнев и надменную гордость. Он высоко поднял голову и презрительно бросил:

— Вот как? Тогда я проделаю это еще раз, специально для тебя.

И, более не посмотрев на нее, он перепрыгнул на нижнюю палубу, перескочил через сетку и снова нырнул впереди колеса.

Дели стиснула зубы, она была возмущена его выходкой. Но тут произошло нечто. Колесо на секунду остановилось, словно наткнулось на корягу под водой, но всего лишь на какую-то секунду — и снова стало бурно вспенивать воду. И после этого на воде показалось безжизненное тело Брентона.

Когда его вытащили, Дели мгновенно все поняла. Она увидела у основания черепа ужасающую рану, бросилась к нему, приложила к мокрой груди ухо и услышала все-таки слабые удары сердца.

Брентон открыл глаза и широко улыбнулся.

— Ну как ты можешь?! Ты просто негодный мальчишка, ты хуже Адама! — вскричала Дели, кипя от возмущения.

— Адама? А я и есть Адам.

Дели презрительно фыркнула и снова припала ухом к его груди и услышала, как ровно и гулко бьется его сердце: А-дам, А-дам, А-дам. Да, он действительно Адам. Дели приподнялась и с удивлением обнаружила, что это не Брентон перед ней лежит на палубе — Адам. Она могла разглядеть каждую черточку, каждую желтоватую пушинку на его верхней губе и подбородке — это Адам, как странно!

Только что ведь Брентона ударило колесом по голове, а почему Адам лежит здесь? Ведь он давно погиб?!

— Из-за тебя, — сказал юный Адам.

Он лежал на палубе точно так же, как Брентон, но был абсолютно сухим и слегка улыбался, глядя на нее своими золотистыми глазами. Они действительно были золотистыми, а не карими под ярким полуденным солнцем. Дели так отчетливо их видела, что могла бы различить малейшее пятнышко на светлой радужной оболочке.

— Это я, Дельфина… Ты не узнаёшь меня?

— Адам, милый, но я ведь замужем за Брентоном, — сказала она с сожалением и поднялась, оглядевшись.

Пароход нещадно дымил трубой, но никого из команды она не увидела: не было ни Тедди, ни Чарли, странно. «Где же вся команда?» — подумала она, глядя на дым, который, все усиливаясь, валил из трубы. Видимо, пароход плыл довольно быстро, но отчего-то черный дым клубами ложился на палубу, а не поднимался вверх.

«Наверняка Чарли снова задраил предохранительные клапаны и давление поднялось до восьмидесяти пяти атмосфер. Ох этот Чарли, что он только бросает в топку? Наверное, льет керосин. Но куда мы так спешим?» — подумала она.

— Мы спешим. У нас осталось мало времени, — услышала Дели голос Максимилиана.

Дели с удивлением увидела, что Адама уже не было на палубе. Из густых клубов дыма, который застилал рубку, к ней приближался Максимилиан — он был молодой, почти такого же возраста, как Адам, но Дели понимала, что это ее Максимилиан, только виски не седые и лысины нет.

— Мало времени, — повторил он. — А мы должны быть счастливы.

Он все подходил к ней, и Дели испугалась. Она почувствовала, как вибрирует под ее ногами палуба — так бывало, когда «Филадельфия» шла самым полным ходом, на который только была способна.

— Максимилиан, я не хочу торопиться! Твое появление в моей жизни так неожиданно. Я не хотела бы с тобой расстаться, ко…

— Но ты надеешься, что будешь более счастлива со мной? — услышала Дели голос Аластера, доносившийся откуда-то с нижней палубы. Она стала ждать, когда он подойдет к ней. Но Аластера все не было. Дели взглянула вниз и на вибрирующей палубе, которая уже почти ходуном ходила у нее под ногами, увидела лежащего Аластера: аккуратно подстриженная бородка, изящный овал лица, тонкие руки сложены на груди.

Дели ужаснулась:

— Боже, Аластер! Я тебя тоже погубила?! Нет, я не виновата в гибели Адама, в смерти Брентона, нет-нет! Ты видел, как он прыгнул?!

— Да, прыгнул назло тебе, — сказал Аластер.

— Но разве я погубила тебя? Я не верю!

