Барбара Брэдфорд - Все впереди

— Твой муж — ужасный льстец, — сказала мне свекровь и подмигнула.

— Он говорит чистую правду, Диана, — ответила я и направилась в дом. — Я должна пойти и переодеться к ланчу, если вы не имеете ничего против.

— Иди, Мэл. Я посижу здесь и полюбуюсь на своих внуков, резвящихся в воде. — Она села в белое садовое кресло и стала смотреть в сторону бассейна.

— Я пойду с тобой, — сказал мне Эндрю.

Он взял меня за руку, и вдвоем мы вошли в створчатую дверь террасы. Трикси тут же последовала за нами.

Когда мы проходили через террасу, Эндрю прошептал мне на ухо:

— Попытаемся сейчас сделать ребенка? Или у тебя нет времени?

— Ох, ты совершенно невозможен! Неисправим!

Но, несмотря на эти слова, я улыбнулась ему.

Наклонившись надо мной, Эндрю поцеловал меня в кончик носа.

— Я люблю тебя, котенок, — пробормотал он, став внезапно серьезным. Затем его лицо снова переменилось, озорные искры запрыгали в глазах, и он произнес: — Слушай, я всегда хочу, в любое время, в любом месте. Скажи только слово.

Я засмеялась:

— Сегодня ночью?

— Считай, что тебе назначено свидание. — Он засмеялся.

Коннектикут, октябрь 1988

Опять прилетели птицы. Большая стая опустилась на лужайку неподалеку от бассейна точно так же, как вчера. Теперь они стояли здесь неподвижные, молчаливые, черными полосами выделяясь на фоне зеленой травы, усыпанной опавшими темно-красными и золотистыми осенними листьями.

Сквозь окно моей мастерской я могла их видеть очень отчетливо. Они были похожи на хищных птиц. Невольная дрожь пробежала у меня по позвоночнику при этой мысли, по шее и лицу тоже пошли мурашки.

Отложив кисть, я обошла мольберт открыла дверь.

Наблюдая за птицами с порога, я удивлялась, почему они все еще здесь. Несколько часов тому назад, еще в спальне, я видела, как они садились, и поразительно было то, что они задержались, не шевелясь и не издавая никаких звуков.

Краем глаза я заметила яркое цветовое пятно и обернулась, чтобы посмотреть на дом.

По ступеням террасы спускалась Сэра, неся поднос. Она тепло оделась, защищаясь от осеннего холода: на ней были серый свитер огромного размера, серые шерстяные брюки и черные замшевые сапоги. Длинный красный шерстяной шарф, обвивавший ее шею, и привлек мое внимание за секунду до этого.

— На что ты так пристально смотришь? — спросила она, подойдя ближе.

— Вон на тех черных птиц. — Я указала в ту сторону. — Они снова вернулись.

Остановившись, Сэра посмотрела через плечо и сделала гримасу.

— Они так странно выглядят, — пробормотала она. — Так… отвратительно.

— Я понимаю, что ты имеешь в виду, — сказала я и пошире открыла дверь, пропуская ее в мастерскую.

— Я думаю, ты не против чашки кофе? — осведомилась она. — Ничего, если я побуду с тобой? Или я буду мешать тебе работать?

— Нет, не будешь, и я хочу кофе.

Отвернувшись от странных птиц, я закрыла дверь и прошла за ней в комнату. Подвинув коробку акварели и банку с водой, я освободила место для подноса на маленьком столике, стоявшем около старой кушетки.

Сэра села и налила кофе. Подняв голову и взглянув в небо, она воскликнула:

— Господи, что же эти птицы делают на лужайке? Их там так много, Мэл.

— Я знаю, и в этом есть что-то потустороннее, не правда ли? То, как они сидят, я имею в виду. Здесь у нас кругом дикая природа. Болотистые луга ниже, рядом с бобровой плотиной, относятся к заповеднику; канадские гуси и кряквы прилетают и занимают весь пруд, а иногда голубая цапля оказывает нам честь и навещает нас. Эндрю даже видел несколько раз ястреба.

— А что это за черные птицы?

— Вороны, — сказала я. — Или, может быть, грачи. Как ты думаешь?

— Понятия не имею! Я ничего не понимаю в птицах.

Я засмеялась, сделала глоток кофе и откусила миндальное печенье.

Сэра сделала то же самое, затем взглянула поверх своей чашки кофе и спросила:

— Ты уже решила окончательно? Я имею в виду твою поездку в Лондон на следующей неделе, чтобы повидать Эндрю?

