Селеста Брэдли - Все твои тайны

Еслисобратьлучшихпредставителеймужескогопола,

Отодногонадовзятьсаженныеплечи,

Отдругого – золотоволос,

Оттретьего – лазоревыеглаза,

Авоноттого – точеноелицо.

Еслисмешатьвоедино

Умученого,

Чуткостьпоэта,

Остроумиеплута,

Богатствокороля,

Ненасытностьжеребца,

Тополучитсямоймужчина.

Давотзагадка: отчегоонмой?

Какимичарамиясмутила

Такогокрасавцапокой?

Некрасивая, инеосободобра,

Немудра, апороюивовсеглупа.

Ниизяществавомненет, нишика,

Нидостоинства, нисдержанности,

Даиостроумиянинагрош.

Есливеговлечениикомнеповиннакакая-тоневедомаясила,

Тосмеюлиянадеяться, чтоответназагадку – любовь?

Да, яегонедостойна. Аеслионпокаобэтомнезнает?

Смогулиястатьдостойнойего? Статьженщиной, достойнойлюбви?

Смогуличестнозаслужитьэтослепоеобожание,

Чтобононеиссякло, когдаонузнаетправду?

Удастсялимнеобманомзавладетьегосердцем?

Дейн отложил дневник в сторону и выдохнул.

И она еще беспокоилась, что не соответствует его ожиданиям? Он отнюдь не образец для подражания. Не поэт и не король.

Жеребец? Ну да, отчасти…

Значит, клочок бумаги, который он принял за обличающую улику, был всего-навсего отрывком… любовного стихотворения. Виконт рывком раскрыл книгу и посмотрел, каким числом помечена запись. Она была сделана на следующий день после свадьбы…

Дейн держал в руках отнюдь не размышления соблазнительницы. Перед ним были мысли юной девушки, пусть и мудрой не по годам.

«Прочти все до конца. Там будет видно».

Гринли так и сделал. И надо признаться, получил неописуемое удовольствие, а читая отдельные места, даже запрокидывал голову назад, невольно разражаясь смехом.

Он увидел свою жизнь и свой дом совершенно в ином, доселе неведомом свете. То она была иронична, то до смешного наивна. Дейну чертовски понравилось наблюдать за своей жизнью сквозь призму внутреннего мира Оливии. И он вдруг страшно затосковал по ее улыбке. Внезапно сердце его сжалось от щемящего чувства потери.

Наконец он прочел последние строки, датированные позавчерашним числом и нацарапанные карандашом израненными в кровь руками:

«Всетовремя, покаонбылвкомнате, частьменясгорала отжеланияброситьсяемунашеюивыплакатьвсесвоистрахиимечты. Ятакеголюблю…»

У Дейна к горлу подкатил комок. Хватит. Довольно играть с самим собой в прятки.

Он любит ее. Любит свою милую, смешную, жизнерадостную леди Гринли. Любит всем сердцем. Более того, он не надышится на нее.

«Какой же я дурак!»

Нет, не потому, что любил ее, а потому, что сомневался в самом себе. С чего ему взбрело с голову, что любовь к ней – это слабость?

Ему вспомнились слова леди Рирдон: «Зачем вы вообще женились, если знали, что никогда не поверите женщине?»

Вера. Его вера в людей, равно как и в свою способность отличать хорошее от дурного, умерла вместе с отцом.

Но в один прекрасный день леди Оливия вытащила его из грязи.

Тем временем на мельнице, где по-прежнему стояла кромешная тьма, Оливия ждала, когда очнется Уолтер. Приложив ухо к его холодным, губам, она ощутила слабое дыхание и с ликованием поняла, что он все-таки жив. Правда, совсем заледенел и не шевелился.

Она лежала рядом с ним, обхватив руками и надеясь, что отогреет его своим теплом.

И ждала.

Если на то пошло, она ненавидела ждать. Оно и неудивительно, ведь Оливия всю жизнь только этим и занималась.

Она ждала в Челтнеме годы напролет. Ждала, пока родители вспомнят о ее существовании. Ждала, когда начнется настоящая жизнь. Ждала, когда же ее мечты – мечты, которые она не поверяла ни одной живой душе, тогда как жизнь проходила мимо, – наконец исполнятся.

И они исполнились. Отчасти.

Вернее, она убедила себя в том, что они исполнились. Она положила свое сердце на блюдечко с голубой каемочкой и поднесла его свету вместе с ножом и вилкой. Оливия никому и ничему не верила так, как Дейну.

Как она могла быть такой наивной и всерьез полагать, что ее рыцарь прискачет на белом коне и спасет ее от судьбы?

А вместо этого она вытащила из грязи норманнского бога.