— Нет, я живой! — рассмеялся он и быстро поднялся.

Дели стало как-то сразу неуютно от его присутствия. Она оглянулась, поискав среди густых клубов дыма Максимилиана, он только что стоял здесь, но теперь его не было.

Значит, он пошел в рулевую рубку, он теперь ведет «Филадельфию», поэтому так дрожит под ногами палуба, ведь они спешат.

— Зачем ты здесь? — спросила Дели Аластера.

— Хм, я понимаю, что теперь ты не слишком хочешь меня видеть, — усмехнулся он. — Я лишь хотел сказать, что теперь я тоже не надеюсь на наши встречи.

— Но ведь мама говорила, я буду счастлива.

— Конечно.

— Значит, с Максимилианом?

— Я тебе не скажу. — Аластер усмехнулся, и Дели почувствовала некоторое злорадство в этой усмешке. — Но с тобой мы больше не встретимся.

— Глупости, Аластер. Я тебе послала письмо, мы уже встретились.

— Ты ошибаешься, Филадельфия.

— Почему?

Он не ответил, легко потеребил свою бородку, задумавшись. И Дели догадалась — потому что за рулевым колесом сейчас Максимилиан! Он не знает фарватер, они могут сесть на мель! А «Филадельфия» идет на всех парах, он же может зацепиться за бакены!

— Нет-нет, он справится, он не из таких, — сказал Аластер, отвечая на ее мысли. — Только ты с ним не справишься.

— Не справлюсь?

— Потому что он взорвется, как сейчас взорвется котел.

— Кто взорвется?

— Твой Максимилиан. Он с тобой не справится, у него откажут клапана. А так как сейчас предохранительный клапан…

«Да! Чарли задраил клапана, давление уже больше восьмидесяти пяти, может быть, уже девяносто! Что же он делает! Что он делает!»

— Нет, это что ты делаешь? Это ты виновата.

— Аластер, и ты меня обвиняешь? В чем? В том, что мы были близки, нам было так хорошо, когда Брентон лежал в больнице?

— Отнюдь нет.

— В чем, в чем ты меня обвиняешь?

Аластера уже не было.

Дели поняла, что нужно срочно бежать в рулевую будку, выхватить у Максимилиана рулевое колесо. Она сделала несколько шагов по палубе, но та раскачивалась гораздо сильнее, чем при шторме на озере, когда она плыла к Аластеру с шерстью на барже. А пароход стучал, словно сердце: тук-тук, тук-тук, тук-тук.

Послышалось негромкое шипение, и Дели поняла, что это взорвался паровой котел «Филадельфии». Но отчего-то пароход не разнесло в щепки, и она осталась жива.


Дели проснулась в холодном поту. Она слышала громыхание своего сердца, которое, казалось, звучало во всей каюте. У нее, кажется, заболело сердце, оно так громко стучит: тук-тук, тук-тук, тук-тук!

О какой ужасный сон, какой ужасный!.. Слава Богу, что котел в действительности не взорвался, это всего лишь сон. Но какой прозрачный сон. Дели вытерла дрожащей рукой холодный пот со лба и сглотнула слюну.

Она с трудом поднялась и, подойдя к столу, сунула в рот кусочек рыбы. А сердце все продолжало стучать. Опять ее не отпускают воспоминания. Нет, приметам, как тетя Эстер, она значения придавать не будет, но такой прозрачный сон! Такой понятный! Это он, Максимилиан, разнесет «Филадельфию» в щепки, этого нельзя допустить. Аластер говорил, что Максимилиан не из таких, он справится — только Дели с ним не справится. Он ее просто заставит, он ее околдует, отравит запахом роз, одурманит — и она согласится на все.

Дели почувствовала, что у нее мелко дрожат руки. Она на секунду закрыла глаза и снова, точно сразу же уснула и увидела сон, мгновенно увидела ярчайшую картину. О эта зрительная память художника, как она цепко, на десятилетия, на всю жизнь подмечает и запоминает мельчайшие детали, тончайшие оттенки цвета!

