Так обычно он и поступает. И обычно это срабатывает. Но не сегодня.

— Ты когда-нибудь с ней спал?

Дрю проводит рукой себе за шеей.

— Ты действительно хочешь, чтобы я ответил?

Это большое жирное «да», на той случай, если вам интересно.

Я всплескиваю руками.

— Конечно! Конечно, ты ее трахал. Боже упаси, если мы хоть раз куда-нибудь пойдем, и ты не встретишь кого-нибудь, в ком еще не побывал твой член! Не говоря уже о том, что ты и половины из них не помнишь.

Дрю прищуривает глаза.

— Так что же? Тебя бесит, когда я их не помню, или когда помню? Просвети меня, Кейт, чтобы я мог закатить тебе скандал, на который ты явно напрашиваешься.

Я беру свой крем для тела и быстро растираю его себе по рукам.

— Я не хочу скандала, просто интересно знать, почему ты ее запомнил.

Дрю пожимает плечами, и его тон становится нейтральным.

— Она модель. Ее реклама висит посреди Таймс Сквер. Довольно трудно забыть лицо, которое ты видишь практически каждый день.

И такое заставляет меня чувствовать себя намного легче.

— Очень мило. Почему ты тогда здесь? Почему бы тебе не вернуться и не отыскать свою модельку, если она так много для тебя значит?

Какая-то маленькая часть меня понимает, что я веду себя неразумно, но мой гнев, словно оползень, если уже попер, то его не сдержать.

Дрю смотрит на меня так, будто я сошла с ума, и протягивает свои руки.

— Она ничего для меня не значит. Ты это знаешь. С какого хрена ты вообще это взяла?

И потом его осеняет.

— У тебя ПМС? Не психуй, я только спрашиваю, потому что последнее время ты ведешь себя так… мне кажется прозвище Александры под угрозой.

Возможно, что он прав. У нас в старшей школе был один коридор, мы его называли крыло L, которое на переменах вечно было забито учениками. И я знала, что у меня вот-вот начнутся месячные, если проходя по этому коридору, мне хотелось воткнуть в шею карандаш тому, кто шел впереди меня.

Хотя, специально для вас, парни. Даже если ваша девушка страдает от ПМС? Не говорите ей этого в лицо. Для вас это добром не кончится.

Я беру свою туфлю и швыряю в него, попадаю Дрю как раз меж его светло-голубых глаз.

Он хватается рукой за лоб.

— Что за дерьмо?! Я просил тебя не психовать.

В любых отношениях кто-то любит поорать. Пошвырять вещи. Сломать их. У нас я такая. Но это не моя вина. Вы не можете обвинять ядерную ракету в том, что она взорвалась, после того, как были нажаты все необходимые кнопки.

Я взяла вторую туфлю и швырнула ее тоже. Дрю хватает подушку и использует ее в качестве щита. Я бросаюсь к шкафу за новыми боеприпасами, но Дрю успевает схватить меня за руку.

— Может, ты прекратишь, мать твою! Почему ты себя так ведешь?

Я смотрю на него.

— Потому что тебя даже не волнует! Я здесь расстроенная, а тебе плевать!

Он широко раскрывает глаза, в недоумении.

— Конечно, мне не все равно, это мне в голову запустили Джимми Чу,[9] как чертовы сюрикены!

— Если тебе так не все равно, то почему ты не извинишься?!

— Потому что нихрена такого не сделал! У меня нет проблем с тем, чтобы приползти к тебе на коленях, если я чего-то натворил. Но если ту думаешь, что я буду вымаливать прощение, потому что тобой овладел Гормональный Демон, то ты просто свихнулась, дорогая.

Я вырываюсь из его хватки и двумя руками толкаю его в грудь.

— Прекрасно. Просто прекрасно, Дрю. Меня больше не интересует, чем ты будешь заниматься.

Я хватаю одеяло и подушку и бросаю их ему.

— Но сегодня ты точно не спишь со мной, после того, что сделал. Убирайся!

Он смотрит вниз на простыни. Потом опять на меня. И его лицо расслабляется. Становится спокойным.

Слишком спокойным, как затишье перед бурей.

— Я никуда не пойду.

Он падает на кровать, по сторонам раскидывая свои руки и ноги, как ребенок, который рисует руками и ногами звездочку лежа на спине в снегу.

— Так уж случилось, что я люблю эту кровать. Она удобная. Уютная. У меня с ней связаны великолепные воспоминания. И это единственное место, где я собираюсь спать.