Уже тогда можно было бы догадаться, что все пойдет не так, как задумано.

Но кто же мог предположить, что дело примет такой дурной оборот, да еще так стремительно? Сколь молниеносно вспыхнула их страсть друг к другу, столь же молниеносно она спалила дотла все их надежды на счастливое будущее.

Она сделала все, на что была способна. Из кожи вон лезла, чтобы стать той, кем он ее хотел видеть, пока сама не перестала себя узнавать.

Но Дейн все равно ее бросил.

«Нет. Ты первая его бросила».

Оливия прижала руку к груди. О Боже!

Она первая его бросила. Тогда, в лесу, он не сумел ее спасти, и она тут же махнула на него рукой. Поставила его на одну доску со своими родителями, мисс Хакерман и слугами Гринли – всеми, кого никогда не было рядом, когда Оливия нуждалась в помощи. Она просто взяла и выбросила его обратно, точно не приглянувшуюся рыбешку. Отвергла его только потому, что он оказался далек от идеала, который она сама себе придумала.

Она поступила точно так же, как все остальные женщины.

Теперь сердце ее разрывалось не только от жалости к самой себе. Ее поступком двигало… то же самое, в чем она обвиняла Дейна.

Она ему не верила. Не верила, что он станет ее второй половиной. Не верила, что вдвоем они выкуют нечто прекрасное в огне, который вместе разожгли. То, что она влюбилась чуть ли не с первого взгляда, еще не означало, что с Дейном произойдет то же самое. Она не потрудилась дать ему вторую попытку или третью. Да хоть четвертую, если это необходимо! Не потрудилась узнать, что может выйти из их союза.

Стоило ему только раз ее подвести, как она тут же поставила на нем крест.

А теперь он уехал от нее за тридевять земель. И бог знает, когда еще им доведется свидеться.

Уолтер шевельнулся рядом с ней.

– Уолт? – Оливия встала на колени и положила руки ему на плечи. – Уолт, пожалуйста, очнись!

– Ливви? – проскрипел он. – Ну все, пиши пропало. У меня съехала крыша.

Оливия засмеялась, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы счастья. Она стиснула брата в объятиях.

– Уолт, ты не умер?! – Он закашлялся.

– Нет, но явно спятил, – прохрипел Уолтер. – Пропади все пропадом! Что я только не делал, чтобы повеситься.

Но Оливия только смеялась, вцепившись в единственного человека, в чьей любви она не сомневалась.

– Ливви, хоть ты и галлюцинация, но, пожалуй, сейчас задушишь человека.

– Ой! – Она выпустила его, хихикая и плача, точно помешанная. – Прости… Я просто до того…

– Черт подери! – выдохнул Уолт. – Так ты настоящая?

– Самая что ни на есть. – Оливия силилась совладать с собой. – И сил нет, как я рада, что ты жив-здоров…

Уолт закашлялся.

– Ну, насчет здоровья ты поспешила… Я болею вот уже… не помню сколько и чертовски ослаб.

– Ты утонул больше месяца назад, – сообщила ему Оливия.

– Ничего подобного. – фыркнул Уолтер. – Ты представляешь… – Его гневную тираду оборвал кашель. Оливия услужливо постучала ему по спине, пока приступ не прошел. – Это все проклятый камердинер!

– Да, – поддакнула Оливия. – Проклятый Самнер.

– Вот-вот, проклятый… погоди, откуда ты знаешь Самнера?

Оливия вздохнула:

– Короче говоря… – Она принялась загибать пальцы. – Я взяла его на работу. Из-за его происков герцогиню Холсуик вывернуло наизнанку. Он сделал из меня посмешище на Охотничьем балу. Попытался убить Георга. Рассорил меня с мужем. Стрелял в меня. А потом похитил… – Она задумалась на мгновение. – Да, вроде ничего не забыла.

Уолт присвистнул:

– Проклятый Самнер! – Оливия горестно кивнула:

– Да уж. Чтоб ему пусто было!

– Хм… А муж кто?

– Лорд Гринли. Красавчик – закачаешься.

– «Тот самый Дейн». Недурно. А что за фрукт этот Георг? – Оливия вздохнула.

– Принц-регент. Милейший человек.

– Ну и ну, ты времени зря не теряла! Герцогиня Холсуик, говоришь? Верно, увидела где-нибудь копченую селедку?

Оливия кивнула:

– В своей тарелке, под яйцами. Попортила пару роскошных ковров.

– Проклятый Самнер.

Они немного помолчали, как молчат два близких человека, когда слова не нужны, затем Уолтер сменил тему:

– Как там мама?

– Арестована. И отец тоже. – Уолтер вздохнул:

– Я пытался вытащить их из этой переделки, Ливви. Еще пара недель – и я бы женился на мисс Хакерман.

