Саврасов вошел в холл, из всего многообразия в его руках осталось всего одно мороженое, фисташковое, судя по всему, это и будет его единственное развлечение.

— Buona sera, Costa.

Саврасов обернулся, женщина с голосом Киры приближалась к нему, шляпа мешала разглядеть ее лицо, она все же приехала. Ура.

— О, фисташковое, мое любимое.

Кира забрала из его рук последний рожок с мороженым.

— Веди меня в номер. Ты что окаменел.

Она слегка приподняла голову и полы шляпы приоткрыли лицо, стало видно ее подбородок, губы и кончик носа, но вот глаза он так и не смог разглядеть. Черт бы побрал эту шляпу. Но ничего в номере он ее снимет и зашвырнет подальше.

Они поднялись в свой номер, он хотел ее обнять, но она умело вывернулась. Она разглядывал номер, придерживая эту чертову шляпу, рассматривала потолки, потом вышла на террасу и долго любовалась видом вечерней Флоренции.

— А ты столик заказал?

— Да. Заказал. Через час нас там ждут.

— Замечательно, я как раз успею распаковать вещи.

Она потащила свой чемодан в гардеробную. Саврасов ушел на террасу. Все было как всегда, он надеялся на одно, а получал совершенно другое.

— Я готова.

Кира в очередной раз переоделась, черное платье на тонких бретелях ниспадало до пола, волосы были уложены в высокую прическу и концы были слегка подкручены, что-то кружевное покрывало ее голову, легкое движение рукой и кружево вуали спрятало от него ее глаза.

— Идем? Или ты не готов?

— Пошли.

Голос Саврасова был холоден, и Кира не поняла, чем была вызвана такая холодность. Такси они прождали в молчании, в молчание добрались до отеля, так же в молчании поднялись на крышу отеля, где располагался ресторан Terrazza Brunelleschi, окружающий вид был прекрасен Санта-Мария-дель-Фьоре, Кампанелла Джотто, всё это было подсвечено и становилось ещё загадочней и притягательней, город стал волшебным замком с тысячей свечей. Они сделали заказ, и опять молчали. Тихая музыка и слегка хрипловатый голос певца заполнили зал. Кира смотрела вокруг, Саврасов смотрел в сторону, но ничего не видел, его не интересовала окружающая красота. Молчание стало невыносимым. Почему вдруг такой замечательный вечер, стал ледяным и безразличным.

— Коста, все нормально?

— А что должно быть не нормально?

— Ты странный. Я тебе помешала? Не надо было приезжать?

Он молчал. Что он злится?

— Зачем?

— Что зачем?

— Этот маскарад, здесь нет никого, кто тебя знает, или я тебе до такой степени противен, что ты видеть меня не хочешь?

— Коста, что ты себе навыдумывал?

Он уже себе однажды навыдумывал, даже классиков приплел, и ошибся, может он и сейчас ошибается.

— Я хочу видеть твои глаза.

— И всего-то?

Кира убрала вуаль и насмешливо на него взглянула.

— И из-за этого ты разозлился? Просто я люблю шляпки, и мне редко выпадает шанс в них блеснуть.

Что-то рядом грохнуло, и Кира не сразу поняла, что это официант открыл заказанное шампанское. Саврасов забрал бутылку и разлил напиток сам.

— Прости.

— Прощу, у меня пока хорошее настроение, но в следующий раз ты так легко не отделаешься.

— Оштрафуешь?

— Это для тебя слишком просто, я придумаю что-нибудь этакое.

— Даже страшно.

— Бойся, мы ведь на территории где господствовала святая инквизиция. Проповедовал Савонарола, сжигались книги.

— Тебя бы, наверное, сожгли, ты же ведьма.

— Интересно почему?

— Ты меня околдовала.

— Ты сам себе все навыдумывал, у тебя слишком богатая фантазия. Колдовать я не умею, а вот очаровывать могу, когда мне это надо и когда надо могу разочаровывать.

— С каждым моим разочарованием я всё больше тобой очарован, это колдовство.

Кира пригубила шампанское, тарелки с едой таинственным образом появились перед ней, она с удивлением обнаружила, что и соседние столики уже заняты. «Флоренция, он, я, это действительно колдовство, и пусть оно будет, всего шесть дней колдовства, оно останется здесь и больше не повторится, но пусть оно будет!».

— Пойдем, потанцуем.

— Здесь не танцуют.