— Я думаю, что да. Я бы хотела поехать, Сэра, потому что он застрянет там еще на две недели. Это, если ты не возражаешь против того, чтобы приехать сюда с Дженнифер и близнецами. На самом деле, если тебе это больше нравится, ты можешь переехать в мою нью-йоркскую квартиру на те несколько дней, пока меня не будет.

— Ты ведь знаешь, как я люблю играть в мамочку, как я обожаю Джейми и Лиссу и в восторге от того, что мы приедем сюда. Честно говоря, эти спокойные уикэнды вдали от сводящей с ума толпы просто благодать. Мне кажется, здесь я действительно смогу подзарядить свои батареи. И только Бог знает, как я в этом сейчас нуждаюсь, — на работе такая гонка. Так что ты можешь рассчитывать на меня и строить планы. Я буду на посту, и все будет благополучно. В любом случае, я… — Она замолчала и посмотрела в окно, выходящее на лужайку.

Я посмотрела в том же направлении, затем вскочила и бросилась к двери. Я открыла ее настежь и встала на пороге. Все птицы разом, в едином порыве поднялись в воздух: в воздухе раздались хлопанье и свист крыльев. Я смотрела им вслед в серое хмурое небо. Было видно, что размах крыльев у них очень велик; это были большие птицы. Они поднимались выше, описывая круги и зигзаги в свинцовом небе, затем, описав круг над мастерской, бросили темную тень на ее крышу.

— Это не черные дрозды и не вороны, — сказала я. — Они намного больше. Эти птицы — вороны.

— Тень Эдгара Аллана По, — тихим голосом произнесла Сэра, стоя сзади меня.

Она меня испугала. Я не заметила, что она вслед за мной подошла к дверному проему. Я резко обернулась.

— Ты меня испугала! Я чуть не подскочила! — воскликнула я. — Я не знала, что ты здесь стоишь. И что ты имеешь в виду, говоря о тени Эдгара Аллана По?

— Ворон — это его излюбленный образ, — сказала она. — Всегда встречается в его рассказах. Считалось, что эта птица является дурным предзнаменованием, предвестником смерти, ты знаешь?

Меня охватил озноб, и я почувствовала, что дрожу.

— Не говори таких вещей, Сэра, ты пугаешь меня.

— Не будь такой глупой, — засмеялась она. — Я просто шучу.

— Ты прекрасно знаешь, что я никогда не любила ничего мрачного или потустороннего и никогда ничего не имела общего с оккультными науками… — Я не закончила фразу.

Сэра с удивлением смотрела на меня, и в ее глазах отражалось сочувствие.

— Что такое? — спросила я. — Почему ты на меня так смотришь? Так странно.

— Ты жутко побледнела, Мэл. Я прошу прощения, честное слово. Я забыла, что ты слегка чувствительна к такого рода вещам.

— А ты нет, — ответила я, пытаясь прийти в себя и даже стараясь засмеяться. Но до сих пор я чувствовала холод во всем теле и, как бы ни было это нелогично, чувствовала какой-то необычный страх.

— Совершенно верно, — согласилась Сэра. — Чем более мрачные и пугающие события изображают в кино и в книгах, тем больше мне это нравится. — Она снова засмеялась. — По был моим любимым писателем, пока не появились Стивен Кинг и Энн Райс.

— Боюсь, у меня совсем другие вкусы, — заметила я.

Закрыв за собой дверь, я вернулась на кушетку.

Сэра прошла к длинному столу под окном в задней части моей мастерской и остановилась, глядя на разложенные на нем акварели.

— Это просто замечательно, Мэлли! — закричала она с удивлением. Голос ее заметно оживился. — О! Мне нравятся рисунки этих зверюшек, живущих в стене! Вот Элджернон, черная змея, которая засунула голову в коробку с конфетами. О! Да это вишни в шоколаде. И какая миленькая Анджелика в своем пасхальном колпачке, будто на шествии на Пятой авеню, и бурундуки, готовящие колыбель для ребеночка, которого они хотят усыновить. — Она повернулась ко мне, на лице ее сияла улыбка. — Мэл, ты просто гениальна, это блестяще. Это изумительные рисунки, полные очарования и юмора. Ты выбрала не ту профессию. Ты должна была бы стать иллюстратором детских книг.

— Очень мило с твоей стороны говорить мне такие вещи, но у меня по горло других дел, не считая Эндрю и близнецов, — сказала я. — Но я рада, что они тебе понравились. Я получаю удовольствие, делая эти книжки, и Эндрю помог мне с редактурой.

