Ну а что оставалось делать? Жизнь вокруг менялась со скоростью света, наступал уже девяностый год, материнский НИИ дышал на ладан и вот-вот должен был развалиться. А на зарплату уже нельзя было купить и палку колбасы. И Кира как-то постепенно стала основным кормильцем в семье. Модельный бизнес, эскорт, закрытые вечеринки, посиделки в сауне, шикарные платья, шампанское по 1000 долларов за бутылку, иномарки, толстопузые хозяева жизни с синими куполами на груди, дорожки кокаина, занюханные с помощью стодолларовой купюры, – это работа. Не самая лучшая на свете – утомительная, нездоровая, нестабильная, – но работа. У многих и того нет – книжки вон из семейной библиотеки распродают или в Турцию челноками гоняют. А она зарабатывает – и зарабатывает неплохо. А каким способом – не ваше дело. А час ее еще пробьет, вот увидите. Будут еще в ее жизни и Голливудские холмы, и Елисейские Поля. Все будет, надо только дождаться.


Показ прошел, как и сулила Кира, на высшем уровне. Сама она – как любимая муза Маэстро – появилась уже под самый конец, в том самом сиреневом платье, на которое точила зубы Наташка, и победно покосилась на ту, стоящую в сторонке.

Потом были аплодисменты. Ленчик выпорхнул на сцену, щеголяя хрупкими ключицами в вырезе белоснежной рубашки. Раскланивался, блестел глазами, принимал цветы. Он, разумеется, уже забыл о том, что еще два часа назад бился в очередной истерике – ничего не выйдет, катастрофа, публика меня освистает, – и теперь привычно натянул на себя амплуа сиятельного гения.

Потом, когда отгремели аплодисменты, Кира расцеловалась с ним в обе щеки, произнесла какие-то полагающиеся случаю прочувствованные слова. Ленчик давно уже стал для нее кем-то вроде опекаемого по старой памяти, хотя и слегка раздражающего своими вспышками приятеля. Маэстро тепло обнял ее и привычно сказал:

– Что бы я без тебя делал?

– Ты едешь в «Феллини»? – дернула ее за рукав Ленка, одна из моделей. – Тогда давай живее, машина уже подъехала.

И Кира, распрощавшись с Шуваловым, поспешила переодеваться.


В клубе, как всегда, было шумно и дымно. Мечущиеся по стенам яркие огни бликовали на золотых гранях установленной посреди помещения огромной статуи Оскара. На сцене надрывался девичий бэнд – в глазах рябило от обилия люрекса, страз и выкрашенных в небывалые цвета локонов. В зале же посетители, казалось, соревновались друг с другом, чьи шмотки «брендовее» и дороже.

Компания, которая «заказала» их в качестве украшения вечера, заседала в VIP-зале, интимно отделенном от общего помещения тяжелой шторой. Кира в общем-то знала уже эти рожи, пересекалась с ними на таких же «неофициальных» посиделках. Вон тот, в дымчатых очках, – Панкеев, бывший комсомольский вожак, а ныне – молодой перспективный бизнесмен, хозяин «Серендепити-банка». А этот, со свекольно-багровыми щеками, Челышев, – крупный милицейский чин.

– Он днем милиционером работает, а ночью – бандитом, – шутили про него девки.

А вон тот, у которого развязанный галстук болтается вокруг шеи, как удавка, – директор металлургического завода. А эта азиатская дива в леопардовом манто, которая играет в покер и пьет «Абсолют» наравне с мужиками, – известная певица.

Некоторых из присутствующих она знавала и не только в лицо. Вон тот, тощий, с бегающим взглядом, как-то раз заставил ее нарядиться в строгое платье школьной учительницы, а потом всю ночь пороть его ремнем по бледной голой заднице. Увидев сейчас Киру, он покосился на нее настороженно, она же ободряюще улыбнулась ему уголком рта – мол, не дрейфь, непослушный мальчик, твой грязный секрет я унесу с собой в могилу.

На столе перед отдыхающими хозяевами жизни громоздились разнообразные бутылки, стаканы, уже изрядно потрепанные блюда с закусками – в лужице масла от вяленой рыбы плавал бычок. Тут же кучкой лежали сброшенные карты и помятые долларовые купюры. Кажется, партия в покер была в самом разгаре.

– О, нимфы прибыли, – приветствовал их появление Челышев. – Чего так долго, загонял вас на показе Ленчик, пидорас старый?

Один из игроков, в анекдотичном малиновом пиджаке, ухватил Киру за талию и затянул к себе на колени, приговаривая:

– Ну, теперь мне карта пойдет. Будешь моим счастливым талисманом?

