Джулия Куинн - Все в его поцелуе

– Если бы в Лондоне нашелся хоть один интеллигентный холостяк, – вздохнула Гиацинта, – уверяю вас, я бы попыталась женить его на себе. – Она саркастически улыбнулась. – Вы же не захотите, чтобы я вышла замуж за дурака?

– Нет, конечно, но...

– И перестаньте наконец говорить о своем внуке, как будто у меня не хватает ума понять, что у вас на уме.

– Да я и слова не сказала!

– Но собирались!

– Что ж, он замечательный, – стала отрицать леди Данбери, – и очень красивый.

Гиацинта прикусила губу, стараясь не вспоминать о своем странном поведении в присутствии мистера Сент-Клера на музыкальном вечере у Смайт-Смитов.

– Вижу, ты не возражаешь.

– Что ваш внук красив? Конечно, нет, – ответила Гиацинта, понимая, что тут спорить не о чем.

– И я горжусь тем, что он унаследовал свои мозги от моей родни, чего я, к сожалению, не могу сказать обо всех своих потомках.

Гиацинта стала смотреть в потолок, чтобы не комментировать высказывание леди Данбери. Старший сын леди Данбери прославился тем, что его голова застряла между прутьями ворот Виндзорского замка.

– О, давай говори, не стесняйся, – проворчала пожилая леди. – По крайней мере двое моих детей наполовину дураки, а про их детей я уж и не говорю. Когда они наведываются в город, я стараюсь уехать куда-нибудь подальше. Подумать только – я вышла замуж за лорда Данбери, хотя знала, что в голове у него нет ни одной извилины. Но Гарет – это моя награда, и ты будешь дурой, если не...

– Ваш внук, – перебила графиню Гиацинта, – тоже не помышляет жениться ни на мне, ни на ком-либо еще.

– Да, – согласилась леди Данбери. – И я никак не пойму, почему он сторонится таких, как ты.

– Таких, как я?

– Молодых, женственных, порядочных. Немного поразвлекся и хватит! Пора жениться!

Гиацинта почувствовала, как у нее запылали щеки. Вообще-то это был именно такой разговор, который всегда доставлял ей удовольствие: гораздо веселее быть неприличной, чем наоборот (в разумных пределах, естественно), но на сей раз она только и смогла сказать:

– Вряд ли стоит обсуждать такие вещи со мной.

– Вот еще! – махнула рукой графиня. – С каких это пор ты стала такой жеманной?

Гиацинта открыла было рот, но, к счастью, графиня и не ожидала от нее ответа.

– Он повеса, это правда. Но если ты захочешь, нет ничего такого, что нельзя было бы изменить.

– Я не собираюсь...

– Просто спусти плечи платья пониже в следующий раз, когда его увидишь, – не унималась леди Данбери. – Мужчины моментально теряют голову при виде большой груди. Он...

– Леди Данбери! – Гиацинта скрестила руки на груди. Она не станет гоняться за повесой, который явно не собирался жениться. Зачем ей такое унижение?

Кроме того, нужно немало воображения, чтобы назвать ее грудь большой. Гиацинта знала, что телосложением она, слава Богу, не была похожа на мальчика, но и выдающимися женскими прелестями пониже шеи, которые заставили бы мужчину оглянуться – и не один раз, – она не обладала.

– Ладно, – сварливо пробурчала леди Данбери. – Слова больше не скажу!

– Никогда?

– До тех пор, пока.

– До тех пор, пока что?

– Не знаю, – тем же тоном ответила графиня.

Но у Гиацинты было такое чувство, что это «пока» наступит довольно скоро.

Наморщив лоб, леди Данбери с минуту помолчала и добавила:

– Подумай о моем предложении. Мы будем отличной командой, вот увидишь.

– Я заранее содрогаюсь, – раздался мужской голос от двери. – Представляю, бабушка, на что ты подстрекаешь бедную мисс Бриджертон.

– Гарет, – просияла леди Данбери. – Как мило с твоей стороны наконец навестить меня.

Гиацинта обернулась и увидела входящего в комнату Гарета Сент-Клера – красивого и элегантно одетого. В лучах солнца, пробивавшихся в окно, его волосы были похожи на отполированное золото. Его появление оказалось для Гиацинты неожиданностью. Она приходила сюда по вторникам уже целый год, но ни разу с ним здесь не встретилась. Можно было подумать, что он намеренно ее избегает.

Невольно возникал вопрос: почему он пришел сегодня? Их разговор на музыкальном вечере не выходил за рамки светской болтовни, и вдруг Сент-Клер здесь, в гостиной своей бабушки, как раз в тот момент, когда она наносит свой еженедельный визит.