— Это тебя останавливает?

— Нет. Но ты же всегда соблюдаешь правила?

— Я знаю одно правило, если я хочу танцевать, я танцую.

— Тогда идем.

Саврасов вывел ее к сцене и прижал к себе, Кира не сопротивлялась, не нужно было держать рамку, не было его или ее пространства, было общее пространство, пространство, где они были вдвоем. Певец теперь пел только для них, музыканты играли только для них. Как чудесно, что можно ее просто обнимать, как чудесно, что можно к нему просто прижаться. Несколько пар присоединились, но для Киры и Константина это не имело никакого значения. Мелодия изменилась, и Кира тихо прошептала «румба». Он танцевал и впервые забыл о том, что нужно следить за ногами, все было легко, только он и она, только они и движения, единые, прекрасные движения, они не сбились, они не могли ошибиться, они слишком давно танцевали этот танец, и многие до них его танцевали, румба танец любви. Непонятные звуки вернули их в действительность, аплодисменты, вот что их заставило вернуться. Кира поблагодарила певца и музыкантов и, таща за собой Саврасова, вернулась к столику. Потом они опять танцевали, удары часов известили о том, что уже час ночи.

— Пойдем, Коста. Я устала.

— Хорошо.

Такси быстро домчало их в гостиницу. А дальше он нес ее на руках, он и в номере все никак не хотел ее опускать.

— Опусти.

— Ты же устала.

— Но ноги-то у меня не отсохли.

Саврасов аккуратно усадил ее на край кровати, а сам встал на колени рядом, осторожно снял с ее ног туфли и стал нежно массировать ступни.

— Это конечно приятно, но я не ради массажа сюда прилетела.

— Ради шляп?

— Да, но не только.

Саврасов сел рядом, его пальцы проникли под бретельку платья и спустили ее с плеча, он легко коснулся губами ключицы.

— А ради чего ещё?

— Кто-то когда-то угрожал мне, что я буду его любовницей.

— И кто бы это мог быть? Кто мог тебе угрожать?

Вторая бретелька соскользнула, и платье спустилось до пояса. Кира встала, и платье черной шелковой лужей растеклась у ее ног.

— Вот и я думаю, кто?

Кира отошла от кровати, Саврасов несколько мгновений полюбовался ее бельем, кружевное творение с множеством крючков и лент. Его терпения не хватит, чтобы расстегнуть все эти крючочки, развязать все эти ленточки…или хватит…

Кира проснулась и села в кровати, она была одна в этой громадной постели, встала, посмотрела по сторонам, убедилась, что рядом никого нет, и поддалась искушению попрыгать на этом ложе. Прыгалось хорошо, как в детстве. Платье так и валялось рядом с кроватью, а несчастное бюстье оставалось только выкинуть, терпения Косты. Холодкова подобрала вещи и пошла в ванную. Как не хотелось ей полежать в горячей воде, она ограничилась душем. Завернутая в огромный гостиничный махровый халат, и почему они всегда такие громадные, она пошла на поиски своего любовника. Халат сползал и топорщился, но почему-то сегодня ей хотелось быть именно в этом сползающем махровом хитоне. В гостиной Саврасова не было, Кира распахнула шторы, и яркий солнечный свет ударил ей в глаза, щурясь, она все же нашла ручку и открыла дверь на террасу. Саврасов был там.

— Что не разбудил?

— Ещё рано.

Кира взяла его чашку с кофе и сделала небольшой глоток.

— Сахара как всегда не пожалел. Давно проснулся?

— Не очень. Завтракать будешь?

— Да. Что-нибудь на твой вкус и обязательно капучино.

— Хорошо.


Кира подошла к балюстраде и стала любоваться видом. Она не слышала, как Саврасов вернулся на террасу, поэтому, когда он оказался рядом, вздрогнула от неожиданности.

— Какие планы на сегодня?

— Сегодня небольшая программа — Сан-Лоренцо, Санта-Мария-дель-Фьоре, прогулки по городу, что успеем, я же не знаю твоих возможностей, может ты сразу начнешь ныть.

— Не начну, это ты ещё будешь молить о пощаде.

— Увидим. Синдром Стендаля ещё никто не отменял.

— Чего?

— Того, психосоматическое расстройство от переизбытка прекрасного, это состояние было описано Стендалем, именно здесь во Флоренции он был ему подвержен, искусство по-разному влияет на людей, кого-то оставляет равнодушным, а кого-то лишает разума.

