— Да, просила отдать, когда вы домой пойдете.

— Спасибо, завтра в восемь в аэропорт.

— Хорошо, Константин Михайлович.

Саврасов прошел в квартиру, отнес корзину на кухню. «Даже вино от меня не приняла. Перчатки не сняла. А вот с Марком беседовала, перчатки сняла, он потом ещё ее руки рассматривал, тоже мне предсказатель судеб». Константин убрал несколько бутылок в холодильник, когда к его ногам выпал сложенный лист бумаги.

«За испорченный вечер минус 10 часов. С наступающим Вас праздником».

«За испорченный вечер?! И Чем это я его испортил?!». Константин набрал номер и слушал гудки.

— Слушаю.

— И чем это я вам вечер испортил?

— Прервали важный разговор своими неуместными подарками.

— И вы считаете, что поступаете честно?

— Не вам говорить о честности.

— И сколько же часов осталось после ваших вычетов?

— Месяц закончится, пришлю акт. У меня вторая линия. До свидания.

И отключилась. Никто с ним так никогда не обращался, никто не смел прерывать с ним разговор, безнаказанно хамить и унижать. Чертова баба!


— Марк, спасибо. В пятницу в два часа, замечательно.

— Только он не очень рад твоему приходу, но Алексеевич его уверил, что ты по очень важному вопросу, так что не подставь нас.

— Я хоть раз это делала.

— Нет, но разве старый Марк не может подковырнуть молодую Киру.

— Может, и она даже не обидится.

— Звони если что нужно.

— Обязательно, маме привет.

Кире пришлось перелатать всё расписание, часть встреч на себя взял Самин, часть перенеслось на более позднее время. Холодкова в очередной раз проверила все документы, мысленно проговорила все свои аргументы и предложения, дело за малым, чтобы ее услышали.

Четверг был бесконечно длинным, и казалось, никогда не закончится, день экспертизы, многие сотрудники находились на штурме непреступной конторы и пытались совместными усилиями с генподрядчиком отстоять свои интересы, что не всегда получалось. А Кире пришлось вести заумные разговоры с чиновниками, потом она потащила Ильина и Брагинскую на радио, где была часовая передача, посвященная проблемам сохранения культуры в нашей стране. А ещ ё нужно закрывать гранты, подготовить материалы для публикации, а статьи так и сидели в головах исполнителей и никак не хотели перетекать в электронный документ Ворд или рукописно на лист бумаги, Холодковой предстояло трясти сотрудников и вытягивать нужные слова клещами, всё будет сделано, но сил на это будет загублено много. А потом были опять бесконечные развозы подарков, многие уже праздновали, Кира профессионально уворачивалась от предложений отпраздновать и присоединиться. На работе они собирались праздновать через две недели в ресторане, соединив два праздника, но мужчины подсуетились, женщины помогли, и стол был накрыт, так что небольшой банкетик все же состоялся. Ничего положительного за день не было, и совершенно измотанная Кира ушла домой.


— Добрый день, Борис Николаевич.

— Здравствуйте, Кира Алексеевна. Предупреждаю сразу, мне не по душе эта встреча. Но за вас просили люди, которых я уважаю.

— Я отниму у вас немного времени, надеюсь, вам будет не жаль потраченного времени.

— Посмотрим, что у вас есть.

— У меня есть подозрения. Подозрения, что кто-то сливает информацию и обеспечивает выигрыш для подставных фирм.

— Это всего лишь подозрения или у вас есть конкретные доказательства?

— В папке документы, и мои комментарии, если вы захотите проверить изложенные факты, нужно всего лишь пробить фамилии в интернете.

— Я посмотрю ваши документы, и если они меня убедят, то приглашу вас для дальнейшего разговора.

— До свидания, Борис Николаевич.

— До свидания.

«Документы тебя убедят, и ты сам мне позвонишь, товарищ Егоров. Ты не дурак и сразу поймешь, чем тебе это грозит, весь твой бизнес держится только на твоей репутации».

Самин пытался выудить из Холоковой результаты разговора, но она молчала как партизан, да и рассказывать было ещё не о чем.


— На следующей недели Наталья будет.

— Хорошо. А я все равно с вами буду ходить, мне понравилось.

