Джулия Куинн - Все в его поцелуе

– Господи, неужели ты до сих пор ничего не понял? Ты не мой сын! Ты никогда им не был! Ты внебрачный ребенок, паршивый щенок, которого твоя мать прижила с кем-то, когда я уезжал.

Долго сдерживаемая и подавляемая злость ураганом вырвалась из груди Гарета и сжала так, что он не мог дышать.

– Нет! – Он в отчаянии мотал головой. Этого не могло быть! Ему даже в голову ничего подобного не приходило. Он был копией отца. Тот же нос, те же...

– Я кормил тебя, одевал и представил миру как своего сына. Я содержал тебя, тогда как другой человек вышвырнул бы тебя на улицу. А теперь настало время вернуть должок.

– Нет, этого не может быть. Я так похож на тебя. Я...

С минуту лорд Сент-Клер молчал, а потом заметил:

– Злополучное совпадение, уверяю тебя.

– Но...

– Я мог бы отказаться от тебя, когда ты родился. Мог бы выгнать вас с матерью на улицу, но я этого не сделал. – Он обошел стол и приблизился к Гарету. – Я тебя признал, и ты мой сын по закону. И ты мой должник, – тихо, с горечью добавил он.

– Нет. – Голос Гарета наконец обрел ту убежденность, которая ему потребуется, чтобы жить дальше. – Я этого не сделаю.

– Я откажусь от тебя, – предупредил барон. – Я не дам тебе ни единого пенни. И можешь забыть свои мечты о Кембридже...

– Нет, – повторил Гарет, но его голос звучал иначе. Он понял, что это конец. Конец детства, наивности, и начало...

Одному Богу известно, началом чего это было!

– Я от тебя отказываюсь, – прошипел его отец... нет, не его отец. – Между нами все кончено.

– Да будет так, – ответил Гарет.

И ушел.

Прошло десять лет. И вот мы встречаемсяс нашей героиней, которую, надо сказать, никто неназовет скромным и застенчивым цветочком.

Действиепроисходит на ежегодном музыкальном вечереу Смайт-Смитов примерно за десять минут до того, какгосподин Моцарт начал ворочаться в своей могиле.

– Зачем мы это делаем? – громко спросила Гиацинта Бриджертон.

– Затем, что мы хорошие, добрые люди, – ответила ее невестка, расположившаяся – да поможет им Бог – в первом ряду.

– Неужели результаты прошлых лет тебя ничему не научили... – настаивала Гиацинта, глядя на пустое кресло рядом с Пенелопой.

– Гиацинта?

Гиацинта нетерпеливо обернулась к Пенелопе.

– Сиди спокойно.

Гиацинта тяжело вздохнула, но перестала вертеться.

Музыкальный вечер. К счастью, его устраивали один раз в году, потому что Гиацинта не сомневалась, что ее ушам понадобится не меньше года, чтобы прийти в нормальное состояние.

Она снова вздохнула, на этот раз намного громче.

– Я не уверена, что я такая уж хорошая и добрая.

– Я тоже в этом не уверена, – отозвалась Пенелопа, – но я тем не менее решила в тебя поверить.

– Рискованный шаг.

– Я тоже так думаю. Гиацинта глянула на нее искоса.

– Впрочем, у тебя не было выбора.

Пенелопа повернулась к ней.

– Что ты имеешь в виду?

– Колин ведь отказался тебя сопровождать, не так ли? – Колин, брат Гиацинты, уже год был женат на Пенелопе.

Пенелопа обиженно поджала губы.

– Мне нравится, когда я права. – Гиацинта торжествующе посмотрела на бедную Пенелопу.

– Ты просто невыносима.

– Знаю, – Гиацинта наклонилась к Пенелопе, – но ты меня все равно любишь, признайся.

– Я ни в чем не признаюсь до конца вечера.

– После того, как мы все оглохнем?

– После того, как мы увидим, что ты вела себя прилично.

– Ты теперь принадлежишь к нашей семье, тебе придется полюбить меня. Обязана – по брачному контракту.

– Забавно, но я не припомню такого пункта.

– И впрямь забавно, а я вот точно помню.

Пенелопа рассмеялась:

– Не знаю, как тебе это удается, Гиацинта, но при всей своей несносности ты всегда очаровательна.

– У меня особый дар.

– Что ж, за то, что ты пришла сюда со мной сегодня вечером, тебе полагается поощрение.

– Разумеется, на самом деле я воплощение доброты и дружелюбия.

Девушка с тоской наблюдала за происходившим на небольшой импровизированной сцене. Каждый год Гиацинта клялась себе, что не пойдет на концерт, но каким-то образом оказывалась на вечере и ободряюще улыбалась четырем девушкам на сцене, безбожно искажавшим замечательные произведения классиков.

– В прошлом году я хотя бы сидела в конце зала, – жалобно сказала она.

– Верно. – Пенелопа повернулась к ней и посмотрела на нее с подозрением. – Как тебе это удалось? Фелисити, Элоиза и я – мы все сидели в первом ряду.

– Удачно выбрала момент, чтобы скрыться в дамской комнате. На самом деле...

– Не вздумай проделать нечто подобное сегодня. Если ты оставишь меня здесь одну...

– Не волнуйся, я буду страдать рядом с тобой до конца. Но, – добавила Гиацинта, упершись пальцем в грудь Пенелопе – этот жест ее мать наверняка сочла бы вульгарным, – я желаю, чтобы моя преданность была отмечена особо.

– Почему у меня такое чувство, – жалобно сказала Пенелопа, – что в один прекрасный момент, когда я меньше всего буду этого ожидать, ты потребуешь от меня какого-либо одолжения?

– Не понимаю, о чем ты говоришь, – удивилась Гиацинта.

– О, посмотри, вон идет леди Данбери!

– Миссис Бриджертон, мисс Бриджертон, – отдуваясь, поприветствовала их леди Данбери.

– Добрый вечер, леди Данбери, – ответила пожилой графине Пенелопа. – Мы заняли вам место в первом ряду.

Леди Данбери слегка ударила тростью по лодыжке Пенелопы.

– Вы всегда думаете о других.

– Да, – смущенно пробормотала Пенелопа, – я...

– Ха. – Это было одно из любимых выражений графини. – Подвинься, Гиацинта, – приказала она. – Я сяду между вами.

Девушка послушно подвинулась.

– Мы с Пенелопой как раз обсуждали, почему люди приходят на эти концерты.

– Не знаю, как вы, – графиня обернулась к Гиацинте, – но она, – последовал поворот головы в сторону Пенелопы, – здесь по той же причине, что и я.

– Чтобы послушать музыку? – чересчур вежливо спросила Гиацинта.

Лицо леди Данбери сморщилось в улыбке.

– Ты всегда нравилась мне, Гиацинта Бриджертон.

– А вы – мне.

– Думаю, это потому, что ты время от времени приходишь ко мне, чтобы почитать вслух.

– Я прихожу каждую неделю, – напомнила Гиацинта.

– Время от времени... каждую неделю... хм. Какая разница, если тебе не приходится делать это каждый день!

Гиацинта благоразумно предпочла промолчать, а то леди Данбери, чего доброго, сумеет добиться согласия девушки навещать ее каждый день.

– И хочу добавить, что на прошлой неделе ты поступила отвратительно, остановившись на странице, где бедная Присцилла чуть было не сорвалась со скалы.

– А что вы читаете? – поинтересовалась Пенелопа.

– «Мисс Баттеруорт и Безумный барон». И она пока еще жива.

– Ты прочитала дальше?

– Нет, но это нетрудно предугадать. Мисс Баттеруорт уже висела и на доме, и на дереве.

– И она все еще цела? – удивилась Пенелопа.

– Я сказала, что она висела, а не что ее повесили, – буркнула Гиацинта. – А жаль, следовало бы!

– Независимо от этого с твоей стороны было нечестно оставить меня в напряжении, – пожаловалась графиня.

– А это был конец главы, – ничуть не раскаиваясь, заявила Гиацинта. – К тому же разве терпение не является добродетелью?

– Ничего подобного, – заявила леди Данбери. – А если ты так считаешь, ты меньше женщина, чем я думала.

Никто не понимал, почему Гиацинта навещала леди Данбери каждый вторник, чтобы читать ей вслух, но девушке нравилось проводить время с графиней. У леди Данбери было много причуд, но Гиацинта обожала ее.

– Вместе вы представляете угрозу обществу, – заметила Пенелопа.

– Цель моей жизни, – провозгласила графиня, – быть угрозой как можно большему числу людей, поэтому я воспринимаю ваши слова, миссис Бриджертон, как комплимент.

– Почему, выражаясь высокопарно, вы всегда называете меня миссис Бриджертон? – спросила Пенелопа.

– Так звучит внушительнее.

Гиацинта усмехнулась. К старости она хотела бы стать точно такой же, как леди Данбери. Она любила пожилую графиню больше, чем многих людей ее возраста. После того как Гиацинта пробыла три сезона на ярмарке невест, она немного подустала от людей, которых видела каждый день. Хотя то, что и раньше ее восхищало и возбуждало – балы, вечеринки, поклонники, – пока не потеряло своей прелести, в этом она должна была себе признаться. Гиацинта не принадлежала к тем девушкам, которые вечно жаловались на богатства и привилегии, которые их заставляли терпеть.

Но что-то ушло. У нее уже не захватывало дыхание, когда она входила в бальный зал. Танец стал просто танцем, а не магическим кружением, как в прошлые годы. Ушло восхищение – вот что она поняла.

К сожалению, всякий раз, когда она делилась своими умозаключениями с матерью, ответ был один и тот же – найди себе мужа. Это, по убеждению Вайолет Бриджертон, должно было все изменить.

Как же!

Мать Гиацинты уже давно перестала говорить околичностями, когда дело касалось ее четвертой – самой младшей из дочерей. Это был ее личный крестовый поход.

Забудьте о Жанне д'Арк. Она, Вайолет Бриджертон, живет в районе Мейфэр в Лондоне, и ни мор, ни чума, ни вероломный возлюбленный не остановят ее поисков, пока все восемь ее детей не обретут счастья в браке. Оставались только двое, Грегори и Гиацинта, но Грегори только что исполнилось двадцать четыре, а этот возраст считался (весьма несправедливо, по мнению Гиацинты) вполне допустимым для холостого джентльмена.

Но ведь ей всего двадцать два! Единственным утешением для ее матери был тот факт, что старшая дочь Элоиза уже достигла возраста двадцати восьми лет, когда наконец стала невестой. По сравнению с ней Гиацинта вообще еще была в пеленках.

Никто бы не мог сказать, что Гиацинта не пользовалась успехом, но даже ей приходилось признать, что она потихоньку движется к критическому возрасту. С момента ее дебюта в свете три года назад ей было сделано несколько предложений, но не так много, если учесть ее внешность – она не была самой хорошенькой девушкой в городе, но симпатичнее половины предполагаемых невест, а ее приданое было не самым большим, но вполне достаточным, чтобы на него нашлись охотники.

Ее родословная была безупречной. Ее старший брат, как и ее отец до него, был виконтом Бриджертоном, и хотя это был не самый высокий титул в стране, семья пользовалась популярностью и была достаточно влиятельной. К тому же ее сестра Дафна стала герцогиней Гастингс, а сестра Франческа – графиней Килмартин.

Если мужчина стремился породниться с могущественными родами Британии, Бриджертоны были не самыми последними в их списке.

Но если задуматься над выбором времени для предложений, которые она получила, то картина вырисовывалась неприятная.

Три предложения в ее первый сезон.

Два – во второй.

Одно – в прошлом году.

И пока ни одного в этом.

Похоже, ее популярность пошла на спад. Это было настолько очевидно, что не имело смысла спорить на эту тему. Хотя мало кто из представителей высшего общества, как мужчин, так и женщин, мог перехитрить, переговорить или переспорить Гиацинту Бриджертон.

Возможно, именно этим и объяснялось то, что предложения руки и сердца убывали с такой катастрофической скоростью.

«Ну и что?» – она, наблюдая за девушками, ходившими по небольшой сцене, сооруженной в огромной гостиной. Еще неизвестно, приняла бы она какое-либо из вышеупомянутых шести предложений. Трое претендентов были охотниками за приданым, двое – дураками, а последний – занудлив до зевоты.

Лучше уж остаться незамужней, чем приковать себя к скучному мужу, который замучит ее глупыми разговорами. Даже ее мать, которая была неисправимой свахой, не сумела разубедить девушку.

Что же касается нынешнего сезона... что ж, если мужчины Британии не в состоянии оценить внутренние достоинства интеллигентной девушки, имеющей собственное мнение, это их проблемы, а не ее.

Леди Данбери постучала тростью по полу, чуть было не задев ступню Гиацинты.

– Послушайте, кто-нибудь из вас видел моего внука?

– Какого внука? – поинтересовалась Гиацинта.

– Как – какого? – нетерпеливо переспросила леди Данбери. – Того, которого я люблю больше других.

Гиацинта даже не стала скрывать своего изумления.

– Мистер Сент-Клер будет сегодня здесь?

– Я и сама в это почти не верю, – фыркнула графиня. – Я все время жду, что через потолок вот-вот пробьется божественный луч...

– Кажется, это богохульство, хотя я не уверена, – сморщила нос Пенелопа.