— Дети будут очень рады, когда найдут их в своих чулках на Рождество, — сказала Сэра.

— Надеюсь, если учесть то время, которое я на них потратила.

— Ты должна попытаться их издать, Мэл.

Я отрицательно покачала головой.

— Я не уверена, что они настолько хороши.

— Поверь мне, они достаточно хороши для этого.

— Я писала и рисовала для Джейми и Лиссы — только для них, и это мне больше нравится.

…После того как Сэра ушла из мастерской, я снова взялась за кисть и подошла к портрету, стоявшему на мольберте. Это был портрет Дианы, и я его рисовала для рождественского подарка Эндрю.

Первые наброски я сделала в июле, когда она у нас гостила, и сделала много ее фотографий в той же позе и в то же время дня. Работая маслом последние два месяца, я почти уже закончила портрет. Я провела добрых полтора часа, сконцентрировавшись на Дианиных волосах, пытаясь уловить их медный оттенок, и когда я почувствовала, что получилось верно и уже больше я ничего не смогу улучшить, я отложила кисти. Мне необходимо было на пару часов уйти от портрета, чтобы получить новое восприятие; к тому же уже почти наступило время ланча, и я хотела сесть за стол вместе с Сэрой, близнецами и Дженни.

Взяв тряпку, я намочила ее в скипидаре и очистила кисти, которыми писала этим утром. Когда я кончила, то погасила свет, накинула на себя плотный вязаный жакет и направилась к двери. Но, не дойдя до нее, я услышала телефонный звонок и подняла трубку.

— Алло.

— Это я, любимая, — послышался голос Эндрю из Лондона.

— Привет, дорогой, как ты там? — спросила я, улыбаясь в трубку, довольная, что слышу его голос.

— У меня все в порядке, но я по тебе ужасно скучаю, и по близнецам тоже.

— Мы тоже по тебе соскучились.

— Ты ведь приедешь на следующий уик-энд, не так ли? — спросил он встревоженно.

— Ничто не сможет мне помешать! Сэра согласилась приехать с Дженни и близнецами сюда, и они будут здесь вместе развлекаться.

— И мы тоже, котенок, я тебе это обещаю, — сказал мой муж.

Лондон, ноябрь 1988

В четверг утром я вылетела в Лондон на «конкорде». Эндрю настоял на том, чтобы я летела сверхзвуковым рейсом, потому что это очень быстро, всего три с половиной часа; он рассуждал так: раз я еду всего на несколько дней, это даст нам возможность побыть вместе подольше. Все мои возражения он преодолел, заверив меня, что расходы на мой дорогой билет берет на себя его фирма.

И я убедилась, насколько это замечательно. Я едва успела перекусить в самолете, расслабиться и приняться за чтение моей Колетт, как мы уже приземлялись в Хитроу. Другим преимуществом полета на «конкорде» было быстрое получение багажа. Нанятый мной носильщик очень быстро погрузил мои чемоданы на тележку и пулей промчался вместе со мной через таможню. Когда мы вышли в зал прилета аэропорта, я еще не успела опомниться от той скорости, с которой все было проделано.

Я огляделась в поисках Эндрю и увидела его прежде, чем он заметил меня. Он стоял сразу за барьером и выглядел очень красивым и элегантным с небрежно брошенным на плечо плащом. На нем были серый в полоску костюм, бледно-голубая рубашка и одноцветный серый шелковый галстук; он, как всегда, выглядел безукоризненно, и не только в одежде, но и от макушки его ухоженной головы до носков, до блеска начищенных коричневых туфель.

При виде его я почувствовала волну возбуждения. Так всегда со мной бывает, когда мы в разлуке. Он был единственным мужчиной, которого я когда-либо любила, и единственным мужчиной, которого я когда-либо могла захотеть.

Вдруг он меня увидел, и его лицо расплылось в улыбке. Я подняла руку, приветствуя его, улыбнулась ему в ответ и поспешила навстречу. Через доли секунды он уже держал меня в объятиях, прижимая к себе и целуя. Крепко вцепившись в него, я вдруг подумала — как замечательно, что менее четырех часов тому назад, покинув аэропорт Кеннеди, я стою здесь, на английской земле и обнимаю мужа.

Наконец мы отодвинулись друг от друга и я сказала:

— Мои вещи на тележке. — Я показала через плечо на носильщика.