— Я заметил, особенно тебе понравилось цеплять Артура. «Ну, вот я поражена вашим умением танцевать брейк-данс, и я пораженная до глубины души приглашаю вас на белый танец, и что вы сделаете? Сбежите!».

— А что я не права? Мужчины даже топтаться вокруг своей оси разучились, Артур мне на ноги пять раз наступил, но на второе занятие он пришел, будет теперь доказывать, что он это сможет. А Лиза замечательно танцует, и я не позволю ее гнобить, только из-за того, что у нее родители богатые.

— Теперь понятно, почему Костя не появляется, ты его бедного забила.

— Его забьешь.

— Объясняю тебе уже в который раз, мужчины существа ранимые и нежные.

— Я заметила, особенно когда мне один ранимый и нежный по лицу треснул.

— Но про уродов я не говорю.

— В праздники работаете?

— Как всегда.

— Я тоже. И когда у нас теперь занятия будут?

— В среду и пятницу.

— Ничего вроде на вечер на запланировано, так что состоятся.

— Высади меня здесь.

— Хорошо. Наталье привет.

— Передам, пока.


Сегодня будет пивной девичник, Кира накрыла стол — омуль, морепродукты, сырные рулеты и главное — замечательное бельгийское пиво, для Миры вишневое, для Вассы темное, а для Киры приготовленное с добавлением лимонной и апельсиновой цедры. Первой приехала Васса, с вещами.

— Никак ко мне жить переезжаешь?

— На один раут тащимся, так зачем время тратить от тебя и поедем, подольше поспим.

— Правильно, подольше погуляем.

— Пива полхолодильника, надолго хватит.

— И как Марк его тащил.

— У него хотели забрать большую часть, но он там и устроил концерт, что вот доченька его застряла в дикой России и никак не может вырваться из цепких объятий родины, так пусть ребенок хоть пива настоящего попьет.

— И что на таможенников подействовало?

— На таможенников нет, а вот на попутчиков очень даже, они предложили свои услуги и в итоге все распределили так, что у таможни не возникло вопросов. И самое удивительное, что после перелета ему все бутылки вернули.

— Действительно удивительно.

Раздался дверной звонок, и пришла Мира, с вещами.

— Васса, ко мне не только ты переезжаешь, но и Мира.

— Да у меня в обед самолет, что зря время тратить от тебя и поеду, а что Васса к тебе перебирается?

— Да, нет, так же как ты от меня поедет.

— И где мое вишневое пиво…


Кира натянула печатки, но тонкое кружево цеплялось за пластырь и сдирало его. В итоге Кира отодрала пластырь и надела перчатки, раны затянулись и не должны уже кровоточить, водить сегодня Кира не собиралась, да и фуршет не располагал к активному использованию рук.

— Васса готова?

— Почти, только кулон осталось застегнуть.

Они дополняли друг друга — Кира в светлом коротком платье с закрытыми руками, Васса — в длинном темном с оголенными плечами.

Большую часть вечера пришлось разговаривать с нужными людьми, знакомых было мало, общение не доставляло особой радости, так как было протокольным и не предполагало ничего в дальнейшем.

— Васса ты все время забываешь держать лицо.

— Так никто не видит.

— Это ты так думаешь, на таких мероприятиях всегда нужно быть в маске и снимать ее только дома.

— Не все могут часами любезно улыбаться людям, которых презирают, как ты.

— Презрение это сильно сказано, они мне совершенно безразличны, но им это показывать нельзя. И здесь несколько хроникеров, ты хочешь увидеть свое фото с раздраженным лицом?

— И как тебя хватает, меня уже всё здесь раздражает?

— Выучка хорошая. Хотя я все равно не могу понять тех людей, которые во всем этом каждый день бултыхаются, на постоянную канитель меня бы не хватило, даже бы выучка не помогла. А потом я не всегда любезна, и могу позволить себе и хамство, но с ограниченным кругом лиц. И ты ещё сутулишься, когда думаешь, что тебя никто не видит.

— Спасибо подняла настроение, зато ты как всегда безукоризненна.

— Если бы, если бы, уж свои огрехи я все знаю, улыбку на губы и сейчас немного поперемываем косточки присутствующим.

— А это не противоречит твоей выучке?

— Это самое привлекательное в ней. Васса, как он на тебя смотрит. А когда ты мимо него прошла, он был так разочарован, что ты его проигнорировала.

