Эмма Чейз - Все закручено

— Ааа… а это что?

— Это вагинальный ультразвук. Выглядит страшновато. Я знаю…

Ну уж нет, Санта…

— …но больно не будет.

А потом он достает пакетик из фольги, разрывает его и накручивает огромный презерватив на слоновый хрен.

Без шуток. Нарочно не придумаешь.

— Просто постарайся расслабиться, Кейт.

Конечно. Какие проблемы. Просто представлю, что я в спа. Делаю массаж яичников.

Он осторожно вводит жезл. А я морщусь. В кабинете стоит тишина, пока он туда-сюда водит своим инструментом. Он не врал, это не больно. Просто… смущающе.

— Тянущая боль до сих пор присутствует?

Я пялюсь в потолок, специально, чтобы не смотреть на маленький экран.

— Нет. После прошлой ночи, нет.

Я уверена, что алкоголь и травка заблокировали все болевые точки в моем теле.

Я слышу постукивания по клавишам, а потом жезл вынули.

— Теперь ты можешь сесть, Кейт.

Я сажусь.

— Видишь вот это мерцание, вот здесь?

Мой взгляд задерживается на экране, прямо куда он показывает.

— Да.

— Это сердцебиение твоего ребенка.

Из легких выходит воздух. И я в ужасе.

— То есть, вы хотите сказать… он все еще… жив?

— Верно.

Я сцепляю руки вместе и чувствую, как подступают слезы, готовые хлынуть, как из прохудившейся плотины.

— Когда он… Сколько осталось до того, как… случится выкидыш?

Он накрывает мои сцепленные руки одной своей.

— Судя по моему осмотру, уровню твоих гормонов, и тому, что ты мне рассказала, я не вижу причин выкидыша.

Я резко вздергиваю голову.

— Погодите… что? Но пошлым вечером врач сказал…

— Иногда бывает сложно на таком маленьком сроке различить сердцебиение эмбриона обычным ультразвуком. Что касается кровотечения, в первом семестре это вполне обычное дело. Сейчас, однако, раскрытия матки нет, анализ крови без особенностей, сердцебиение плода в норме. Все эти факторы указывают на обычное течение беременности, которая продлится на весь срок.

Мама обнимает меня за плечи, с облегчением и волнением. Но мне нужно больше.

— Значит, Вы говорите… я его сохраню? У меня будет этот ребенок?

Доктор Уизерспун усмехается.

Звук радости.

— Да, Кейт. Этого ребенка ты должна сохранить. Предварительная дата родов — двадцатое октября. Поздравляю.

Я закрываю рукой рот, а из глаз текут слезы. Я улыбаюсь так широко, что сводит скулы. И обнимаю свою маму в ответ.

— Мам…

Она смеется.

— Знаю, милая. Я так счастлива за тебя, я так сильно тебя люблю.

— Я тоже тебя люблю.

Вот как все это должно было быть изначально. Без страха. Без сомнений. Только радость. Эйфория.

Это самый прекрасный момент в моей жизни.

Я одеваюсь быстрее, чем жена, которую подловили на измене, и выбегаю в комнату ожидания. Долорес и Билли смотрят на меня удивленно во все глаза.

— Я все еще беременна! Нет у меня выкидыша!

Они встают.

— Вот черт!

— Я так и знала, что Доктор Хрен ни черта не шарит!

Начинаются улыбки и объятия, а потом моя лучшая подруга меня спрашивает:

— Я, так понимаю, ты определилась? Ты его сохраняешь?

Опускаю руки на живот, уже представляю, как он будет расти.

— До тех пор, пока ему не исполнится восемнадцать и не пойдет в колледж. И даже тогда. Я могла бы заставить его остаться дома, а в колледж просто ездить.

Она кивает, в знак одобрения.

Билли падает передо мной на колени.

— Эй, ты там. Я — дядюшка Билли. — Потом поднимает свой взгляд на меня, обеспокоенно. — Я же могу быть Дядюшкой Билли, верно? Ты же позволишь стать мне Дядюшкой Билли. Единственное что мне остается, так это Долорес — и кто знает, какого фрика она из себя выдавит.

Долорес отвешивает ему подзатыльник.

А я смеюсь.

— Да. Ты можешь стать Дядюшкой Билли.

— Мило, — он снова обращается к моему животу. — Эй, малыш. Ни о чем не беспокойся — я поведаю тебе, все что нужно знать. Повторяй за мной: Страт-о-кастер.[32]

Долорес качает головой.