– Знаю. – Оливия откинулась назад, упершись руками в пол позади себя. – Хотя на твоем месте я предпочла бы сидеть взаперти на мельнице.

Уолт упал на спину и беспомощно захихикал. Его смех то и дело перебивался кашлем. Оливия слушала с улыбкой на губах.

– Уолтер, мы знаем эту мельницу как свои пять пальцев. Почему же ты не смог сбежать?

Уолтер отдышался.

– А, значит, ты не заметила цепь. – Он что-то сделал, и Оливия услышала, как цепь громыхает по полу. – У меня лодыжка окована. Намертво. Привязали, точно паршивого пса.

– Цепь очень длинная?

Если им удастся вскарабкаться по мельничному механизму на второй этаж, в комнату мельника, то, может, там есть…

– Я могу ходить по этой комнате, – ответил он, – и только. Эта дрянь обматывается вокруг жернова.

Жернов. Каменная глыба весом в тонну… Каменная!

– Уолт, а если запустить механизм… думаешь, жернов сможет перетереть цепь?

– Это мой любимый план, – согласился брат. – Однако есть два маленьких «но». Первое: я не смог подняться наверх и опустить рычаг.

– Для этого есть я! – взволнованно воскликнула Оливия.

– И второе: если цепь за что-нибудь зацепится, то меня самого затянет в жернов.

Оливия сникла:

– Да, это никуда не годится.

– У меня был второй любимый план – застать Самнера врасплох, когда он войдет, задушить его цепью, забрать у него ключ и выйти через переднюю дверь.

– Мне нравится. Особенно та часть, где надо задушить Самнера. А почему этот план не самый любимый?

– Он и был самым любимым. Но потом этот тип ушел и больше не возвращался. До сегодняшнего дня, по-видимому.

Оливия разинула рот:

– Он оставил тебя здесь на цепи, а сам пошел наниматься ко мне на службу?! Как же ты выжил?

– Вон там, в углу все время сочится славная струйка воды, а что до еды, то недавно я просто перестал о ней думать.

Оливия потянулась к нему:

– Дай сюда руку.

Он вложил холодные пальцы в ее ладонь. Оливия провела пальцами по его запястью и скользнула рукой под изодранный рукав.

От его руки остались только жилистые мышцы да кости.

– Ох, Уодтер! – Он отнял руку.

– Ну, сама знаешь, проклятый Самнер и все такое… – Ярость сковала ее душу льдом.

– Давай я его задушу? Ну пожалуйста!

– Ради Бога. Если он когда-нибудь вернется.

В этот миг дверь распахнулась, и в комнату хлынул свет.

Когда в комнату хлынул свет, Уолтер обмяк. Ослепленная, Оливия вскинула руку, заслонив глаза.

– Забыл тебе об этом рассказать, – прошептал Уолтер, который растянулся на полу, прикинувшись мертвым. – Вот почему план так и не сработал.

Оливия заморгала, и вскоре способность видеть вернулась к ней. В отличие от Уолтера она не пробыла здесь несколько недель. То, что поначалу показалось ей ослепительно ярким лучом солнца, на деле было тусклым светом дешевого фонаря.

В луче света стоял Самнер, держа фонарь высоко над головой.

– Кто тебя развязал? – Оливия развела руками:

– Призрак, кто же еще?

Но очевидно, Самнер не страдал суеверием, потому как лицо его приняло насмешливое выражение.

– Чушь собачья! Ты выпуталась из веревок. Скажешь, нет?

Да, и оно того стоило. Оливия скрестила руки на груди:

– Сейчас же отпусти нас! Уолтер совсем плох.

К ее изумлению, у Самнера сделался по-настоящему встревоженный вид.

– Знаю, поэтому я и притащил тебя сюда.

– Что ты с ним сделал?

– Он утонул. Вернее, чуть не утонул. – Оливия сузила глаза.

– Чушь собачья! – повторила она его выражение.

– Я пошел на это по той же причине, по которой похитил тебя. Я хотел защитить вас обоих!

Самнер опустился на колени рядом с Уолтером и положил руку ему на лоб.

– Мы были на прогулочной яхте. Уоллингфбрд, вся наша компания и он.

Оливии показалось, что он имел в виду отнюдь не Уолтера. Самнер продолжал говорить:

– Они собирались убить твоего брата, если он откажется им пособничать. Я прокрался вслед за ним на верхнюю палубу и огрел его по голове, собираясь потом отнести с яхты в одну из шлюпок. Но он упал влево, а не вправо и свалился за борт. Я сам чуть не утонул, пока пытался его вытащить. – Он помотал головой. – Вода была темной, хоть глаз коли.