Самообладание покинуло его, и он ринулся в атаку. Он брал ее стремительно и беспощадно, удивив этим и себя, и ее. Вцепившись в него, Оливия зашлась в истоме конца. С ее уст срывались невнятные крики, тело содрогалось под ним.

Ее ножны судорожно сжимались вокруг его клинка, посылая алые стрелы блаженства в то, что осталось от его сознания. Он ревом сопровождал извергавшиеся из него плодородные струи. Дейн продолжал ожесточенно вклиниваться в ее плоть.

На миг восторжествовало абсолютное блаженство. Затем разум его вновь ожил.

Дело сделано. Теперь он знал, вокруг чего люди вечно поднимают такую шумиху. Он подумал о том, что большинство мужчин наверняка не испытывают такого удовольствия. Иначе они целыми днями не вылезали бы из спальни, забросив все прочие дела. Дейн обессиленно распластался рядом с Оливией, закинув на нее мускулистое бедро. Его запах слился с ее ароматом. Дух их соития чувствовался в спертом воздухе хижины, окутывая их со всех сторон. Виконт закрыл глаза.

Оливия расслабилась под тяжестью его тела, жадно вдыхая его запах. Она не осмеливалась заговорить, опасаясь пробудить его неприязнь.

Пусть Дейн удовлетворил ее плотскую нужду, но она любила его. Сейчас ей представилась еще одна возможность выказать свою любовь.

Пусть он использовал ее, но ею-то двигала любовь. Отдавшись ему, Оливия пошла на риск. Она могла еще сильнее полюбить его, а в итоге остаться одна. Этот страх точил ее душу даже сейчас, когда она лежала в его объятиях.

Даже если она проиграет, то не из-за того, что сложила оружие. Проиграть – это не то же самое, что сдаться без боя.

Но она не из тех, кто сдается.


Заря едва успела окрасить ночное небо, а Дейн уже был на ногах. Он смотрел на спящую Оливию, которая изнеможенно вытянулась на кровати. Пришедшее в полную негодность голубое платье завернулось вокруг нее. Она лежала так, словно была готова в любую минуту снова принять его в свои объятия.

Дейн боролся с искушением. Ему надо было кое-что обдумать, но он не хотел, чтобы вожделение помешало ему найти правильный выход из положения.

«Тогда перестань на нее пялиться и прислушиваться к ее дыханию. Хватит громыхать поленьями в ящике для дров в надежде, что она проснется. Ты ведь хочешь еще раз овладеть ею, прежде чем благоразумие снова возьмет верх».

Он закрыл глаза, чтобы не видеть ее. Правда заключалась в том, что она задела его сердце куда глубже, чем он предполагал.

Никто и никогда не принимал его вот так. И речь шла не только о ее плоти, но и о душе. Оливия принимала его без остатка, растворяя в безбрежном море тепла, понимания и страсти. Он выплеснул на нее все, что было в нем дурного. Она приняла это и просила еще, пока усталость не подкосила их обоих. Восторг кружил ему голову, а сердце сковывал ужас. Ему грозила страшная опасность – забыть обо всем, кроме нее. А этого он никак не мог допустить.

Она была такой искренней, щедрой, великодушной и… опасной. Смертельно опасной для самообладания Льва. Мысли о долге меркли перед мыслями о ней.

Все шло совсем не так, как он предполагал. Он был лордом и женился на дочери лорда. Их отношения должны были быть заботливыми и сдержанными.

Дейну казалось, что Оливия вообще не знает значения слова «сдержанность». Рядом с ней он спешил жить, жить ии-настоящему. И каждое мгновение этой жизни было переполнено кипучей энергией и страстью.

Может быть, дело в том, что она все принимала близко к сердцу? Не в пример типичным великосветским дамам с их скучающим видом, Оливия излучала живой интерес и рвение.

Даже чопорные слуги Гринли подпали под ее обаяние. Петти ходила перед ней на задних лапках, Эррол превозносил ее до небес, а вчера даже суровая миссис Хафф, явно пытаясь выгородить Оливию после конфуза с копченой селедкой, поведала ему, что снадобье ее сиятельства очень помогло от болей в суставах.

Дейн улыбнулся своим мыслям, но тут же стряхнул с себя это наваждение. Опять! И трех минут не проходит без того, чтобы она не увела его мысли в сторону!

Сзади послышался шорох. Дейн увидел, что Оливия сонно потягивается. Ее глаза были все еще закрыты, а губы уже складывались в улыбку.

От этой улыбки у него защемило сердце. Виконт заставил себя отвернуться. Он принялся подкладывать дрова в огонь.

