Эмма Чейз - Все смиренно

Проходит уже два часа к тому времени, как я заканчиваю свое четвертое пиво. Когда Ди уходит в туалет, я вытаскиваю свой телефон.

У меня шесть сообщений. И все они от Стивена.

Черт. Call of Duty. Я забыл.

Все они с разной степенью паники. Хотите посмотреть?

Друг, ты опаздываешь, начинаю без тебя.

* * *

Ну, давай же, дружище. Я в дерьме и в меньшинстве. Где тебя черти носят?

* * *

Где эта чертова поддержка с воздуха? Мои парни здесь погибают!

* * *

Не собираюсь вот так уходить — потащу за собой столько, сколько смогу. Ааааааа!

* * *

Спасибо тебе большое, придурок. Я мертв. Только мелькни в моем окне. Я последую за тобой.

И, наконец, последнее, в котором:

Говнюк.

Я громко смеюсь и посылаю ему извинения, говоря, что кое-что вдруг произошло. Стивен великолепно читает между строк:

Ты имеешь в виду, что твой член вдруг произошел. Что случилось с тем, что братья вперед шлюх? Ты мне должен. И я жду расплаты, которая будет в форме присматривания за моей дочерью, чтобы я смог куда-нибудь сводить свою жену… или, наоборот, остаться дома;)

Лично я думаю, что он проводит со своей женой вот так слишком много времени — как это и видно из подмигивающего смайлика в его сообщении.

Ди возвращается и встает рядом с моим стулом.

— Хочешь убраться отсюда?

Да, пожалуйста.

Широко улыбаясь, я отвечаю:

— Непременно. Хочешь, поедем ко мне? Хочу показать тебе вид.

Она поглядывает на мой пах:

— Что это будет за вид?

— Тот, на который тебе не захочется перестать смотреть, малыш.

Она ухмыляется.

— Я думала скорее о танцах.

— Тогда у нас мысли сходятся. Горизонтально — мой любимый танец.

Она проводит рукой вверх по рукаву моей черной рубашки.

— Вертикальный танец — замечательная прелюдия — придает настроения. За углом моего дома есть один клуб. По средам у них клевый ди-джей. Хочешь пойти со мной, Мальчик-клитор?

Кладу свою руку поверх ее и поглаживаю ее большим пальцем.

— Не думаю, что мне нравится это прозвище.

Она безразлично пожимает плечами.

— Очень жаль. У тебя больше не будет шанса произвести на меня первое впечатление. Ты Мальчик-клитор до тех пор, пока не заставишь меня думать о тебе иначе.

Я наклоняюсь к ней ближе. Кожа ее груди покрывается мурашками, когда мое дыхание щекочет ей ухо.

— К концу этой ночи, я заставлю тебя называть меня Богом.

Ее дыхание чуть ускоряется, и пульс на ее шее начинает биться сильнее. Мне хочется прижаться к тому месту губами, присосаться к ее коже и почувствовать ее вкус.

Но такого шанса мне не выпадает.

Долорес делает шаг назад, ее янтарные глаза практически светятся от предвкушения. И она командует:

— Ты платишь по чеку, я ловлю такси.

Женская независимость — чертовски сексуальна. Только неуверенные в себе лузеры тащатся по бабам, которые липнут к ним, словно они воздух, который им так необходим. Хоть и ясно, что Долорес твердо стоит на ногах, мне нравится, что она разрешает мне оплатить счет. В любом случае, я бы на этом настоял. Открыть дверь, оплатить счет: это не насмешка в сторону способностей женщин. Иногда просто парням хочется вести себя старомодно.

Разрешите нам это.

Думайте об этом, как об осознанной предоплате за наш будущий провал, который по большей части гарантирован.

Я расплачиваюсь с барменом и присоединяюсь к Ди, которая стоит рядом со ждущей тачкой. И — только посмотрите — Долорес протягивает руку и открывает для меня дверь такси. Ее глаза игриво сверкают, отчего я начинаю подозревать, что она читает мои мысли. Я просто улыбаюсь, благодарю ее и забираюсь внутрь.

* * *

Клуб, который предложила Долорес, называется Greenhouse, в Сохо. Хотя я о нем и слышал, это первый раз, когда я переступаю его порог. Удивительно, но там полно народу. Стены у бара и потолок покрыты мхом и подсвечены голубым, красным и зеленым светом. Танцпол оформлен, как пещера, со свисающими с потолка кристаллами голубого, фиолетового и розового оттенка. Здесь тусклый свет — мрачный — отлично подойдет для того, чтобы заняться чем-нибудь непристойным у стены. Это все пригодится потом.

