— У меня есть тушеное мясо с картофелем, — сказала я. — Нора приготовила его сегодня утром. Или я сделаю тебе омлет.

Бросив ледяных кубиков в нашу выпивку и добавив по ломтику лайма, Сэра сказала:

— Не надо яиц, спасибо. Лучше тушеное мясо. А что ты будешь?

— То же самое, — пробормотала я, хотя даже не была голодна. Все эти дни я никогда не была голодна. Переложив тушеное мясо в сковородку и поставив его на плиту на маленький огонь, я сказала: — На разогревание уйдет примерно полчаса.

Мы направились на застекленную террасу. Хотя в ней было множество окон и стеклянная двустворчатая дверь, было тепло: она отапливалась центральным отоплением, как и весь дома. Войдя на террасу, я включила свет и заметила, что снаружи шел снег. Газоны были покрыты снежным покровом; деревья выглядели так, будто они внезапно расцвели белыми пятнами.

Я села на боковой стул спиной к окну.

Сэра уселась в большое кресло, протянула ноги и положила их на кофейный столик и в молчании подняла свой стакан.

Я сделала то же самое.

Сэра ничего не говорила, я тоже молчала; некоторое время мы сидели в полной тишине.

Наконец, встрепенувшись и переведя свой взгляд на меня, она сказала:

— Моя кузина Вера возвращается в Нью-Йорк, Мэл.

— А-а-а… — протянула я, быстро взглянув на нее. — Ей не понравилось Восточное побережье?

— Не в этом дело — ее муж бросил. Переехал к другой женщине. По всей видимости, он хочет развода, поэтому она решила упаковаться и вернуться домой.

— Ох, извини меня, — пробормотала я, стараясь быть вежливой.

Сэра продолжала:

— Вера прилетает в Нью-Йорк через две недели, чтобы поискать квартиру. А когда я сегодня ехала к тебе, я внезапно подумала, что твоя квартира прекрасно бы ее устроила. У нее пятнадцатилетняя дочь Линда, если ты ее помнишь, и домработница, которая живет у них много лет. Твоя квартира как раз подходящего размера.

Я сделала еще один глоток водки и ничего не ответила.

— Ну, что ты об этом думаешь? — спросила Сэра, изучая меня взглядом.

Я безразлично пожала плечами.

— Ты хочешь ее продать, Мэл?

— Я полагаю, что да.

— Ты говоришь как-то туманно. Но неделю назад ты мне сказала, что больше никогда не хочешь видеть Нью-Йорк, что ты ненавидишь этот город. Зачем иметь квартиру в городе, который ты ненавидишь?

— Ты права, Сэра. Если Вера захочет купить эту квартиру, то пожалуйста. Покажи ей ее в любое время. Или моя мама может показать. У нее есть ключи.

— Спасибо, Мэл. — Она улыбнулась мне. — Было бы замечательно, если бы вы оказали друг другу добрую услугу.

— Что ты имеешь в виду?

— Вера хочет найти хорошее место, чтобы поселиться. А ты, я уверена, могла бы найти применение этим деньгам.

Я кивнула.

— Страховка Эндрю не слишком большая.

— Квартира заложена, не так ли?

— Да, — сказала я. — И дом тоже.

Сэра посмотрела на меня долгим взглядом.

— Как ты собираешься обходиться? — спросила она спокойно, с явным участием. — Что ты собираешься делать, чтобы зарабатывать деньги?

«Мне они не будут нужны. Я умру», — подумала я. Но вслух сказала:

— Немного перечисляют из рекламного агентства, но не слишком много. Джек Андервуд сказал мне, что у них неприятности. Они потеряли несколько крупных заказов, и у них множество разных финансовых проблем в их лондонском отделении. Но ты это знаешь, Эндрю тебе рассказывал, когда вернулся оттуда в ноябре.

— Когда ты говорила с Джеком?

— Он приезжал меня навестить пару дней тому назад. Он только что вернулся из Лондона. Он потрясен случившимся — они с Эндрю были близкими друзьями — и печалился насчет агентства. Они с Харви уходят. Собираются сами открыть дело. Все это было задумано Эндрю… — Мой голос дрогнул, и я молча смотрела на нее, затем закончила твердым тоном и громче: — Так что они продолжают осуществлять их общие планы, хотя Эндрю больше нет.

Сэра молчала. Она сидела и потягивала выпивку, поглядывала в окно на покрытые снегом газоны; на ее лице было довольно жалкое выражение.

Я встала и уменьшила свет, который был слишком ярким для меня сегодня. Затем снова уселась.

— Я беспокоилась о тебе, Мэл, — внезапно сказала Сэра.

— Ты имеешь в виду деньги, тот факт, что у меня их больше нет?

Она отрицательно покачала головой.

— Нет, вовсе не об этом. Тетя Джесс и Дэвид помогут тебе, да и я тоже. Ты знаешь, все, что у меня есть, — твое. И твой отец и Диана позаботятся о тебе, пока ты не встанешь на ноги.

— Я тоже так думаю, — сказала я. Конечно, в этом никогда не будет нужды — меня здесь не будет.

Сэра сказала мягко:

— Я беспокоюсь о твоем здоровье, о твоем состоянии. Но больше всего о твоем внутреннем состоянии. Я понимаю, что ты постоянно испытываешь мучительные страдания, что скорбь и боль поглотили тебя целиком. Я просто хочу тебе помочь. Но не знаю, как.

— Никто не может мне помочь, Сэш. Вот поэтому мне лучше быть одной.

— Я не согласна, по правде говоря, не согласна. Нужно, чтобы с тобой кто-нибудь был, чтобы утешить тебя, как только можно. Тебе нужно с кем-то разговаривать, на кого-то опираться. Ты не должна быть одна.

На это я ей ничего не ответила.

— Я знаю, что я права, — настаивала она. — И я знаю, что я именно такой человек. Это я должна быть с тобой. Мы знаем друг друга всю нашу жизнь, с младенческого возраста. Мы лучшие подруги. Я должна находиться при тебе, когда тебе кто-нибудь понадобится. Это я тебе нужна, Мэл.

— Да, — сказала я мягко. — Ты самая лучшая. И только ты знаешь, как со мной надо обращаться, я думаю.

— Обещай мне, что я смогу приезжать каждый уикэнд, что ты не попытаешься меня оттолкнуть, как ты пыталась сделать уже несколько раз в последнее время.

— Обещаю.

Она улыбнулась.

— Я люблю тебя, Мэл.

— Я тебя тоже, Сэш.

Снова между нами установилось молчание.

— Это небытие, — сказала я наконец.

— Небытие?

— Я с этим сталкиваюсь каждый день. Небытие. Просто ничего нет. Только пустота, больше ничего. Десять лет все мое существо было сосредоточено на Эндрю и на нашем браке, на его карьере. Потом все переключилось на близнецов. Но теперь, когда их всех нет, мне не на чем сосредоточиться. Только небытие. Просто мне ничего не осталось.

Сэра кивнула. Ее глаза заволокло слезами, и было очевидно, что она не может говорить. К тому же она никогда не предлагала мне бессмысленных утешений, пустых слов, которые я слышала сотни раз от многих других в последнее время.

Я встала.

— Давай больше об этом не будем говорить.


Мы поужинали в кухне. На самом деле ела только Сэра, я просто потыкала вилкой в тарелку. Я потеряла аппетит, и он все еще не возвращался. Но я открыла бутылку хорошего красного вина и много пила в продолжение вечера.

В какой-то момент Сэра посмотрела на меня поверх оправы очков и сказала:

— Не сейчас, поскольку я не думаю, что ты к этому готова, но позже, через месяцев шесть, может быть, ты смогла бы работать. То была бы занята. Я знаю, что это бы помогло.

Я только пожала плечами. Через шесть месяцев меня не будет, но я не могла ей этого сказать. Я любила ее. Я не хотела ее расстраивать.

— Ты могла бы работать здесь, в деревне, Мэл, делать то, что тебе нравится.

Я удивленно посмотрела на нее.

Она продолжала:

— Рисовать. Ты очень талантлива, и я думаю, ты легко смогла бы найти работу иллюстратора книг. У меня есть пара друзей в издательском деле, они могли бы помочь. Я знаю, они помогут. Ты также могла бы продавать свои акварели и картины маслом.

— Не будь глупой. Мои работы недостаточно хороши, чтобы их продавать, Сэш.

— Ты не права, они хороши.

— Ты предубеждена.

— Да, это верно. Но я также понимаю, когда кто-то хорошо делает что-либо в своей области, особенно в искусстве, а ты рисуешь хорошо, Мэллори Кесуик.

— Ну, раз ты так считаешь, — пробормотала я, наливая себе еще стакан лучшего французского вина Эндрю.


26


В воскресенье снова шел снег.

Хотя у меня и было плохое настроение, я не могла не отметить красоту заснеженных просторов. От этой красоты захватывало дух. Пейзажи кругом напоминали черно-белую живопись под хрустально-ясным небом ярчайшего голубого цвета, омытым золотым солнечным светом.

Когда мы спускались с Сэрой к пруду, мое сердце сжималось. Я думала о Лиссе и Джейми и о том, как бы они радовались, играя в снегу с Эндрю, лепя снежки, снежную бабу и съезжая на санках вниз из-под яблони.

Мне так их не хватало; моя тоска по ним была постоянной, не затихающей ни на минуту.

Но сейчас я попыталась оттолкнуть свое горе, похоронить его глубоко внутри, надеясь скрыть его. Я не хотела расстраивать Сэру. Она была такой любящей и понимающей; она все время беспокоилась обо мне. Я чувствовала, что должна действовать как можно нормальнее, когда она рядом. Завтра она отправится вместе со своим отделом моды у Бергмана в Париж, и я хотела, чтобы у нее осталось впечатление, что мое состояние улучшилось.

— Я никогда здесь не видела столько уток раньше! — воскликнула она, когда мы подошли к пруду. — Здесь, должно быть, по крайней мере, две дюжины!

— Да, и это кряквы. В этом году они остались зимовать в «Индейских лужайках», — ответила я. — Очевидно потому, что мы их каждый день кормим.

Говоря это, я поставила принесенный пакет на снег, вынула пластиковый контейнер с крошками и шариками для выкармливания индеек и подошла к краю пруда.

Утки немедленно поднялись в небо. Некоторые перелетели в отдаленную часть имения, другие опустились у другого берега пруда, там, где вода замерзла.

В нашу первую зиму в «Индейских лужайках» Эндрю установил рециркуляционный насос в одном из концов пруда. Приводимый в действие электричеством, он постоянно перемещал воду вокруг себя и не давал этой части пруда замерзнуть, даже если температура опускалась ниже восемнадцати градусов.

Подошла Сэра и встала рядом со мной, когда я начала разбрасывать корм по воде, затем сама взяла горсть и пошла к замерзшей части пруда.

— Глупые утки, — сказала она, поглядев на меня через плечо. — Они не приходят есть.

— Они придут, как только мы уйдем.

Она снова подошла ко мне и смотрела на насос, приводивший воду в постоянное движение.

— Это действительно помогает, — сказала она, быстро взглянув на меня. — Какая хорошая мысль — поставить его для уток и других водоплавающих птиц, которые прилетают сюда зимой. Как вы об этом узнали?

— Это Эрик сказал Эндрю. На самом деле они устанавливали его вместе. Такой вид насосов используется по большей части фермерами, которым нужно оставлять небольшую часть водоемов незамерзающими, так чтобы их коровы могли пить воду зимой, — объяснила я.

— Привет, Мэл, привет, Сэра!

Мы обе повернулись и помахали Анне, которая подняла руку в ответ, направляясь к нам по снегу.

Она была как следует закутана от холода, как и мы; на ней был надет сумасшедший набор одежды, и мне сразу же вспомнилась Гвендолин Рисс-Джонс.

Подобно Гвенни, в это утро Анна была в спортивных одеждах ярких цветов, вокруг шеи у нее было намотано три шарфа. Один был бирюзово-синий, другой красный, а третий желтый, и они подходили к ее длинному жакету, который выглядел так, будто был сделан из одеяла апачей. На голове у нее красовалась синяя вязаная шапка с желтым помпоном, на ногах были надеты бриджи и сапоги для верховой езды, а на руках — желтые перчатки. Может быть, она была дальтоником?

— Анна, мне нравится ваш жакет! — воскликнула Сэра, когда Анна подошла ближе к нам. — Он не только прекрасен, но и совершенно необычен. Это настоящий жакет американских индейцев?

— Не совсем, — сказала Анна. — Ну, может быть, рисунок.

— Вы раздобыли его на Западе? В Аризоне?

Анна отрицательно помотала головой.

— Я купила его у «Пони Трейдерс».

— «Пони Трейдерс»? — повторила Сэра. — Это что такое? Магазин?

— Нет. «Пони Трейдерс» — это небольшая компания по производству тканей, расположенная неподалеку, у озера Вононпейкук. Я знакома с одной из двух женщин, которые владеют ею, с Сэнди Фарнсуорт. Они делают жакеты, шапки, юбки, кофты, даже сапоги и мокасины. И все выглядит как индейское. Я просто влюбилась в этот жакет.

— Вас можно понять, он великолепен, — ответила Сэра. — Я завтра улетаю в Европу, но, может быть, когда я приеду, вы возьмете меня к ним. Может быть, я что-нибудь закажу у них для моего магазина.