Спорить смысла не было, когда Дрю становился таким — упрямым, как мальчишка.

Я выдернула из-под его головы подушку, оставляя его лежать на плоской поверхности матраса, и поднять на меня свои глаза.

Он хмурит брови.

— Что ты делаешь?

Пожимаю плечами.

— Я же сказала, что не буду спать с тобой. Так что, если не ты спишь на диване, тогда буду я.

Он садится.

— Ерунда какая-то, Кейт, скажи мне, что ты это осознаешь. Мы ругаемся из-за ничего!

Я повышаю свой голос.

— Значит, мои чувства значат ничего?

— Я такого не говорил!

Я тычу в него пальцем.

— Ты сказал, что мы ругаемся из-за ничего, и мы ругаемся из-за того, как ты заставил меня себя чувствовать, значит, ты думаешь, что мои чувства — это ничего!

Он открывает свой рот, как рыба, хватающая воздух!

— Ты меня запутала. Не понимаю, чего ты только что наговорила.

Я закрываю глаза. И тут мой гнев меня отпускает.

На его место приходит боль.

— Забудь, Дрю.

Как только я выхожу в коридор, его голос преследует меня.

— Какого хрена сейчас произошло?

Я слишком устала, чтобы что-то объяснять. Обычно, когда мы ругаемся, мне трудно заснуть. Слишком подзаряжена адреналином, гневом.

Но сегодня это не проблема. Я сразу же отрубилась, как только моя голова касается подушки.

* * *

Немного позже — это могло быть через три минуты, или три часа, — к моей спине прижимается теплая крепкая грудь, которая меня и разбудила. Чувствую его руку у себя на животе. Он прижимает свое лицо к моим волосам и делает глубокий вдох.

— Прости.

Видите, мальчики, это все, что нужно. Это поистине волшебные слова — способные обойти любое препятствие.

Даже ПМС.

Я поворачиваюсь в его руках, и смотрю ему в глаза.

— За что ты извиняешься?

Лицо Дрю бледнеет в поисках правильного ответа. Потом он улыбается.

— За все, что ты хочешь, чтобы я извинился.

Я смеюсь, но слова мои серьезны.

— Нет, это ты меня прости. Ты был прав, я вела себя как сучка. Ты ничего не сделал. У меня точно ПМС.

Он целует меня в лоб.

— Это не твоя вина. Во всем виновата Ева.

Я с нежностью целую его в губы. Потом в шею. Делаю дорожку из поцелуев по его груди, спускаясь вниз по его торсу, полностью проснувшись, испытывая острое желание доставить ему удовольствие. Я смотрю вверх на него.

— Хочешь, чтобы загладила свою вину?

Его пальцы проходят, я уверена, по темным кругам у меня под глазами.

— Ты устала. Как насчет того, чтобы загладить вину утром?

Я подтягиваюсь к нему ближе и прижимаюсь своей щекой к его коже. Закрываю глаза, уже готовая вернуться ко сну.

Пока голос Дрю не нарушает тишину.

— Если только… знаешь… ты, правда, хочешь загладить свою вину сейчас. Потому что если хочешь, я вовсе не…

Я громко смеюсь, обрывая его слова, и с головой ныряю под одеяло, медленно спускаясь вниз, чтобы загладить свою вину.

Самым любимым его способом.

Глава 3

Спустя два дня мы завтракаем за столом на кухне. Дрю любит заниматься вечерами после работы, чтобы снять стресс, накопившийся за день. Я же, одна из тех сильно раздражающих людей, которые любят совершать пробежки в пять утра. Завтрак проходит там, где мы встречаемся, обычно где-нибудь посередине. После чего, Дрю отправляется в офис, а я в душ.

— Знаешь, что я больше всего люблю в хлопьях Cookie Crisp? — смотрит он на свою ложку.

Никогда не видела, чтобы человек поглощал столько хлопьев. Клянусь, если бы я не готовила, мы бы питались только ими.

Я проглатываю свой йогурт — Dannon Light&Fit. Рекламы не врут, он на самом деле вкусный. Клубнично-банановый — самый лучший.

— Что?

— По форме они как печеньки. Так что они не просто классные, но еще у меня чувство, что я мщу своим родителям за то, они заставляли меня есть чертову овсянку первую половину моей жизни.

Поэт и философ, Дрю прям человек эпохи Возрождения.