Громко играет музыка, слишком шумно, чтобы вести разговоры, но мне это подходит. Разговаривать приятно, но действовать — лучше. Мы берем выпивку и занимаем столик рядом с танцполом. Ди делает глоток из своего стакана, и ставит его на стол, и одаривает меня сексуальной «зацени это» — улыбкой, прежде чем отправится танцевать.

Я усаживаюсь за стол, удобно разваливаюсь в кресле, готовясь пока просто следить за ней взглядом. Она закрывает глаза и начинает качать головой в такт музыке. Ее бедра качаются, а руки над головой. Голубой и розовый свет струится над ее волосами — освещая ее сверху — от чего она выглядит волшебно. Музыка становится быстрее, громче, и Ди не отстает. Она двигает плечами и задом, сгибает колени и приседает к полу, прежде чем снова подняться вверх.

Она знает, как надо двигаться, и от этого мне хочется ее еще больше. Я оглядываюсь вокруг и замечаю, что Долорес привлекает внимание нескольких парней — если не сказать всех парней — в клубе. Они с одобрением наблюдают, как она танцует, скользкая улыбочка на их лицах, а глаза сверкают надеждой трахнуть ее.

Обычно я не испытываю собственнических чувств. Я и раньше ходил с девушками в бар, и иногда заканчивалось все тем, что мы уходили порознь с кем-нибудь еще. Это обычное дело.

Но в данный момент, я сжимаю кулаки, готовый прижать к стене первого же придурка, который попытается приблизиться к Долорес, и вышвырнуть его на улицу. Меня уже раздражает, что они просто смотрят на нее — что она кормежка для их несбыточных мечт и похотливых желаний.

Может, я чувствую себя так, потому что еще с ней не переспал. Может, я просто не хочу делиться десертом, который не попробовал еще сам.

Или, может, это потому что Долорес Уоррен просто… другая… в том смысле, в котором я не могу объяснить. Мне нравится то, что я о ней знаю — очень — и есть часть меня, в которой я сознательно еще не признался, и которая жаждет знать о ней больше.

Музыка сменяется, когда я встаю. Из колонок льется «Wake me up» Авичи и заливает все пространство. Толпа одобряюще подпевает. Я иду на танцпол, прямо к Долорес.

Начало песни медленное, с гитарной акустикой. Ди ритмично двигает своим телом из стороны в сторону, ее длинные волосы колышутся, оголяя ее шею. Я встаю позади нее, и одной рукой обнимаю ее за талию, кладя свою ладонь ей на живот, поверх ее пиджака — нежно прижимая ее к себе.

На долю секунды она напрягается, открывает глаза и поворачивает голову на бок. Потом она видит, что это я. И улыбается.

Ее тело расслабляется, спина прижата к моей груди, и я наклоняюсь вперед, прижимаясь к ней сильнее. Ее попка отлично устраивается против моего члена, который тут же твердеет, как только она начинает танцевать.

Думаю, она это чувствует — должна чувствовать.

Она наклоняется вперед, чуть сгибая тело, и по кругу двигает бедрами, создавая трение как раз там, где мое тело просто молит о контакте.

Чертовски фантастичное ощущение.

Я сгибаю колени и двигаюсь в такт музыке, хотя и полностью сосредоточен на Ди.

Я не собираюсь хвастаться… ну, ладно… я буду хвастаться. Я хорошо танцую. Это то же самое, что секс — найти правильный ритм, двигаться в такт со своим партнером и отвечать взаимностью.

Я любому вырву язык, кто об этом проговорится, но когда я был ребенком, моя мама заставляла меня брать уроки танцев. Дрю, Стивен и я — все занимались. Слава богу, это были танцы не в ярких, блестящих костюмах, а бальные танцы. Это было за год или два перед первым балом Александры. Да — в нашем социальном круге, девушки посещают балы, и уметь танцевать — это обязанность. Мы все это ненавидели. У меня и Дрю был подробный план, как сбежать и жить в Музее естественной истории до тех пор, пока минует опасность, но план не сработал.

Тем не менее, как бы печально это ни было, сейчас я благодарен за те уроки. Потому что ребенок, который умеет танцевать — это как-то по-бабски, но мужчина, который умеет танцевать — это успокаивающе-изощренно.

Для клубного хип-хоп танца, вам нужен некий естественный ритм, что-то, что напрочь отсутствует у бедного сукиного сына Стивена. Но для такого парня, как я, с неким врожденным умением и вышеупомянутыми тренировками? На танцполе я бог.