– В ящике полно дров, а в доме чистота и порядок, – раздался за его спиной голос Оливии. – Чья это хижина?

Дейн продолжал смотреть на языки пламени.

– Здесь никто не живет. Хижиной пользуюсь только я. – Он приказал подготовить эту хижину пять дней назад, когда взял ее первым жезлом. Даже горшочек с мазью появился здесь по его распоряжению. Он собирался привезти ее сюда, когда закончится «обучение», чтобы они могли побыть вдвоем.

Этакий медовый месяц, которого он ее лишил.

Оливия подошла к нему, шлепая босыми ступнями по ковру. Кончики пальцев выглядывали из голубого шелка. Дейн вспомнил, как она выглядела в этом платье на балу. Элегантная богиня с глазами, полными муки.

Теперь она смеялась. Опустившись рядом с ним на колени, Оливия протянула руки к огню.

– Непохоже, чтобы здесь хранили ружья и мертвых птичек. Что-то мне не верится, что ты стреляешь тут куропаток.

Только он собрался ответить, как в дверь громко постучали.

Оливия вздрогнула, а Дейн был уже на полпути к двери.

– Маркус.

– С чего ты взял?

Бросив на нее быстрый взгляд, Дейн открыл дверь.

– Только он знает, куда я мог пойти. – Маркус вошел в хижину.

– В его высочество стреляли на рассвете.

Глава 26

Дейн застыл.

– Рассказывай!

Маркус вышагивал по комнате, потирая руками лицо. Очевидно, у него выдалась та еще ночка.

– Он был с герцогиней Холсуик в восточном крыле. Видимо, кто-то крикнул «Пожар!», и он, разумеется, бросился на улицу. Он стоял на крыльце в одном халате; королевская охрана обступила его со всех сторон, освещая путь факелами…

– Проклятие! – выдохнул Дейн. – И чего они сразу не нарисовали ему мишень на заду?

Маркус закрыл глаза.

– Знаю-знаю. Принц цел и невредим. Если можно так выразиться, когда на твое тело разом падают девять здоровенных охранников.

Дейн стиснул зубы.

– И меня не было рядом.

– Рядом был я. Я вывел его на улицу и отдал приказ, чтобы слуги обыскали весь дом и проверили, нет ли где огня или дыма. Я опоздал всего на несколько секунд – как раз шел к его высочеству через сад. Тогда-то и услышал пистолетные выстрелы.

– Выстрелы? Сколько?

– Три. Думаешь, их было трое? – Дейн потер подбородок:

– Может быть. Или один, но с тремя пистолетами. – Оливия подняла руку:

– Э-э… простите, что перебиваю… но с чего вы взяли, что стреляли из пистолетов, а не из охотничьих ружей? Сейчас сезон охоты на куропаток.

Дейн резко мотнул головой:

– У них звук совсем другой. – Он повернулся к Маркусу, словно ее вообще тут не было. – С каким интервалом прозвучали выстрелы? Три подряд? Или с промежутком?

Маркус покачал головой:

– Два подряд. Один следом. – Дейн кивнул:

– Стрелял один человек.

Он изобразил, что сжимает в каждой руке по пистолету. Он выстрелил сначала из одного, потом из другого, а затем выхватил третий.

Маркус кивнул:

– Именно. А потом мы его взяли. Ни за что не догадаешься, кто это.

Дейн застыл, потому что почувствовал опасность. Он посмотрел на Оливию.

– Единственный человек в доме, чья подноготная нам неизвестна, – Самнер.

Маркус повернулся и тоже посмотрел на нее.

– Да, Самнер, – сказал он. – Служанка узнала его голос. Это он крикнул «Пожар!».

Должно быть, его узнала Петти. Бедняжка Петти. Так разочароваться в своей новой любви! Оливия прекрасно понимала, каково ей.

– Он уже почти во всем сознался, – продолжал говорить Маркус. – Сейчас он под стражей.

Оливия беспомощно взирала на Дейна.

– Я… Самнер служил у моего брата. Мне незачем было… – Дейн кивнул:

– Разумеется, незачем.

Тем не менее мужчина, который много часов подряд занимался с ней любовью, исчез. И его место снова занял равнодушный незнакомец.

Дейн повернулся к Маркусу:

– Отвези ее домой. Я поеду первым.

С этими словами он развернулся и вышел из хижины. Чуть погодя они услыхали грохот копыт Галаада, но и тот постепенно растаял вдали.

Оливия вздохнула:

– Маркус, я не знаю, что происходит. Поверь, я не имею никакого отношения к…

Он отвернулся.

– Пожалуй, вам будет неудобно сидеть впереди меня. Я посажу вас сзади. Мы поедем медленно. Так у Дейна будет время…

Он не договорил – просто поклонился, пропуская ее вперед.