— Он тебя не понимает, придурок. Он размером с головастика.

— После прошлой ночи, это, возможно, пьяный головастик. Но это классно, правда? Это сделает его выносливым — добавит волос на его груди?

Долорес улыбается.

— А если это девочка?

Билли пожимает плечами.

— Некоторым парням нравятся девчонки с волосатой грудью. Ты бы удивилась.

Я отворачиваюсь от перепалки этих Твидлдам и Твидлди[33] и направляюсь по коридору к Доктору Уизерспуну. Говорю, чуть запинаясь. Виновато.

— Извините? Простите, что беспокою… но… прошлой ночью… я была расстроена и я… пила и курила сигареты. — Говорю потише. — И марихуану. Много.

Перед глазами проносятся картинки Специальных Выпусков Новостей:

Алкогольный Синдром у Зародыша.

Крайне недоношенный ребенок.

Низкий вес новорожденного.

Он кладет свою руку мне на плечо, пытаясь меня приободрить.

— Ты не первая женщина, которая вела… не очень здоровый образ прежде, чем узнать о своей беременности, Кейт. Малыши в утробе крепче, чем ты думаешь. У них есть способность преодолевать моментальное воздействие наркотикам и алкоголю. Так что если с этого момента ты от этого воздержишься, длительного воздействия быть не должно.

Я бросаюсь ему на шею, практически сбивая его с ног.

— Спасибо! Спасибо Вам, Доктор Санта — это лучший подарок на Рождество!

Я бегом возвращаюсь к Долорес и Билли.

— Он сказал, что все в порядке!

Мы начинаем подпрыгивать, в кружке, как трое детей на игровой площадке, играющие в «круг, кольцо и роза».[34]

И все почти идеально. Почти. Потому что кое-чего не хватает.

Кое-кого.

Еще одного человека на Земле, который должен бы быть счастлив в этот момент. Он должен бы быть здесь. Он должен бы поднять меня на руки, и закружить, и целовать меня до потери сознания. А потом он должен бы сказать мне, что, конечно, с ребенком все будет в порядке, потому что его невероятная супер-сперма неразрушима.

Можете себе представить это?

Но его здесь нет. Вот так вот просто. Я бы хотела вам сказать, что мне от этого не больно — что я не скучаю по нему — что мне на самом деле уже все равно. Но это было бы ложью. Я люблю Дрю. Не могу себе представить, что я его когда-то не буду любить. И мне хочется поделиться с ним этим, больше всего на свете.

Но мы не всегда получаем то, что хотим, иногда нам стоит просто быть благодарными за то, что мы имеем. И я благодарна. Счастлива. Потому что у меня будет этот ребенок, и я буду заботиться о нем. И я не должна это делать в одиночку. От мамы и Джорджа, Долорес и Билли помощи будет, хоть отбавляй. Его будут любить за десятерых малышей.

Сорок восемь часов назад я и не подозревала, на что я способна, насколько стальные клапаны у меня в венах. А теперь знаю. И думаю в этом и мораль всей истории.

Вы должны упасть, ободрать ладони и колени, прежде чем поймете, что способны снова подняться.

Так что не волнуйтесь за меня. Все у меня будет хорошо. Со временем, все будет отлично. У нас все будет отлично.

* * *

Мы въезжаем на парковку, что за кафе, и с заднего сидения машины торопится выбраться мама. Она оставила Джорджа одного управлять кораблем, и теперь ей не терпится убедиться, что он в одиночку его не потопил.

Когда Долорес и Билли выбираются не так спешно, Долорес спрашивает:

— Ну и каков план?

Я глубоко вздыхаю и жмурюсь, глядя на небо. Такое чувство, словно это новый поворот. Чистый лист. Новое начало. Опять клише, я знаю.

Но все же — настолько правдиво.

— Думаю, побуду здесь еще пару дней. Что бы… подзарядиться. А потом вернусь в Нью-Йорк. И у нас с Дрю будет долгий разговор. Мне надо ему сказать кое-что, и он меня выслушает — хочет он этого, или нет.

Она хлопает меня по плечу.

— Моя девочка. Устрой взбучку этому придурку.

Я улыбаюсь. Билли открывает нам дверь, но я не захожу внутрь кафе за Ди-Ди. Он спрашивает:

— Ты идешь, Кэти?

— Я прокачусь. Освежу голову, понимаешь? Скажешь маме за меня?

Он кивает.

— Конечно. Не торопись. Мы будем здесь, когда ты вернешься.

