Эмма Чейз - Все смиренно

И она выглядит такой \… свободной. Такой по красивому непринужденной.

У меня захватывает дух.

Я быстрее запечатлеваю этот момент. Клик. Клик. Клик.

Она заводит руки за спину, выпячивая свою грудь вперед, и расстегивает молнию на платье. Неторопливо, она стягивает платье. Открывая прозрачное бра без бретелек с ярко голубой каймой и такие же трусики. Ее грудь упругая, высокая и полностью видна через прозрачный материал — включая мою любимую завлекалочку, сверкающий бриллиантовый пирсинг в соске Ди.

Ее платье лежит позабытым на полу, когда она двигается и поворачивается. Я облизываю свои внезапно пересохшие губы, снова фокусирую камеру и снимаю.

Клик. Клик.

Руки Долорес скользят по ее бедрам, а потом касаются живота, потом обхватывают свою грудь так, как это хочется сделать мне. У меня дрожат пальцы, и я крепче держу камеру.

Клик, клик.

Когда я говорю, у меня хриплый голос.

— Иди сюда, Ди.

И чудесным образом она так и делает. В тот момент, когда она подходит достаточно близко, я притягиваю ее на себя, одну руку запускаю ей в волосы, а другой сжимаю ее гладкую, упругую попку.

Она стонет мне в губы. Затем ее руки неуклюже касаются моего живота, но сходу стягивают вниз мои штаны и боксеры. Беря ее — и камеру — с собой, я соскальзываю с дивана на пол. Белье Ди кажется таким мягким против моего напряженного члена, но не таким мягким, как кожа Ди.

Я кладу ее, а сам отклоняюсь назад. Сохраняя зрительный контакт, я сначала стягиваю с нее ее маленькие трусики. Когда я дергаю ее кружевное бюстье, оно разрывается по обеим сторонам, но меня это не останавливает.

— Я куплю тебе новое, — хрипло обещаю я.

Ди слегка кивает.

Когда она обнаженная и красивая, готовая и изнемогающая, я снова беру камеру.

Клик, клик, клик, клик.

Кладу камеру, рядом, и накрываю Ди своим телом — уделяя все свое внимание удивительной груди Ди. Одну сжимаю рукой, пока ртом боготворю другую. Облизываю ее сосок, а потом захватываю его губами — царапая своими зубами, смачивая языком, сильно посасывая до тех пор, пока Ди не начинает кричать в такой невероятной симфонии восторга и боли.

Потом я начинаю проделывать то же самое с ее изящной близняшкой.

— Тебе нравится моя грудь, Мэтью? — шепчет она.

Трусь своим крепким языком о ее розовую вершинку, потом отвечаю:

— Обожаю их. Они идеальны. Я мог бы делать это всю чертову ночь.

— Тебе нравится их облизывать? — шепчет она.

— Да.

— Пощипывать их? — вздыхает она.

— Да.

— Посасывать их?

— Черт, да.

— Хочешь трахнуть их, Мэтью?

Раскалённая до бела нужда устремилась прямо к моему члену — заставляя меня стонать. Потому что это моя фантазия хорошенько трахнуть ее грудь, с тех пор, как я впервые ее увидел.

— Да, — практически умоляю я. — Боже, да. Безумно хочу.

Она улыбается, дразняще. Великая соблазнительница — тело и лицо ангела, а желания дьявола. Вся в желании и изнеможении.

— Я тоже.

Долорес скользит вниз подо мной, оставляя на моем теле поцелуи, останавливаясь когда ее лицо оказывается под моей неистовой эрекцией. Когда я наседаю над ней, она принимает меня в великолепную влажность своего рта, полностью — до тех пор, пока я не чувствую, как сжимается ее горло. Она выпускает меня назад, оставляя на мне слой влаги.

Я поднимаюсь на колени. Ди лежит между ними, ее груди лежат в ее собственных руках, а мой член идеально лежит поверх них. Осторожно, я сажусь, перенося свой вес на свои лодыжки. Она сжимает свои груди вместе, захватывая мой жесткий член в своей совершенной гладкой мягкости.

Я наслаждаюсь этим ощущением. Сжимаю глаза.

— Трахни меня!

В ее голосе слышится улыбка, когда она говорит мне:

— Это я должна говорить!

Мне хочется двигаться — хочется скакать на ней в бешенном ритме, пока я не дойду до того рая, который, я знаю, ждет меня.