Оливию вновь охватило чувство, что здесь не обошлось без чьих-то происков. Отсюда все ее неприятности, которым она не придавала значения, приписывая их своей неуклюжести, невезению и недосмотру. Все это время кто-то плел против нее заговор.

И теперь она догадывалась, кто именно.

* * *

Георга уложили в огромную кровать, которую он сам себе выбрал, заботливо укутав одеялом и обложив, по-видимому, всеми подушками, что имелись в восточном крыле. Рядом хлопотала герцогиня Холсуик, путаясь под ногами у великолепно знающей свое дело королевской челяди.

Дейн низко поклонился:

– Ваше высочество, примите мои глубочайшие извинения… – Георг отмахнулся от него:

– Ерунда! Мне бы только спину подлечить, и я буду как огурчик. Ты мне скажи, как там у тебя с твоей барышней?

Дейн выпрямился.

– Если вы о моей супруге, то леди Гринли в целости и сохранности вернулась в свою комнату.

Георг моргнул.

– А-а… – Он сдвинул брови. – Не верю я, что она дала тебе отставку. Если б она не сходила по тебе с ума, то просто приняла бы мое предложение.

Дейн потер шею.

– Если ваше высочество помнит, то леди Гринли приняла ваше предложение и ушла бы с вами, если бы я ее не остановил.

– Она просто хотела уйти из бального зала! – Георг закатил глаза. – Ты еще глупее, чем к думал. Ей же до смерти хотелось, чтобы ты сгреб ее в охапку! Барышня влюблена в тебя, Гринли. По уши, до умопомрачения, до такой степени, что другие мужчины для нее просто не существуют! – Принц состроил недовольную мину. – Она дала мне от ворот поворот. Сказала, что я славный. Ты хоть представляешь, какой это удар по самолюбию повесы? Волей-неволей чувствуешь себя эдаким любимым дядюшкой.

Дейн не ответил. Беда не в том, что она его не любит. А в том, что долг Льва – защищать короля. А он, бросив все, тешил свою плоть, променяв долг на постель.

Больше такого не повторится.


Дейн вошел в комнату, куда отконвоировали Самнера. Юноша стоял у окна. Дейн приказал охраннику ждать за дверью. Даже верноподданным лучше не слышать того, что не предназначается для их ушей.

– Кто ты на самом деле? На кого работаешь?

Дейн готов был головой поручиться, что этот тип – приспешник Химеры.

Самнер обернулся, его унылое лицо являло собой портрет мировой скорби.

– Простой слуга, поклявшийся служить не тем господам. – Дейн прищурился:

– По моим последним данным, ты два года служил камердинером у лорда Уолтера Челтнема. И ты один видел, как он погиб месяц назад.

Самнер пожал плечами:

– Вроде того.

– Чем ты занимался с тех пор? – Юноша вздохнул:

– Пытался начать новую жизнь. – Дейн вышел из себя.

– Самнер, ты стрелял в принца-регента Англии! Говори, не то я повешу тебя собственноручно!

Самнер резко сел, но не столько из неуважения, сколько из-за внезапной слабости в коленях.

– Меня повесят? – чуть слышно промямлил он. – Да, скорее всего повесят, так ведь? – Потерев лицо обеими руками, он поднял взгляд на Дейна. – Значит, я обязан все вам рассказать, чтобы обезвредить ее.

Итак, в деле замешана женщина. Дейна это нисколько не удивило. Химера частенько прибегая к услугам прекрасного пола. Усевшись напротив юноши, Дейн подался вперед:

– Кого обезвредить?

Самнер смотрел на Дейна, склонив голову набок.

– Леди Гринли, кого же еще? – Судя по тону его голоса, это было ясно, как божий день. – Вашу жену.


Выйдя от пленника, Дейн кивнул охраннику и зашагал по коридору. Самнер пытался заморочить ему голову какими-то бреднями. Он сказал, что Оливия замешана в заговоре против него. Парень явно старался хоть как-то смягчить свою вину, чтобы его не подвесили за шею, точно оленью тушу.

Как бы то ни было, но он поведал ему нечто интересное о родителях Оливии и о их роли в этой истории. Впрочем, это легко опровергнуть, ведь лорд и леди Челтнем все еще гостят в Керколл-Холле.

Держа путь в западное крыло дома, где разместились прочие гости, Дейн усмехнулся. От Оливии всего можно ожидать, но чтобы она была шпионкой? Исключено.

Она, сама того не подозревая, могла оказаться в эпицентре чьих-то интриг. Если в истории Самнера есть хоть доля правды, то Оливии грозит опасность.