Перед закрытыми глазами Дели предстал Адам. Он был в наборной, что-то делал с литерами, помещая их в рамку, лежащую на большом плоском камне. Его пальцы и фартук были в краске, прядь волос падала на глаза, мешая работать. Он что-то сказал, обращаясь к кому-то, — Дели не слышала, она вспомнила, что он крикнула тогда: «Только не трогай здесь ничего!» Это Адам крикнул Бесси, которая тянула палец в своей белоснежной перчатке к литерам. Бесси — давняя знакомая семнадцатилетней Филадельфии, пустышка Бесси, которую интересовали только наряды. Дели ревновала Адама к ней…

Дели открыла глаза. Но картинка-воспоминание продолжала стоять как живая.

Опять с ней было то, что случалось в детстве, опять она грезила наяву. Только теперь это были не грезы, а совершенно живые картины воспоминаний.

Дели потянулась за кусочком рыбы, но рука застыла в воздухе. Она поняла, почему именно сейчас вспомнился Адам, двигаясь в живой и отчетливой картинке-воспоминании. Потому что Максимилиан — это немного постаревший Аластер, но не Адам! «Максимилиан — не Адам, как это ни глупо звучит, но он не Адам. Несмотря на то что он так волнует, возбуждает, заставляет меня трепетать, но все-таки не Адам! — подумала Дели, застыв с протянутой рукой к блюду с рыбой. — И он добьется. Он не остановится на полпути».

Дели быстро накинула платье и босиком выбежала на палубу, не совсем понимая для чего. Она посмотрела на берег, он был пуст. Полоска горизонта вот-вот должна была загореться рассветом, она была светлее, чем все темное, почти фиолетово-черное небо, покрытое тучами.

«Он погубит меня, как во сне погубил пароход. Он погубит меня… «Зарежу, не веришь?» — кто его знает? Ведь он уже стрелял в меня, пусть случайно, но стрелял! Надо прекратить все разом, прямо сейчас — да-да, не дожидаться завтра! Не ждать, пока они купят товары для магазинчика. Прямо сейчас, прямо сейчас…

Дели подбежала к маленькой каюте, пристроенной на палубе, где спал Бренни, и громко забарабанила в дверь.

— Бренни! Бренни, проснись, пожалуйста!

Дверь оказалась не заперта, она вбежала в тесную темноту каюты. Бренни зашевелился и, проснувшись, сел на кровати, ничего не понимая еще — может быть, пожар? Их несет по реке?

— Бренни, пожалуйста, поднимай пары. Мы отправляемся, прямо сейчас! То есть, я надеюсь, через час отплывем. Пожалуйста, Бренни, пожалуйста!

— Объясни толком, что происходит?

— Это очень важно. Я потом все объясню, мы отплываем.

— Ма, но я договорился, заказал товары…

— Ничего не надо. Мы пойдем в Маннум и там загрузимся на фабрике у Шереров, я вспомнила, он говорил, у него всегда есть сельскохозяйственный инвентарь для продажи, у него очень недорого, — лихорадочно убеждала Дели, ломая в темноте руки.

— Мы пойдем вместе с баржей?

— Я не знаю, как хочешь.

— Что значит, как хочешь? Баржа теперь не наша! — удивился Бренни, он уже окончательно проснулся и по голосу матери почувствовал, что она в крайнем волнении.

— Тогда оставим ее здесь!

— Ма, ничего не понимаю. Включи свет, пожалуйста.

Дели щелкнула выключателем, под потолком загорелась яркая лампочка без абажура. Бренни сощурился и потер кулаками глаза:

— Ма, толком можешь сказать, что с тобой? Что происходит?

— Ничего не происходит, только я боюсь!

— Чего?

— Я боюсь этого Максимилиана! — выкрикнула Дели.

— Так бы сразу и сказала, — пробурчал Бренни, ничуть, казалось, не удивившись, словно это само собой разумелось. Он стал одеваться.

Дели выбежала из каюты, радуясь в душе, что она приняла наконец-то верное решение и что Бренни не стал задавать ей глупых вопросов. Она должна расстаться с Максом, иначе… хорошо все это не кончится — такое у нее предчувствие.

Дели разбудила Алекса, который, видимо, недавно только лег и едва успел заснуть, наверное, опять допоздна зубрил. Она попросила его помочь Бренни разжечь поскорее топку. Алекс, к счастью, совершенно без единого вопроса, неохотно, но тоже стал одеваться.