— Мы же уже выяснили, что я псих, а дважды сойти с ума невозможно.

— Все в этом мире возможно.

Кира села за столик и принялась за завтрак.


Холодкова надела хлопковое платье-рубашку, волосы убрала под косынку, босоножки на небольшой танкетке, сумка с фотоаппаратурой и небольшая сумочка, перекинутая через шею наподобие почтовой, вот и все приготовления. Она не стала себя утруждать макияжем, только нанесла на кожу несколько капель оливкового масла, лучшее косметическое средство известное со времен Клеопатры, главное не переборщить, но излишки всегда можно промокнуть салфеткой. Холодкова ждала в гостиной своего экскурсанта. Саврасов облачился в футболку, джинсы и кроссовки. Кира подошла к нему и обняла, он даже слегка растерялся, но прижал ее к себе сильней. Ее руки пробежали по его спине вниз… И она отстранилась от него держа в руках его бумажник.

— И что у мужиков за привычка держать кошелек в заднем кармане? Там могут находиться только пальцы рук.

— Украдут, так украдут.

— Лапотник последние, что ты должен доставать.

— Где ты таких слов набралась?

— А ты думаешь, мои клиенты сплошь аристократы или высокообразованные люди?

— Не думаю, я прекрасно знаю, в какой стране живу. Но от тебя такое слышать непривычно, не идет тебе жаргон.

— Я говорю те же слова, что и мой учитель по личной безопасности, бывший вор. Постараюсь «фильтровать базар».

— Постарайся.

Кира открыла бумажник и просмотрела его содержимое, вытащила несколько банковских карт и немного наличности.

— Вот, этого достаточно. Я не хочу провести вечер, обзванивая банки и блокируя все твои сто двадцать две карты.

— Как с тобой непросто.

— А кто-то тебе обещал другое?

— Никто. Только давай мороженое купим.

— Хорошо.


Солнце било в глаза и как не сопротивлялся Саврасов, все же пришлось надеть солнцезащитные очки. Кира щебетала рядом, рассказывая об улицах, памятниках, людях. Константин наблюдал за ней. Здесь, в этом городе, в этой стране, она было совсем другой, открытой, для нее престали существовать все условности, все правила, она словно освободилась из футляра. Пока они стояли в очереди за мороженным, Кира успела поучаствовать в каком-то споре, смысл он его так и не понял, но он был удивлен поведением Холодковой, она также яростно жестикулировала и эмоционально говорила, как и ее оппоненты, словно стала итальянкой. Такой он ее никогда не видел, в Москве она всегда была холодна и сдержана, в Бельгии — учтива, но открытой он увидел ее только здесь во Флоренции. А самое чудесное было то, что они могли целоваться, когда им захочется, просто идя по улице, и никто не будет на них смотреть как на ненормальных и укоризненно говорить «Ладно молодежь, а вы-то куда», и он этим беззастенчиво пользовался.

— Ну что, пойдем, навестим Лоренцо Великолепного.

Несмотря на ранний час, у касс уже толпились туристы, желающие узреть творения великих итальянцев Донателло, Брунеллески, Микеланджело. Кира показала на входе какую-то магическую карту и их пропустили без билетов.

— Что это было?

— Я член ИКОМОС, со мной очень выгодно путешествовать по Европе, в большинство музеев у меня карт-бланш, ещё у меня есть право водить группы туристов и быть экскурсоводом, а вчера я договорила о фотосъемке.

— И что по любому музею меня сможешь провести как гид?

— Нет, мало что знаю, я ведь не профессионал. Только давай начнем сразу с Новой сакристии, пока там никого нет, в тишине и покое насладимся гением Микеланджело.

— Я в полной твоей власти.

Он шел за ней, а она его уверено вела. Минуя Капеллу Принцев, они прошли в Творение Микеланджело.

— А сейчас я нагло буду навязывать тебе свое мнение. И тебе придется соглашаться с ним, и даже если оно тебе не по душе меня это мало волнует. Микеланджело начал работы по заказу Папы Климента VII дабы увековечить Медичи, к коем Папа и относился, как продолжение усыпальницы для остальных Медичи, но Великий Микеланджело сделал по другому. Здесь нет места для других, только для Лоренцо и Джулиано. Хотя если верить путеводителям, все это было сделано для бесславных потомков Лоренцо Великолепного, которые стали первыми Герцогами Тосканскими.