Но я сдерживаюсь — заставляю себя двигаться полегче. Хочу позволить вести ей. Открываю глаза и встречаюсь с яростным взглядом Ди. Она толкает свою грудь вверх и вниз — подталкивая меня вместе с ней — снова и снова.

Это чувство — Господи Боже — ничего более невероятного я никогда не ощущал.

Руки Ди спокойны, просто совершают скользящие движения, пока я вожу своими бедрами вперед и назад — медленно — вырабатывая терпимость. Затем я наклоняюсь вперед и ускоряюсь — мое дыхание становится быстрее, сердце пытается выскочить из груди.

Ди тяжело дышит подо мной.

— Возьми камеру, Мэтью. Я хочу видеть фотографии. Потом.

Я шиплю и рычу. Потом делаю то, что требует она. Хватаю камеру. И делаю снимки.

Клик, клик.

Но снимаю я не вид своего члена, скользящего между ее сочных грудей — это уже итак крепко засело у меня в голове до конца моих дней.

Клик, клик.

Это ее губы — приоткрытые от наслаждения. Клик.

Ее влажный, блуждающий язык. Клик.

Ее янтарные глаза, сверкающие напряжением… и доверием. Клик, клик, клик.

Этот образ я хочу увековечить. Вот что мне нужно сохранить.

Потому что потом — за пределами нашего страстного влечения и эротического действа — Долорес мне не доверят. Не совсем. Пока еще нет.

Она хочет. Она надеется, что я того стою. Но сомнения все еще сдерживают ее, защищающие ее сердце — не давая ей довериться мне полностью.

И это нормально. Я не знаю, что у нее за шрамы. Не знаю, что научило ее быть такой осторожной. Я подожду, пока она не будет готовой показать мне. Я буду стараться, чтобы убедить ее, что я один из немногих, кому она может довериться.

Потому что Долорес стоит того, чтобы ее ждали и ее добивались.

Но здесь — сейчас — тело Долорес уже верит тому, чего ее разум еще опасается. Что я никогда ее не обижу. Что я хочу ее — желаю ее — больше, чем любую другую женщину, что была до нее.

Что я буду лелеять каждую ее частичку — ее тело, ее разум… ее сердце — столько долго, сколько она мне позволит.

Музыка звучит. А слова певца резонируют.

This is my kingdom come.

This is my kingdom come.

Мой член мягко скользит между ее грудями в чувственном ровном ритме. Потом Ди поднимает голову. Она наклоняется вперед и обхватывает меня губами, вбирая меня в свой рот столько, сколько она может — всасывая сильно.

И это такое фантастическое ощущение, клянусь, я мог бы расплакаться.

Меня пронизывает чистейший натуральный экстаз. Со стоном произношу ее имя, когда кончаю сильно и глубоко — из самой глубины своей сущности.

После того, как Ди проглатывает каждую каплю, она выпускает меня из своего рта. Потом озорно улыбается:

— Вот чего я хотела выпить.

Я падаю на бок, мои ноги держать меня больше не в состоянии. И я кое-как пытаюсь успокоить дыхание.

Минуту помолчав, Ди спрашивает:

— Я тебя убила?

Я усмехаюсь.

— Черт, почти. Это было определенно намного лучше, чем я представлял себе рай.

Притягиваю ее к себе, прижимая к своей груди. Наша кожа скользкая, такая влажная прекрасная.

— Это было замечательно.

— Да, я знаю, — хохочет она.

— Но будет еще лучше.

Она поднимает на меня глаза.

— Правда?

Я улыбаюсь и киваю.

— Правда. Потому что…

Я поднимаю ее и проскальзываю под одной ее ногой, чтобы она села на мою грудь верхом. А ее сладкая киска в нескольких сантиметрах от моего рта.

Потом даю ей камеру

— …сейчас твоя очередь.

В те выходные Ди остается у меня.

В субботу, я беру ее с собой в спортзал. С ума можно было сойти от ее вида в моих подвернутых боксерских трусах, спортивном бра и перчатках. Она сделала парочку ударов по пневматической груше и была уверена, что она была сломана, но я показал ей, что сделать это намного сложнее, чем кажется.

К тому времени, как нам уходить, Долорес гордилась собой — практически, также сильно, как я гордился ей. Она не шибко справлялась со своей грушей, но делала это намного быстрее, чем все новички.

Затем наступает воскресное утро.

Я просыпаюсь от того, что кто-то шепотом ругается — такой скрежущий, совсем не тихий звук, который раздражает так, будто по стеклу скребут чертовым ногтем.

— Нет, мам, Боже, он спит, не могла бы ты просто прекратить! Ладно — я разбужу его. Ладно!

В меня тыкают пальцем и толкают в плечо.

Я говорю себе, что это просто сон.

— Мэтью. Мэтью — проснись, моя мама хочет поговорить с тобой.

У меня открываются глаза. И я вижу, что Долорес совсем не шутит — она протягивает мне свой мобильник.

Родители меня любят — всегда любили. Но мое первое взаимодействие с ними обычно происходит не по телефону, в то время как я лежу в постели с их дочерью в шесть часов хренового утра.

Как-то это не очень удобно.

Я шепчу.

— Я не хочу говорить с твоей матерью.

— Да, уж, ты не один такой. Но она все названивает — просто поговори с ней, и мы ляжем спать дальше.

— Нет, — шиплю я. — Я — голый. И я не хочу разговаривать с твоей матерью с голой задницей.

Она закатывает глаза.

— Вообще-то, это чертов телефон, а не Skype, так что давай.

Она пихает мне телефон.

— Нет.

— Да.

Потом она просто прижимает телефон к моему лицу, так что у меня просто не выбора. Я силой из себя выдавливаю — сам того не желая, говорю с уважением — как дети в начальной школе, приветствующие своего учителя.

— Здравствуйте, Мисс Уоррен.

У нее четкий голос — сильный. И мне интересно, была ли она когда-нибудь на военной подготовке.

— Доброе утро, Мистер Фишер, мне сказали, что Вы спите с моей дочерью — пожалуйста, подтвердите или опровергните.

Недоверчиво, смотрю на Долорес.

Она просто говорит губами:

— Прости.

Прочищаю горло.

— Эммм… ммм… в данный момент нет.

Она фыркает.

— Я понимаю, что Долорес, Солнышко, уже взрослая и принимает решения сама. Но, принимая во внимание состояние мира сегодня, я была бы очень благодарна, если бы Вы удостоили меня ответом на несколько вопросов, чтобы избавить от головной боли мать-одиночку?

Я закрываю микрофон. И расплываюсь в улыбке.

— У тебя отчество Солнышко?

Ди прячет лицо в подушке.

Все мое внимание вновь приковано к Мисс Уоррен.

— Выкладывайте!

Она прокашливается.

— Вас когда-нибудь арестовывали или обвиняли в убийстве?

— Нет.

— А Вас когда-нибудь лечили от психиатрического расстройства?

— Нет.

Но я начинаю подозревать, что Мисс Уоррен лечили.

— Вы работаете по найму?

— Да.

— Вы живете в сооружении, к которому не приделаны колеса?

— Да.

— Вы заделали детей, о которых вам известно?

Такое ощущение, что меня допрашивает самая боязливая страховая компания.

— Нет — никаких детей — известно мне об этом или нет.

— У Вас безопасный секс с моей дочерью?

И на этом викторинная часть нашего шоу заканчивается… спасибо за игру.

Я немного выпрямляюсь на кровати.

— Дело в том, Мисс Уоррен — я думаю, что у вас замечательная дочь. Я отношусь к ней с уважением, она мне нравится, и я делаю все, чтобы она чувствовала себя со мной прекрасно.

Долорес смотрит на меня теплым, обожающим взглядом.

— Но, сказать честно, ответы на все эти вопросы Вас не касаются. Это дело только мое и Ди.

Мисс Уоррен бурчит. Потом говорит:

— Что ж, было мило пообщаться с Вами, Мэтью. Передайте трубку моей дочери, пожалуйста.

— Есть, мэм.

Передаю трубку Ди.

— Да, мам. Да. Я тоже тебя люблю. Пока, — вздыхая, заканчивает она разговор.

Потом кладет голову мне на грудь, обвивает меня своими руками и ногами — и крепко сжимает. Я целую ее в макушку и глажу рукой вдоль ее позвоночника.

— Пожалуйста, не оборачивай ее безумие против меня, — молит она.

Я усмехаюсь.

— Ты еще моих родителей не видела. Как сказал Феррис Бьюллер: в каждой семье есть свои странности.

— Ну… хорошая новость в том, что ты ей нравишься. Добро пожаловать в бункер.

— Не… не знаю, что это значит.

Ди закрывает свои глаза и объясняет.

— Какое-то время назад Амелия встречалась с парнем, который был сервайвелистом.[22] Он построил подземное убежище на заднем дворе. Он не выжил, а вот бункер — да. Она продолжает держать там запасы и приглашать всех своих близких спрятаться там, когда, по ее мнению, — неминуемо — правительство попытается поработить все население и отобрать у нее все оружие.