– Наконец-то? Неужели ты забыла, что я был у тебя в пятницу? – Гарет повернулся к Гиацинте и с озабоченным видом спросил: – Может быть, она теряет память, мисс Бриджертон? Ведь ей – дайте подумать – девяносто...

Трость леди Данбери стремительно опустилась на ногу Гарета.

– До этого еще очень далеко, мой мальчик, и если тебе дороги твои ноги, ты впредь не станешь богохульствовать.

– Евангелие от Агаты Данбери, – пробормотала Гиацинта.

Гарет улыбнулся ей, чего она совсем не ожидала. Во-первых, потому, что не думала, что он слышал ее замечание, а во-вторых, потому, что Сент-Клер показался ей в этот момент юным и невинным, хотя она точно знала, что он не то и не другое.

Хотя...

Несмотря на ворчание леди Данбери, Гарет действительно был частым гостем в ее доме. Возможно, он вовсе не такой повеса, каким его заклеймил высший свет. Плохой человек не мог быть так предан своей бабушке. Гиацинта сказала ему об этом на вечере у Смайт-Смитов, но он поспешил переменить тему разговора.

Он был загадочной личностью, а Гиацинта ненавидела загадки, которые не могла разгадать.

Между тем предмет ее размышлений наклонился, чтобы поцеловать бабушку в щеку. Гиацинта неожиданно поймала себя на том, что разглядывает его спину, шею и косичку, лежащую на воротнике темно-зеленого камзола.

Она знала, что у него нет денег на дорогих портных, и то, что он никогда ни о чем не просит свою бабушку. Тем не менее камзол сидел на нем идеально.

– Мисс Бриджертон, – сказал Гарет, присаживаясь на диван и закидывая одну ногу на другую, – сегодня, очевидно, вторник?

– С утра это так и было.

– Как поживает Присцилла Баттеруорт?

Ее удивило, что он знает, какую они с леди Данбери читают книгу.

– Она бежит к скалам, я беспокоюсь за ее безопасность. Вернее, обеспокоилась бы, если бы нам осталось читать еще одиннадцать глав.

– Жаль. Сюжет книги был бы куда интереснее, если бы Присцилла умерла.

– А вы читали книгу? – вежливо осведомилась Гиацинта.

– Бабушка пересказывает мне ее, когда я навещаю ее в среду. А я всегда бываю у нее по средам. А также почти всегда по пятницам и воскресеньям.

– В прошлое воскресенье тебя не было.

– Я ходил в церковь, – будничным тоном пояснил он. Гиацинта чуть было не поперхнулась печеньем.

– Разве вы не видели, как молния ударила в колокольню? – обратился он к Гиацинте.

– Я была слишком поглощена проповедью священника.

– Он нес всякую ерунду на прошлой неделе, – провозгласила леди Данбери. – Стареет, наверное.

Гарет хотел что-то возразить, но трость бабушки остановила его.

– Не смей начинать свой обычный комментарий словами «кто бы говорил».

– Мне бы и в голову это не пришло.

– Я тебя знаю. Ты не был бы моим внуком, если бы не сказал этого. Ты согласна со мной, дорогая? – обратилась она к Гиацинте.

К чести Гиацинты, она скромно сложила руки на коленях и ответила:

– Уверена, что на этот вопрос нет правильного ответа.

– Умница, – леди Данбери.

– Я беру уроки у мастера. Графиня просияла.

– Если оставить в стороне его наглость, – она посмотрела на Гарета так, словно он был каким-то подопытным насекомым, – на самом деле он необыкновенный внук. Лучшего я не могла бы и желать. Конечно, – добавила она, – ему не с кем соревноваться. У остальных всего три извилины на всех.

Это было не слишком лестным заявлением, если учесть, что у графини было двенадцать внуков.

– Я слышал, что некоторые животные поедают своих детенышей, – пробормотал Гарет.

Леди Данбери проигнорировала его замечание и сказала:

– Поскольку сегодня только вторник, что привело тебя ко мне, мой мальчик?

Гарет нащупал в кармане книжку. Он был настолько заинтригован дневником, что у него совершенно вылетело из головы, что по вторникам бабушку навещает Гиацинта Бриджертон. Ему следовало подождать до вечера. Но он пришел, и это следовало как-то объяснить. Иначе его бабушка решит, что он пришел специально, чтобы увидеть мисс Бриджертон, и потребуется несколько месяцев, чтобы разубедить ее в этом.

– В чем дело, говори.

Гарет повернулся к Гиацинте, довольный тем, что она смущенно поежилась под его пристальным взглядом.