В песне в свою часть вступает синтезатор — быстрее, более первобытно, с сильными звуками басов. Ди выпрямляется и обвивает меня руками за шею, стоя ко мне спиной. Одна моя рука лежит на ее бедре, крепко ее удерживая, когда я делаю толчки против нее. Другой рукой залезаю ей под пиджак, к упругой, теплой коже ее живота.

Я чувствую вибрацию ее стона, когда провожу рукой все выше.

Когда музыка снова становится медленней, Ди поворачивается ко мне лицом. С ее каблуками, наши лица почти на одном уровне. Я утонул в темном омуте ее глаз, когда певец подвывает о путешествиях по всему миру, оставаясь молодым, и добиваясь любви.

Биты снова набирают силу, но мы смотрим друг другу в глаза. Трение тел, горячих и в изнеможении. Мои пальцы впиваются в попку Ди, прижимая ее к себе еще крепче.

К тому моменту, как певец начинает петь о том, что он не знает, насколько потерян он был, пока не обнаружил, чего ему не хватало, ладони Ди ласкают мое лицо. Это так нежно и сокровенно.

Так значимо.

Я опускаю голову и прижимаюсь своими губами к ее. И она отвечает мне взаимностью, открываясь мне — теплая и влажная — принимая все, что я готов ей предложить, целуя меня в ответ с тоже пылкостью. Я обнимаю ее двумя руками, позабыв о танце. Одна рука остается лежать на ее пояснице, в то время как другая зарывается в мягкость ее волос, когда наши губы двигаются в унисон. Руками она цепляется за мои плечи, сжимая их, притягивая меня к себе.

С вами когда-нибудь было такое, что вы себе думаете, что вот этот момент все изменит? Что жизнь поделится на двое, на «до» и «после»?

Многие люди нет. Они слишком поглощены моментом, чтобы понять важность того, что происходит.

Вот так и у меня.

Но, теперь, оборачиваясь назад — это было оно. Тот первый, обжигающий, идеальный поцелуй. Этот был момент, который предопределил всю мою жизнь. И после этого, ничего уже не будет, как прежде.

Мы идем назад в квартиру Ди. Хотя правильнее будет сказать — плетемся, спотыкаясь.

Секс «на сухую» тоже бы подошло.

У меня безграничная потребность целовать ее каждые несколько шагов — притягивать ее к себе, или прижимать ее к стене дома, чтобы получить то, что мне было так необходимо. И она далеко не пассивна — впивается своими ноготками в голую кожу моего живота, погружает свои руки в мои штаны, чтобы сжать мой зад. Мы как два подростка под действием гормонов, обжимающихся в школьном коридоре, которым плевать, если их подловят.

Постепенно мы подбираемся к двери ее квартиры. Я стою позади нее, пока она ковыряется с двойным замком — впиваюсь пахом в ее попку, захватывая в ладони ее обе груди, массируя и дразня эти великолепия. Когда мы оказываемся внутри, Ди бросается на меня, вставая на носочки, чтобы наградить меня ярким, влажным поцелуем с языком. Ее руки в моих волосах, которые на время останавливаются, чтобы я мог стянуть пиджак с ее тела. Потом я наклоняюсь и быстренько расправляюсь с ее малюсенькими шортиками, оставляя Ди лишь в белом топе и стрингах, с маленьким кружевным треугольником.

Я думал, что Долорес была прекрасно одета, но раздетая — она захватывает дух. Длинные стройные ноги, узкие бедра, плоский живот с такой нежной кожей, которая так и ждет ласки. Она хорошо сложена, у нее тело йога — стройное с упругими мышцами. Стоя на коленях, я расстегиваю свою рубашку. Ди нагибается и стягивает ее с меня, с одобрением проводя рукой по моей спине.

— Боже, ты чертовски горяч, — вздыхает она.

Уже новое прозвище, и я еще даже не заставил ее кончить. Я крут.

Не останавливаясь, широко расставляю ее ноги, чтобы устроиться между ними. Спиной она прислоняется к стене, что позади нее. А я прижимаюсь открытым ртом к ее влагалищу, покрытому клочком ткани. Долорес вздергивает подбородок и начинает причитать. У нее сладкий запах, фруктовый, чуть пряный — как спелое яблоко с привкусом корицы. Я стягиваю белье с ее тела, желая полного контакта. Своим влажным, горячим языком я прокладываю дорожку по ее полоске светлых волос, а потом спускаюсь ниже, чтобы облизать и покусать губами край ее киски. Покончив с подогревом, я погружаюсь в нее, омывая и посасывая, заставляя ее хныкать и дергаться.