– Конечно, котик, – пропела Кира, сделав усилие, чтобы не поморщиться, – от этого героя-любовника разило омерзительной смесью немытого тела и почему-то кислой капусты. – Одну секундочку, только попудрить носик схожу.

Мужики заржали, будто Кира отмочила какую-то невероятно смешную шутку.

– А подружка твоя прямо тут пудрит, не тушуется, – вставил Панкеев.

И мотнул головой в сторону Ленки, уже радостно занюхивавшей белоснежную дорожку кокаина с лежавшего на столе зеркала. Малиновый же размашисто хлопнул Киру по заду и милостиво отпустил, наказав долго не задерживаться.

Выйдя из отдельного кабинета, Кира быстро прошла по переполненному веселящимся народом залу и свернула в коридор, в конце которого, как она знала, находился туалет. Вошла в просторное помещение, глубоко вдохнула – это, кажется, было единственное место во всем «Феллини», где всегда было прохладно и свежо, и тут же поморщилась – на этот раз тут воняло каким-то сладковатым дымом. Кира обернулась в поисках источника запаха и обнаружила, что на широком подоконнике сидит, подтянув ноги к груди, какая-то девчонка и курит косяк.

Девчонка настолько не вписывалась в царившую в клубе атмосферу разнузданного новорусского гламура, что Кира в первые секунды даже как-то растерялась. Мелкая, щуплая, глазастая, этакая школьница, сбежавшая с уроков. Кире показалось, что чем-то она напоминает французскую певицу, что в те дни денно и нощно шептала свои куплеты из каждой радиоточки, Патрисию Каас. Такой же воробушек – прозрачные, чистые, словно заплаканные глаза, острый носик, мягкие скулы, как-то замысловато остриженные волосы перьями торчат надо лбом, придавая внешности еще большую юность и трогательность. Одета девчонка была в странную хламиду неопределенного фасона и цвета, а на ногах ее красовались здоровенные нелепые ботинки. Кира даже задумалась на секунду, как это она умудряется в них ноги переставлять, такая хрупкая.

– Ты что тут делаешь? – спросила она.

Вообще-то в Кирины привычки не входило приставать с разговорами к посторонним. Не то чтобы из соображений вежливости, просто чаще всего ей никто из встречных не был особенно интересен. Но сейчас в перспективах маячило только возвращение к унылому отжигу в компании крепко поддавших любителей модельных прелестей, и Кира намеренно тянула время.

Девчонка меж тем окинула ее оценивающим взглядом и надменно фыркнула:

– Да уж не то, что ты.

Кира заливисто расхохоталась. Стыдиться утраты своей девичьей чести она давно разучилась, и замечание девчонки показалось ей хлестким и забавным.

– Это уж точно, – согласилась она. – В таких говнодавах папика не снимешь.

– Я и не собираюсь, – вздернула подбородок эта недоделанная француженка. – Привыкла другим местом зарабатывать.

– Это каким же? – светски поинтересовалась Кира. – Головой, мм? Только не говори, что ты профессор квантовой физики.

– Руками, – неожиданно брякнула девчонка. – Я художник, дизайнер интерьеров, штуки всякие делаю, шью, вяжу, строгаю.

Кира присвистнула.

– Да ну? А сюда чего притащилась? Больше построгать негде?

– А меня хозяин клуба пригласил, – с явным вызовом похвасталась девушка. – Ему мои работы понравились, на выставке в ЦДХ.

– Головизин ходит в ЦДХ? – протянула Кира. – Чудны дела твои…

– Ходит-ходит, – кивнула девчонка. – Молодых перспективных дизайнеров выискивает. С которых драть можно три шкуры, а платить копейки.

– Вроде тебя? – хмыкнула Кира.

– Вроде меня. Хочет, чтобы я ему интерьер голубого зала переделала, оформила его в более интересном стиле. Хочу, говорит, помесь этно и техно, – девчонка негромко рассмеялась.

– И чего, ты с ним обкуренная разговаривать пойдешь? – спросила Кира.

– А думаешь, он заметит? – вскинула брови ее собеседница.

И обе они прыснули, как школьницы.

– Слушай, дай затянуться, – попросила потом Кира.

И девчонка протянула ей косяк. Кира глубоко вдохнула едкий сладковатый дым, почувствовала, как откуда-то из живота поднимается приятная легкость, пузырится по венам, словно шампанское. Она выдохнула, откашлялась, вернула косяк хозяйке и попрощалась:

– Ну давай, удачи тебе! Желаю, чтоб Головизин раскошелился.

– И тебе доброй охоты, брат мой, – протянула та в ответ глубоким низким голосом.