– Почему вы навещаете бабушку? – спросил он.

– Потому что люблю ее. А вы почему?

Гарет не мог сказать, что навещает ее только потому, что она его бабушка. Леди Данбери была для него не только бабушкой, а строгим судьей, но никогда он не воспринимал общение с ней как обязанность.

– Я тоже ее люблю, – ответил он, не сводя глаз с Гиацинты.

– Прекрасно.

Они долго смотрели друг на друга, словно соревновались, кто же опустит глаза первым.

– Мне нравится, какой оборот принял наш разговор, – громко сказала леди Данбери, – о чем, черт побери, вы здесь толкуете?

Гиацинта откинулась на спинку дивана и посмотрела наледи Данбери так, словно ничего не произошло.

– Понятия не имею. – Она допила чай и добавила: – Он задал мне вопрос.

Гарет с интересом посмотрел на Гиацинту. С его бабушкой не так-то легко было подружиться, и если Гиацинта Бриджертон с радостью пожертвовала своими вторниками, чтобы навещать ее, это явно говорило в пользу девушки. Не говоря уже о том, что леди Данбери редко кого жаловала своим вниманием, а мисс Бриджертон она восхищалась при каждой возможности. Частично это происходило потому, что она желала их свести. По части такта или тонкости в обращении у его бабушки всегда были проблемы.

Но одну вещь Гарет все же усвоил за все эти годы: его бабушка очень хорошо разбиралась в людях. К тому же дневник был написан по-итальянски. Даже если в нем и содержались какие-либо интимные секреты, мисс Бриджертон вряд ли о них узнает.

Приняв решение, Гарет достал из кармана дневник.

С этого момента жизнь Гиацинты наконец-тостановится такой же волнующей, как жизнь ПрисциллыБаттеруорт. Правда, необходимо исключить скалы...

Гиацинту заинтриговали явные сомнения Сент-Клера. Прежде чем обернуться к бабушке, он сначала внимательно изучил ее своими ясными голубыми глазами. Гиацинта, естественно, старалась не выдать своего интереса. Она понимала, что он колеблется – доверить ли свое дело бабушке в ее присутствии – и подозревала, что если каким-то образом вмешается, это повлияет на его решение.

Но видимо, она прошла проверку, потому что через минуту он достал из кармана маленькую книжечку в кожаном переплете.

– Что это? – Леди Данбери взяла книжку в руки.

– Дневник бабушки Сент-Клер, его сегодня принесла Каролина. Она нашла его среди вещей Джорджа.

– Он на итальянском, – заметила графиня.

– Да, я это понял.

– А почему ты принес его мне?

Гарет улыбнулся:

– Ты всегда говорила мне, что знаешь все. Если не все, то уж всех точно.

– Мне вы тоже сказали об этом сегодня, – поддержала его Гиацинта.

– Благодарю вас, – оттенком покровительства сказал Гарет, повернувшись к Гиацинте. В тот же момент на нее сердито посмотрела леди Данбери.

Гиацинта слегка поежилась. Но не потому, что графиня на нее рассердилась. К этому девушка давно привыкла. Ей не понравился снисходительный тон мистера Сент-Клера.

– Я надеялся, что ты, возможно, знаешь какого-нибудь уважаемого переводчика, бабушка.

– С итальянского?

– Да, похоже, потребуется знание именно этого языка.

– Хм. – Леди Данбери постучала тростью по ковру так, как обычный человек постучал бы пальцами по столу. – Итальянский? Он не так распространен, как французский, который знаком всякому приличному человеку...

– Я умею читать по-итальянски, – вмешалась Гиацинта.

– Вы шутите, – опередил графиню Гарет.

– Вы не все обо мне знаете, – Гиацинта леди Данбери.

– Да, конечно, но итальянский?

– В детстве у меня была гувернантка-итальянка. Ей нравилось учить меня своему языку. Говорю я, конечно, плохо, но если прочитаю одну-две страницы, то пойму, о чем идет речь.

– Но здесь больше чем одна-две страницы.

– Разумеется, но я буду читать больше чем две страницы за один раз. И потом... он вряд ли написан в стиле старых римлян.

– В таком случае это была бы латынь, – ехидно заметил Гарет.

Гиацинта стиснула зубы.

– Ради Бога, мальчик, дай ей книжку.

Гарет не заметил, что дневник был в руках у бабушки, что, по мнению Гиацинты, свидетельствовало о том, что он крайне взволнован. Он встал, взял у леди Данбери дневник и повернулся к Гиацинте. С минуту он колебался, и Гиацинта, возможно, этого и не заметила бы, если бы не смотрела ему прямо в лицо.