Я открываю рот, чтобы подразнить его, но тут же его закрываю, потому что мое горло, словно молнией поражает приступ тошноты. Я прочищаю горло и подношу тыльную сторону ладони к своим губам.

— Кейт? Ты в порядке?

Когда я пытаюсь ответить, мой желудок совершает такое сальто, которому бы позавидовала сама Надя Команечи.[10]

Меня сейчас стошнит.

А я это ненавижу.

До сих пор, если у меня кишечный вирус, я сижу на телефоне со своей мамой, которая отвлекает меня разговором от рвотных позывов.

Я не успею добраться до ванны, поэтому я бросаюсь к кухонной раковине. Пока весь мой завтрак выходит наружу, Дрю удерживает прядки моих волос, которые выбились из моего хвоста.

Мне хочется сказать ему, чтобы он ушел, но к горлу опять подступает рвота. Некоторые женщины не испытывают проблем, чтобы пойти в ванну, пустить газы или рыгать перед своим бойфрендом.

Я не одна из них.

Может, это глупо, но если вдруг я умру, мне не хочется, чтобы последнее воспоминание обо мне у Дрю было то, как я сижу в туалете.

Или в данном случае блюю в раковину.

У него добрый голос. Успокаивающий.

— Все хорошо… расслабься. Все в порядке.

Когда кажется, что худшее уже позади, Дрю передает мне влажное бумажное полотенце. Потом смотрит в сток раковины.

— Ну, какое разноцветное.

Мой голос хрипит.

— Я так и знала, что подхвачу грипп.

— Похоже на то.

Я качаю головой.

— У меня нет времени болеть. У меня сегодня встреча с Робинсон.

Энн Робинсон — это клиентка, которую я обрабатывала месяцами. Старая аристократка, и я делаю акцент на слове «старая». Сколько ей, девяносто пять. Если я сегодня с ней не подпишусь, то может оказаться поздно, в прямом смысле слова, чтобы подписаться с ней вообще.

— Малыш, ты больна. И я не думаю, что миссис Робинсон впечатлится, если ты блеванешь ей прям на ее старинную брошку. Тебе повезло, что у тебя есть гениальный парень, который прекрасно держится в напряженных ситуациях. Давай мне папку, я пойду на встречу. Все будет хорошо.

Он берет меня в охапку.

— Дрю, нет…

Он меня обрывает.

— Нет. Никакого ворчанья. Не хочу этого слышать. Я уложу тебя в постель.

Я слабо улыбаюсь.

Дрю укладывает меня в постель и оставляет на прикроватном столике стакан имбирного напитка.

Кажется, он поцеловал меня в лоб, но я не уверена. Потому что уже засыпаю.

* * *

Три часа спустя, я выхожу из лифта на 40 этаже нашего офисного здания.

Мой желудок пуст, но после хорошего сна, я проснулась, чувствуя себя лучше. Свежей. Готовая захватить мир и Энн Робинсон. Я прохожу к маленькому конференц-залу и заглядываю через стекло.

Вы видите Дрю? Сидящего рядом с маленькой седой женщиной в кресле-каталке? Пока он разговаривает с ее законным представителем, который сидит с другой стороны стола, руки миссис Робинсон исчезают под столом.

И секундой позже Дрю дергается, будто получил электрошок.

Старые женщины западают на Дрю.

Это просто невероятно.

Он смеряет миссис Робинсон жестким взглядом. А она всего лишь ведет своими бровями вверх. Потом он закатывает свои глаза, перед тем, как посмотреть в сторону, но при этом замечает меня.

Дрю извиняется и выходит в коридор, его лицо светится чувством облегчения.

— Ради всего святого, слава Богу, ты здесь.

Я расплываюсь в улыбке.

— Я не знаю, кажется, миссис Робинсон наслаждается твоей компанией.

— Да, если она попытается насладиться ей еще больше, я точно приколю ее руки степлером к столу.

Потом он оглядывает меня, обеспокоенно.

— Не думай, что я не схожу с ума от радости видеть тебя, потому что так и есть. Но что ты здесь делаешь? Ты должна быть в кровати.

Я пожимаю плечами.

— Должно быть просто недомогание. Сейчас я чувствую себя хорошо.

Дрю берет в ладони мое лицо, трогает мой лоб, проверяя, нет ли у меня жара.

— Ты уверена?

— Да, в полном порядке.

Он кивает, но взгляд у него подозрительный, не совсем убежденный.

— Ладно. О, сегодня у нас ужин в доме моих родителей. Думаешь, ты сможешь пойти или мне лучше отменить?