Кира снова расхохоталась, махнула девчонке рукой, вышла из туалета и двинулась по коридору к основному залу. И вдруг замерла. В зале явно происходило что-то странное. Музыка, все это время громыхавшая так, что тряслись сцены, вдруг смолкла. Нестройно взревел один запоздалый саксофон и тоже замолчал. Затем что-то грохнуло, кто-то взвизгнул, ахнул, крикнул что-то. И вдруг из-за стены коридора гулко раздался выстрел. За ним второй. Тут уже заорали, кажется, все, захлопали двери, загремели падающие стулья. Кира невольно попятилась и увидела вдруг, как в коридор из зала влетел тот самый Головизин, хозяин клуба и, как оказалось, любитель современного неформального искусства, о котором они только что говорили с той случайной девчонкой в туалете. Глаза у него были навыкате, губы стремительно синели, а на белой рубашке расплывались два ярко-алых пятна.

Кире даже на секунду подумалось, что хозяин заведения облился томатным соком из своей любимой «кровавой Мэри» и теперь несется в туалет замывать пятна на рубашке. Она помотала головой, отбрасывая нелепые мысли, прикусила губу, стараясь быстрее прийти в себя. Головизин потоптался на месте, посмотрел на нее мутными, ничего не выражающими глазами, схватился за живот и стал медленно оседать на пол. За спиной у него мелькнули темные тени, снова грохнул выстрел, но дальнейшего Кира уже не видела. Со всех ног бросилась обратно в туалет, влетела в бело-мраморное помещение и, пытаясь отдышаться, плотно прикрыла за собой дверь.

– Ты чего? – уставилась на нее девчонка, так и не слезшая с подоконника. – Что там такое?

Кира быстро взглянула на нее, огляделась по сторонам и решительно объявила:

– Валим отсюда.

– Чего? Зачем? – не поняла «школьница-хулиганка», и Кира впопыхах бросила:

– Головизина грохнули, только что. Ща такое начнется.

Она бросилась к подоконнику, отпихнула плечом девицу и стала дергать на себя тяжелую раму окна.

– Кто завалил? Зачем? – испуганно пролепетала та.

– А я знаю? – рявкнула на нее Кира. – Но мне тусоваться тут до утра и в контору с ментами ехать нет резона. Ты, если хочешь, оставайся, а я сваливаю.

Рама наконец подалась, в лицо пахнуло холодным апрельским воздухом. Пальто осталось в гардеробе, сумка – в VIP-зале, но возвращаться за ними сейчас не было никакой возможности. Кира прикинула только, что ни паспорта, ни каких других документов в сумке не было, а деньги… Что ж, денег жалко было, конечно, но не настолько, чтобы бежать за ними под пули. Кира лихо вскочила на подоконник, задержав дыхание, спрыгнула вниз, приземлилась на асфальт, едва не сломав каблуки, и протянула девчонке руку:

– Ну что, идешь ты?

Та испуганно оглянулась на дверь, потом снова посмотрела на Киру, вложила руку ей в ладонь и решительно спрыгнула в темноту.


– Круто, слушай, как круто! – голосила юная дизайнерша. – Мы с тобой – как в голливудском боевике. Стрельба, опасность, кровь – и ты меня спасаешь.

– Не ори! – прикрикнула на нее Кира. – Господи, ну тебя и забрало.

Кругом лежали Лужники, храм спорта, превращенный в то время в одержимый жаждой наживы рынок. Из темноты выплывали очертания каких-то построек, лотков, прилавков. Кое-где попадались раскисшие картонные коробки. В воздухе воняло гнилью и сыростью. Было темно, только изредка из черноты выступал выхваченный светом одинокого фонаря угол здания, курган из сваленных у ограды тюков или кусок перекрещенного трещинами асфальта. Под ногами хрустели прихваченные ночным ледком лужи.

– Интересно, где тут выход? – оглянулась по сторонам девчонка.

– Понятия не имею, – Кира зябко передернула оголенными плечами, обхватила себя руками. – Надо как-то к метро выбраться. Хотя оно, один хрен, сейчас не работает. Шарахаться тут до шести утра… Ладно, не зима, не замерзнем.

– Тебе холодно? – спросила эта случайно навязавшаяся ей подружка.

– Нет, блин, жарко, – огрызнулась та. – Холодно, конечно.

– Погоди!

Девчонка остановилась и вдруг начала разматывать свое странное одеяние. Только теперь Кира сообразила, что на ней было длинное, в пол, платье, а вокруг плеч намотана была огромная шаль с бахромой и странными узорами. Теперь она выпуталась из нее, снова огляделась по сторонам, заметила рядом металлическую лестницу, что вела, видимо, на второй этаж какого-то промышленного помещения, взобралась на две ступеньки и позвала Киру: