– Гиацинта, – сказал Гарет, словно он только что не произнес ее имя дважды... и сотни раз до того, и всегда в том же слегка сдержанном тоне.

– Они должны быть здесь. Должны.

– Но Изабелла перевела отрывок с итальянского и хочет, чтобы ты проверила ее работу.

В возрасте восьми лет ее дочь изъявила желание изучить язык своей тезки, и они наняли ей учительницу, которая приходила три раза в неделю. Через год Изабелла превзошла мать в знании языка и Гиацинте пришлось тоже воспользоваться услугами учительницы в другие два дня недели, чтобы не отстать от Изабеллы.

– Почему ты никогда не изучал итальянский? – спросила она Гарета, пока они шли по коридору.

– У меня нет способностей к языкам, да они мне и не нужны. Ведь у меня под боком две образованные леди.

– Я больше не буду говорить тебе неприличные итальянские слова, – предупредила Гиацинта.

– Тогда я больше не буду тайно совать синьорине Орсини деньги, чтобы она учила тебя этим словам.

– Ах, вот оно что! Ты с ума сошел!

– Похоже на то.

– И не видно, чтобы ты раскаивался.

– Раскаиваться? – Он прижался губами к ее уху и прошептал те несколько итальянских слов, которые он специально выучил.

– Гарет!

– Гарет, да? Или, Гарет, нет?

Она вздохнула.

– Гарет, еще.

Изабелла в задумчивости постучала по голове карандашом и перечитала слова, которые только что написала. Не так-то легко переводить с одного языка на другой. Прямое значение не всегда казалось правильным, поэтому приходилось искать синонимы и идиоматические выражения. Но на сей раз все получилось идеально. Перед ней лежала раскрытая книга Галилео Галилея.

Идеально, идеально, идеально.

Три самых любимых ее слова.

Она ждала мать. Изабелле нравилось переводить научные тексты, потому что Гиацинта обычно спотыкалась на технических терминах, и всегда было забавно смотреть на маму, претендовавшую на то, что она знает итальянский лучше дочери.

Единственным человеком, которого она обожала больше матери, была прабабушка Данбери. Она хотя и сидела в инвалидном кресле, однако управляла своей тростью с такой же точностью, как и языком.

Изабелла улыбнулась. Когда она вырастет, она будет точно такой же, как ее мать, а потом, когда состарится, – как прабабушка.

Какая будет чудесная жизнь!

Но почему она так долго не идет? Прошло так много времени с той минуты, как она послала отца вниз. Надо заметить, что она любила отца с той же пылкостью. Но он был мужчиной, и она не могла хотеть вырасти такой же, как он.

Отец с матерью скорее всего где-нибудь хихикают и перешептываются в каком-нибудь темном уголке. Это приводило ее в такое замешательство...

Изабелла встала, приготовившись ждать долго. Почему бы не сходить в свою туалетную комнату? Странным, непонятным образом эта комната под самой крышей дома была ее самым любимым помещением. В далекие годы кому-то, видимо, полюбилась эта маленькая комнатка, и она была выложена кафелем в голубых и желтых тонах и обставлена в псевдовосточном стиле.

Если бы комната была достаточно большой, чтобы там поместилась кровать, Изабелла непременно переехала бы туда. А пока она считала забавным, что самая прелестная комната в доме – во всяком случае по ее мнению – была самой скромной. Только помещения для слуг были еще скромнее.

Изабелла затолкала ночной горшок обратно в угол и направилась к двери. Но неожиданно что-то привлекло ее внимание.

Щель между двумя кафельными плитками.

– Раньше ее здесь не было, – пробормотала Изабелла.

Она опустилась на пол, чтобы получше рассмотреть щель, которая шла от пола до верхнего края первого ряда плиток. Ее вряд ли бы кто заметил, но Изабелла замечала все.

А это было что-то новое!

Она встала на четвереньки и легла щекой на пол.

– Хм. – Она сдвинула плитку сначала в одну сторону, потом – в другую. – Хм.

Откуда появилась щель в стене ее туалетной комнаты? Вряд ли Клер-Холл, которому было более ста лет, все еще дает усадку. И хотя она слышала, что где-то на земле были районы, где случались землетрясения, в цивилизованном Лондоне этого произойти не могло. Может, она нечаянно ударила чем-то в стену или уронила что-то тяжелое?

Она снова постучала по плитке.

Ей хотелось ударить посильнее, но туалетная комната матери была как раз под ней, и если она начнет шуметь, мама придет, чтобы узнать, что она делает. И хотя она давно послала отца за матерью, наверняка мама все еще была в своей туалетной.

А когда мама отправлялась в туалетную... она или выходила через минуту, или застревала там на целый час. Все это было как-то странно.

Изабелла не хотела поднимать шум.

Но немного постучать...

Сначала она постучала по плитке слева. Ничего.

Потом просунула палец в щель, и под ноготь ей попал кусочек штукатурки.

Хм! Может, ей удастся немного расширить щель?

Она посмотрела на свой туалетный столик, и ее взгляд остановился на серебряной расческе. Взяв расческу, девочка осторожно сунула в щель первый зубчик. Потом вытащила его и постучала по штукатурке между плитками. Прямо на ее глазах щель поползла вверх.

Изабелла повторила несколько раз свой маневр с расческой. Потом, затаив дыхание, она вонзила ногти по обе стороны плитки и начала ее раскачивать.

Плитка неожиданно поддалась и вывалилась со скрипом, похожим на тот, который издавала инвалидная коляска, когда прабабушка с нее вставала.

Там, где должна была быть просто штукатурка, оказалось небольшое углубление – размером всего в несколько квадратных дюймов. Изабелла просунула внутрь пальцы и наткнулась на что-то мягкое, похожее на бархат. Это был маленький мешочек, завязанный мягкой, шелковистой веревочкой.

Изабелла села, скрестив ноги, и сунула палец внутрь мешочка. Веревочка развязалась, Изабелла перевернула мешочек, и его содержимое выпало ей на руку.

– О Боже...

На ее ладони сверкала гора бриллиантов.

Это было колье и браслет. Она не считала себя девочкой, которая может потерять голову из-за побрякушек и нарядов. Но такой красоты она в жизни своей не видела.

– Изабелла? – услышала она голос матери. – Изабелла? Ты где?

– В туалетной комнате, мама. Сейчас выйду. Что ей делать?

Она знала, что должна сделать. Но хотела ли?

– Это твой перевод здесь на столе?

– Да! Это из Галилея, а оригинал лежит рядом.

– О! – Голос матери прозвучал как-то странно. – Почему ты... Ладно, ничего.

Изабелла лихорадочно смотрела на бриллианты, на размышления у нее была всего минута.

– Изабелла, ты не забыла утром сделать арифметику? Сегодня днем у тебя начинаются уроки танцев. Ты помнишь?

Уроки танцев? Изабелла скривилась, будто нечаянно проглотила что-то кислое.

– Месье Ларош приедет в два часа. Так что тебе придется...

Изабелла смотрела на бриллианты. И неожиданно все вокруг нее куда-то пропало. Не было ни шума улицы, ни голоса матери, напоминавшего ей об уроках танцев и о том, как важно быть пунктуальной. Исчезло все, кроме шума в ушах и ее собственного частого и неровного дыхания.

Еще раз взглянув на бриллианты, Изабелла улыбнулась.

И положила их обратно.