Дверь закрывается, а я направляюсь к машине.

* * *

Ну вот. Теперь вы все знаете. Вот моя история. Чудовищно, а?

Когда я была маленькой, на эту площадку меня приводил отец поиграть. Даже тогда, когда ее только построили, здесь было мало народу. Не знаю, почему город выбрал это место для ее строительства; это необычное место для детского парка. Здесь нет поблизости жилых домов или комплексов. И его не видно с главной дороги, и он за пределами проходной дорожки.

Время не пощадило металлические качели и горки. Они ржавеют и выцветают. Хотя… здесь все еще красиво — в манере индустриального современного искусства. Здесь пустынно. Умиротворенно.

И мне именно это нужно. Чтобы подумать о том, что будет дальше, что ждет меня впереди? Не буду лгать — мне страшно. Такое чувство… как переезд в новый дом. Волнительно, но заставляет нервничать. Потому что вы не знаете, где ближайшая автозаправка, или номер местной пожарной службы. Предстоит столько много узнать.

Где-то я читала, что дети все слышат, что происходит во внешнем мире, пока они в утробе. Что они рождаются, зная какой голос у их мамы. Мне это нравится.

Я смотрю на свой живот.

— Эй, Головастик. Прости за все, что недавно произошло. Обычно моя жизнь не такая драматичная. Хотя, Дрю, наверно, бы со мной не согласился. Он склонен считать, что я королева драмы.

Дрю. Это будет трудно. Наверно стоит начать сейчас — основной фактор успеха — практика.

— Да… твой папа. Папа у тебя, как… падающая звезда. Когда он рядом, все остальные огоньки на небе… просто меркнут. Потому что он такой яркий, что глаз оторвать невозможно. По крайней мере, я никогда не могла.

Я прикусываю губу. И смотрю, как над головой парит сокол.

А потом продолжаю.

— Мы любили друг друга. И не важно, что произошло, или что еще произойдет, для меня важно, чтобы ты знал, что у нас была любовь. Твой папа заставлял меня чувствовать так, будто я была для него всем. Единственной. И я всегда буду ему за это благодарна. Надеюсь, однажды, ты с ним познакомишься. Потому что он на самом деле… хороший парень. — Я тихонько смеюсь. — Когда не занят тем, чтобы быть занозой в заднице.

Когда я заканчиваю говорить, в воздухе все затихает и несколько минут царит тишина. Это так отличается от парков в городе, где слышен гул автомобилей, детские крики, бегающие шаги. Здесь спокойно.

Поэтому, когда неподалеку слышу звук хлопающей двери в машине, я пугаюсь. Поворачиваю туда голову.

А там стоит человек, которого я последним ожидала увидеть здесь, в Гринвилле, в данный момент.

Это Дрю.

Он выглядит ужасно. Потрясающе, умопомрачительно ужасно.

У него красные глаза, бледное лицо, на подбородке щетина — и, несмотря на все это, он остается самым прекрасным мужчиной, которого я встречала.

Отвести свой взгляд было невозможно.

Дрю смотрит на меня тоже. Его взгляд непоколебим — жадно меня впитывает — прожигает меня насквозь.

Вот так мы и стоим примерно с минуту. А потом он направляется ко мне. Его шаги твердые и уверенные, как будто он идет на деловую встречу, от которой зависит его карьера.

Он останавливается в нескольких шагах от меня.

Но такое ощущение, что намного дальше.

И все, что я планировала сказать ему в Нью-Йорке, просто вылетает у меня из головы. Так что я начинаю с простого.

— Как ты узнал, что я здесь?

— Я сначала поехал в кафе, на кухне увидел твою маму. Она сказала, что не знает где ты. И она смотрела на меня так, словно хотела покрошить мой член и поместить его в Особое Меню. Так что я вышел и столкнулся с Уорреном. Он сказал мне, что ты, наверно, здесь.

Конечно, Билли знал, где бы я могла быть. Точно также, как и знал, что я бы захотела, чтобы он отправил ко мне Дрю.

— Это он сделал такое с твоим лицом? — Я говорю про след от кулака, на его левой щеке. Он выглядит свежим и уже начинает синеть.

Он осторожно к нему прикасается.

— Нет. С ним была Долорес.

Тогда не удивительно. Хотя не думаю, что она сделала это от души. Если бы Ди-Ди хотела навредить Дрю? Она бы не тратила свое время на его лицо — она бы сразу перешла ему на пах.