— Ты про этот трехдверчатый шкаф с пустыми антресолями.

— Ты не права, антресоли у него заполнены, и не плохо заполнены.

— А ты откуда знаешь?

— Это же Нефедов Олег Аркадьевич, как-то пару раз приходилось присутствовать на его выступлениях на экономических форумах. Так что мозги у него присутствуют.

— Присутствую или нет, но он как и многие в этом зале привыкли, что все ими восхищаются и готовы пасть ниц перед ними.

— Согласна, но это и понятно, их власть и деньги привлекают многих. Знаешь, сколько женщин в этом зале с радостью запрыгнут к нему в койку, ууууу. Он же входит в список щедрых любовников.

— А что и такой есть?

— Есть, передается из уст в уста. Сколько мы бы с тобой заработали на организации боев без правил за право быть в их постели, вот если бы эти мужики нам предоставили исключительные права на определения той, что займет их койку на время.

— А что ты скажешь о том, что смотрит на тебя?

— Саврасов, принесла нелегкая. Это мой крест.

— То есть?

— Помнишь, рассказывала, что вляпалась, так это он.

— Он, полмиллиона за пятьсот часов приятного общения с тобой.

— Общение не такое уж и приятное.

— Кто бы сомневался, как кто-то посмел тебе ставить условия! Слушай, ты не возражаешь, если я пойду отсюда по-тихому.

— Часы скоро пробью полночь, и общественный транспорт перестанет ходить в твое захолустье.

— Да, а ещё завтра рабочий день.

— Но это у тебя, мы вот в пятницу отработали, а в понедельник у нас выходной, и даже у меня. Ты же знаешь у нас «мертвый сезон» между праздниками, все стараются взять отгулы и устроить себе каникулы.

— Счастливая. Ладно, я пойду, кстати, твой крест приближается.

— Вот черт.

Кире не удалось на этот раз увернуться от приглашения на танец. Кира привычно смотрела в сторону, а не на партнера и старательно держала дистанцию. Саврасов несколько раз пытался завести с ней разговор, но она смотрела в сторону, холодно улыбалась и молчала. Кира с любопытством наблюдала, как следом за Вассой зал покинул и Нефедов.

«Вот, чертова баба». Саврасов с силой сжал ее руку в своей, надеясь, что боль заставит ее возмущаться, но выражение лица Киры даже не изменилось, возмущений тоже не последовало. Музыка закончилась, и нужно было отпускать партнершу, и он отпустил.

Кира украдкой посмотрела на свою ладонь, кружево было пропитано кровью, один из порезов начал кровоточить. Холодкова стала пробираться к уборной, но продвижение было медленным, на пути то и дело попадались знакомые, желающие перекинуться парой фраз. Кира, была любезна, но внутри закипала злоба, особенно сильно она злилась на Саврасова, он в танце так сжал ее ладонь, словно собирался сломать ей все кости.

Константин рассматривал свою ладонь, он даже не сразу понял, что жидкость на его коже — кровь, он никак не мог понять, откуда она взялась и чья она. «Господи, я ей, что кисть сломал? открытый перелом, кости разрывают ткани и кожу, мать моя». От этой догадки у него похолодело в груди, и волосы зашевелились на голове. Саврасов видел как Кира медленно пробирается к туалетным комнатам, и решил ее перехватить. Кира наконец-то могла добраться до коридора, ведущего к уборным, это заняло больше времени, чем ей хотелось. А в коридоре ее поджидал Саврасов, он оттащил ее к окну и силой заставил показать ладони.

— Я сломал вам руку?

— Нет.

— Но у вас кровь.

Кира чувствовала себя Скарлетт О`Хара, которая была уличена Реттом в том, что работала как раб, собирала хлопок и пришла к нему только ради денег. Кира пыталась освободиться, но Саврасов держал ее крепко.

— Как не старались, Вы не смогли сломать мне кисть. У меня порезы на ладони, довольно глубокие, от вашего крепкого рукопожатия они опять начали кровоточить. Отпустите. Мне нужно раны пластырем заклеить или вы со мной в туалет пойдете?

«Вот идиот, навыдумывал себе черте чего, даже классику приплел».

Саврасов ее отпустил. Холодкова пробыла в дамской комнате максимально долго, она осторожно выглянула в коридор, он был пуст, и значит, путь к бегству свободен.