Когда я подошла к дому, я остановилась перед одним из кустов сирени и отломила маленькую ветку, потом принесла ее в кухню. Я наполнила банку из-под джема водой, оторвала лишний отросток сиреневой ветки и поставила ее в банку.

Захватив сирень, я пошла к большому клену неподалеку от моей мастерской, где я похоронила прах моих близких 19 августа 1989 года. Встав на колени, я убрала банку с увядшими цветами с небольшого каменного круга и поставила на него банку с сиренью.

Я оставалась некоторое время на коленях, опустив глаза на плоский могильный камень, вытесанный из гранита, который я положила здесь в октябре того же года.

На темной его поверхности были выгравированы их имена.

Эндрю, Лисса, Джейми Кесуик. И Трикси Кесуик, их любимая собачка. А наверху дата их гибели: 11 декабря 1988 года.


— С днем рождения, Мэл, — сказала Нора, входя в кухню.

— Спасибо, Нора, — ответила я, повернувшись к ней.

Она подошла ближе, быстро обняла меня, а затем отступила назад.

Стоявший за ней Эрик сказал:

— С днем рождения, Мэл. — Он протянул мне большую охапку цветов. — Мы подумали, что вам понравятся эти, ваши любимые.

— Спасибо вам большое, это так мило с вашей стороны. — Я взяла у него цветы, обняла его и наклонилась, чтобы понюхать белую сирень, тюльпаны, нарциссы, завернутые в целлофан и перевязанные большим желтым бантом. — Они чудесны. Пойду поставлю их в воду.

— Нет! Я сама! — воскликнула Нора, взяв их у меня, прежде чем я успела возразить, и направилась к крану.

— Хотите чашку кофе? — Я повернулась к Эрику.

Он покачал головой.

— Нет, спасибо, я должен вернуться в кафе, так как начал сегодня немного позже.

— Да, конечно, — ответила я. — Иначе босс на вас рассердится.

Он улыбнулся, помахал рукой и заспешил прочь.

Нора стояла у крана, разбирая букет.

Я села за кухонный стол и сделала глоток своей второй чашки кофе.

Нора спросила:

— Я видела машину вашей мамы перед парадным входом. Она сегодня ночевала?

— Да, ночевала. Она хотела быть здесь в мой день рождения. А Сэра захватила мистера Нелсона на своей машине.

— Я рада, что они все вчера были на обеде… было очень мило, правда?

— Да, спасибо вам за все те замечательные вещи, которые вы приготовили.

— Я не так уж много сделала, Мэл, — пробормотала она. — Во всяком случае, это мне доставило удовольствие.

— Я подумала, что приведу маму в кафе около половины первого сегодня, Нора. После ленча она должна будет вернуться в Нью-Йорк.

— Могу я приготовить вам что-нибудь особенное?

Я покачала головой.

— Мама любит ваш салат с молодой кукурузой, и я тоже. Почему бы не сделать нам это?

— Ничего проще. — Она всунула последнюю ветку сирени в вазу, которую нашла в шкафу, и подняла голову. — Куда вы хотели бы это поставить?

— На стеклянную террасу, я думаю, потому что я там провожу много времени.

Она унесла вазу с цветами, вернулась на кухню, налила себе чашку кофе и пила его, стоя около раковины. Некоторое время спустя она сказала:

— Мне понравилась женщина, которую вчера привез с собой ваш отец. Мисс Рисс-Джонс. Он собирается на ней жениться?

Я пожала плечами.

— Не спрашивайте меня, Нора, я понятия не имею.

— Жаль, если нет. Они, по-моему, очень подходят друг другу.

— Я тоже так думаю. — Я изучала ее поверх своей чашки кофе. У Норы всегда была манера делать походя быстрые и точные замечания по поводу новых людей, появлявшихся в доме. Она редко ошибалась.

Сполоснув свою чашку, она сказала:

— Должна идти в кафе. Увидимся позже, Мэл.

— Еще раз спасибо за цветы, Нора. Это так мило с вашей стороны.

Она кивнула.

— Постарайтесь, чтобы у вас сегодня был хороший день, — сказала она и поспешила прочь.


Во время ланча в кафе я задала маме вопрос:

— Как ты думаешь, женится папа на Гвенни?

Мама посмотрела на меня долгим взглядом, прежде чем ответить. В конце концов она сказала:

— Нет, не думаю. Но я хотела бы, чтобы он женился. Она очень милая.

— Да, она милая. Кажется, что все так о ней думают. Но почему ты считаешь, что он на ней не женится?

Мама закусила губу, задумчиво смотрела перед собой некоторое время, затем медленно сказала, старательно выбирая слова:

— Потому что твой папа по своей натуре холостяк.

— Значит, это не связано с Гвенни, ты просто думаешь, что он предпочитает оставаться один?

— Да, если ставить все точки над «i».

— Но он же женился на тебе?

— Правда, но ведь его никогда не было с нами… — Она оборвала фразу и бросила на меня странный взгляд.

— Папа хочет, чтобы был запас пирога, но также хочет и съесть его. Ты это хотела сказать, мама?

— Нет, не это, в действительности. Я не имела в виду, что твой папа волокита или что он неразборчивый, потому что он ни то и ни другое. Он просто… холостяк в душе, как я тебе уже сказала. Он предпочитает жить сам по себе, свободно путешествовать по свету, раскапывая древние развалины, делая то, что ему нравится. Он принадлежит к разряду одиночек, ты знаешь. Если на пути попадается какая-нибудь женщина и она ему нравится, тогда, я думаю, он вступает в связь. Но он принципиально не хочет себя связывать. Я думаю, именно так можно оценить ситуацию.

— Понятно. Ну, полагаю, тебе должно быть это известно, — пробормотала я, воткнув вилку в салат с кукурузой.

Мама смотрела на меня несколько мгновений, а затем сказала:

— Да, я действительно знаю все о твоем отце, Мэллори, и, возможно, настало время обсудить наш брак с ним. Я знаю, тебя это беспокоило многие годы, я имею в виду, что мы тогда с ним расстались.

— Нет, не это, мама, вовсе нет! Я не понимаю, почему папа всегда отсутствовал, когда я была ребенком. Или почему мы не уезжали вместе с ним.

Она издала легкий вздох.

— Потому что в действительности он не хотел, чтобы мы следовали за ним на раскопки, и кроме того, как только ты подросла, ты должна была ходить в школу. Здесь, в Штатах. Он настаивал на том, чтобы ты получила образование здесь, да и я тоже, по правде говоря.

— Значит, он уезжал в эти длительные поездки, связанные с его работой, и возвращался, когда хотел. Как ты с этим мирилась, мама?

— Я любила его. И, в действительности, Эдвард любил меня и любил тебя, Мэл, он в самом деле любил. Он в тебе души не чаял. Послушай, я прилагала огромные усилия, чтобы сохранить наш брак, и в течение долгого времени.

— Ты говоришь, что он уезжал на свои раскопки, и это я понимаю. В конце концов, это его работа. Но когда я была маленькая, была другая женщина, не так ли?

— Возможно, — согласилась она.

И тогда я рассказала ей о своих воспоминаниях того праздника Четвертого июля много лет тому назад, когда мне было пять лет; рассказала ей, что ужасная сцена на кухне и их жуткая ссора оставалась со мной все эти годы. Погребенная долгое время, потому что она была такой болезненной, и восстановленная недавно, она выскочила в моей памяти четыре года тому назад.

Она выслушала и ничего не сказала, когда я закончила.

Мама просто молча сидела, задумчиво глядя вдаль, в пространство.

Наконец она сказала тихим печальным голосом:

— Подруга, я хочу сказать, так называемая подруга, сказала мне, что у Эдварда связь с Мерседес Соррелл, актрисой. Стыдно признаться, но я ей поверила. Я была молода, ранима. Но это не оправдание. Я разозлилась, обвинила твоего отца, оскорбляла его. Кажется, ты это слишком хорошо запомнила. Я ревновала, конечно. Позже я узнала, что это неправда. Это была ложь.

— Но ведь была другая женщина, мама, — настаивала я. — Ты сама это сказала.

— Я предполагаю, что иногда были, когда он отсутствовал на раскопках по полгода и больше. Но любил он меня.

— И потому ты оставалась с ним все это время?

Она кивнула головой.

— Во всяком случае, твой отец очень возражал против того, чтобы мы разошлись, долго этому сопротивлялся, Мэл.

— Он? — Я смотрела на нее, широко раскрыв глаза.

Мама выдержала мой взгляд.

— Не стоит так удивляться, — сказала она после небольшой паузы. — Да, он не хотел, чтобы мы расстались, более того, он не хотел развода. И не только это. Наши отношения продолжались долгое время после того, как мы расстались.

— Ты имеешь в виду сексуальные отношения? — спросила я, вперив в нее взгляд.

Она кивнула; вид у нее был слегка обескураженный.

— Боюсь, что да. В действительности, мы с твоим отцом продолжали поддерживать связь время от времени до тех пор, пока я не встретила Дэвида.

— Боже правый!

— Мэл, я до сих пор люблю твоего отца, в некотором смысле. Но много лет назад я поняла, что мы не можем быть связаны счастливым браком.

— Почему нет? Ты продолжала спать с ним после того, как вы порвали друг с другом. Вы дурачили меня, вы всегда вели себя так, как будто меня не существовало.

— Я понимаю. Я уверена, это защитный механизм. Почему мы не могли оставаться с ним в счастливом браке? Возможно, потому, что я не хотела быть с человеком, который должен был без конца бродить по свету.

— Ты могла бы бродить вместе с ним после того, как я выросла.

— Ничего бы не получилось, по крайней мере, надолго.

— Но ведь у вас была прочная сексуальная связь…

— Да, была. Но ведь секс не обязательно приводит к счастливому браку, Мэллори. Следует учитывать множество других факторов. У нас с твоим отцом ничего хорошего не получилось бы, поверь мне на слово.

— О, я верю, мама, — сказала я и сжала ее руку. — Я давно хотела тебе сказать. Мама, спасибо, что ты всегда была со мной. Я знаю, что папы никогда рядом не было.

— Ты знаешь, он такой, Мэллори. Поверь мне.

— Ну, если ты так говоришь, я поверю. Я люблю его, мама, и тебя тоже люблю, и недавно я поняла, что была как бы отделена от вашего брака. Я имею в виду, что была вне твоих личных отношений с ним. То, что происходило между вами с папой, ничего общего со мной не имело.

— Это верно. Все происходило между нами.

— Когда я оглядываюсь на свое детство, я понимаю, что мы были ненормальной семьей… — Мой голос сорвался; я посмотрела в свою тарелку, затем на нее.

Мама сидела и ждала, что я скажу дальше.

Я слегка пошевелилась на стуле, откашлялась и глотнула ледяного чая. Я чувствовала себя слегка неловко.

— Я надеюсь, что ты не сердишься, что я это говорю?

— Нет. Думаю, что нет. В действительности, если быть честной, мне следует признать, что это правда.

— Мы были ненормальной семьей и давай посмотрим правде в глаза. У меня был странное детство. Я думаю, именно поэтому мне хотелось создать совершенную семью, когда я вышла замуж. Я хотела быть образцовой женой для Эндрю, образцовой матерью для Джейми и Лиссы. Я хотела, чтобы все было… было… правильно.

— Так и было, Мэл. Действительно было. Ты была самая лучшая жена, самая лучшая мать.

Я пристально смотрела на нее.

— Я сделала их счастливыми, ведь правда, мама?

Ее пальцы сжали мою руку.

— О да, Мэл, они были счастливы с тобой.


40


Коннектикут, ноябрь 1992


Было холодное субботнее утро начала месяца. После мягкого октябрьского бабьего лета впервые листья прихватило морозцем. Но, тем не менее, день был яркий, солнечный, небо было голубое, безоблачное.

По выходным мы всегда заняты в «Индейских лужайках», но хороший день привлек к нам больше посетителей, чем обычно.

Все магазины были битком набиты, и я была рада, что на складах у нас полно товаров. Летом я сделала несколько больших закупок, предвидя, что в сезон отпусков дела пойдут хорошо. К счастью, я была права. Если по сегодняшнему дню можно судить, то ко Дню благодарения и к Рождеству мы побьем все рекорды.

Я пересекла пространство от галереи «Килгрэм-Чейз» до кафе и когда открыла дверь, то была поражена. В магазине было полно народу, а была всего лишь середина утра. Я огляделась, ища Эрика. Когда я его увидела, он поспешил ко мне.

— Ну и утро, — сказал он. — У нас народу больше, чем всегда. Я доволен, что мы оборудовали вторую автостоянку внизу у главных ворот. Она сегодня пригодится. — Он улыбнулся мне. — Вы, как всегда, были правы.

— Это было недорого и, я думаю, мы на этом остановимся, Эрик.

— У вас когда-нибудь бывают сомнения, Мэл?