Лорел обнаружила, что легкость, с которой она лгала в курортном зале, сейчас исчезла, но ее избавило от ответа появление миссис Пруитт, экономки, которую Лорел встретила, когда вошла в дом. Она была довольно молода, ее темно-каштановые волосы были гладко зачесаны и собраны в строгий пучок, а мелкие, невыразительные черты ее лица Лорел тем не менее находила приятными.

Быстрыми ловкими движениями миссис Пруитт поставила на ночной столик поднос.

— Что-нибудь еще, мэм?

Леди Фэрмонт поблагодарила ее и отпустила. Следом за экономкой вышли в коридор и другие слуги.

— О, какой божественный запах! — Лорел сняла серебряные крышки с блюда горячих лепешек и маленьких сандвичей.

Графиня отломила кусок лепешки и сунула в рот.

— А какой вы любите чай? — Лорел взяла чайник.

— Два кусочка сахара и капля сливок. Спасибо, дорогая.

Осторожно вложив чашку с блюдцем в ослабевшие руки леди Фэрмонт, Лорел смотрела на графиню, надеясь, что та не обожжется горячим чаем. Ее глубоко огорчала мысль, что рядом не оказалось родных, которые могли бы лучше позаботиться о больной женщине, чем слуги. Да и она сама познакомилась с леди Фэрмонт всего лишь несколько дней назад.

— У вас разве нет родственников где-нибудь неподалеку? — осторожно спросила Лорел. — Кого-нибудь, за кем мы могли бы послать?

Леди Фэрмонт покачала головой:

— У меня есть две дочери, обе сейчас находятся за границей со своими семьями. В прошлом году умер мой сын. Мой пятилетний внук, Джозеф, унаследовал титул Фэрмонтов. Однако этот дом принадлежит мне, — подчеркнуто добавила она, как будто кто-то мог усомниться в этом.

Она со стуком поставила чашку на блюдце.

— Конечно, я всегда считала Эйдана вторым сыном. Он и его мать провели много счастливых дней здесь со мной. Я страшно по ней скучаю… — С затуманившимися глазами она смотрела на пар, поднимавшийся над чашкой. Когда она снова подняла глаза, на ее лице светилась улыбка. — О, могу рассказать вам такие истории. Он был неуправляемым шалуном, этот мальчик, и к тому же сорвиголовой. Вы никогда не встречали такого. Однажды он решил поиграть в канатоходца на перилах каменной балюстрады под окном моей гардеробной. Боже мой, я думала, что потеряю его.

— Что же случилось? — Лорел были хорошо знакомы опасные детские проказы. Шалуньей была Холли. Она слишком высоко взбиралась на деревья, слишком быстро ездила на пони. — Он упал? Сильно пострадал?

— Ваша забота о моих молодых родственниках очень трогательна, миссис Сандерсон.

В дверях появился Эйдан и с улыбкой смотрел на них. Он сбросил сюртук и оставался в сером блестящем жилете, который выгодно подчеркивал его мощные плечи и четкие линии мышц его тела. Бежевые бриджи для верховой езды обтягивали его стройные бедра. При виде его все в Лорел затрепетало от мысли, что тело этого мужчины состоит только из мышц. Она попыталась отвести от него глаза, но не смогла.

В ответ его взгляд смягчился.

— В тот день я не пострадал, — сказал он. — Моя мать терпеливо уговаривала меня спуститься. Затем она поручила груму леди Фэрмонт познакомить мою заднюю часть с гибким концом лошадиного хлыста. По-моему, мне тогда было лет шесть.

— Да, и, насколько я помню, порка принесла мало пользы, — сказала графиня.

— О… — чуть дрогнувшим голосом произнесла Лорел. Она пыталась представить этого очень большого, очень крепкого мужчину маленьким шаловливым ребенком. Ей это не удавалось, она не видела его иным, кроме как сильным властным графом, каким он впоследствии стал.

От этой мысли восхитительное и запретное тепло разлилось по ее телу.

— Я пришел сказать, что приехал доктор Бейли, — сообщил он. — Позвать его сюда?

— Тьфу! — Леди Фэрмонт рассердилась. — И какой ненормальный вызвал его?

— По-моему, это был лорд Манстер, — вспомнила Лорел, — но по нашему настоянию. Вам сделалось плохо.

— Действительно. — Эйдан выпрямился, занимая весь дверной проем. — Вы же не собираетесь сейчас упрямиться, правда?

Графиня вздохнула:

— Просите его.

Спустя несколько минут тихий стук в открытую дверь оповестил о прибытии доктора Бейли. Его вид внушал уверенность, что леди Фэрмонт получит всю необходимую помощь.

Графиня попыталась сопротивляться.

— Уверяю, не было никакой необходимости из-за меня тревожить вас. Как видите, обо мне прекрасно заботятся.

— Но, леди Фэрмонт, — шепнула Лорел, — не забывайте, что вы потеряли сознание. — Краем глаза она заметила, как доктор Бейли старался сдержать усмешку, ожидая, когда ему наконец разрешат подойти к постели.

Графиня вздохнула и откинулась на подушки.

— Ладно, придется довериться специалисту. Но никаких пиявок. Терпеть не могу этих отвратительных существ.

— Я полностью с вами согласна, — Лорел встала. — С вашего позволения, леди Фэрмонт, я подожду в гостиной.

Графиня кивнула, а затем порывисто схватила Лорел за руку.

— Мне бы хотелось, чтобы мы не были друг с другом так сдержанно вежливы. Называйте меня Мелиндой, а я, если можно, буду называть вас Лорел.

Удивительно, как согрели душу Лорел эти слова. Смутное воспоминание шевельнулось в ее памяти. Нежная рука, обнимающая ее, сладкий запах духов, звук спокойного голоса. Ее мать? У нее сжалось горло, и слезы подступили к глазам.

— Я была бы счастлива. — Лорел погладила руку графини и пообещала вернуться, как только доктор закончит осматривать ее.

В тяжелой тишине гостиной она стояла у высоких арочных окон, выходивших в парк. Погода ухудшилась, и мелкий дождичек, подгоняемый ветром, стучал по дубам, стоявшим по обе стороны подъездной дороги.

Вздохнув, Лорел отвернулась от окна, жалея, что не попросила экономку зажечь одну или две лампы. Всего лишь несколько минут назад, казалось, в этом не было необходимости, но небо потемнело, приобрело холодный серый металлический цвет. Как быстро все могло изменяться.

— Как она?

Прижав руку к горлу, Лорел обернулась. В сумеречной глубине комнаты вырисовывалась фигура лорда Барнсфорта, поднявшегося с вольтеровского кресла. Тени скрывали большую часть его лица, но несмотря на это, ее сердце забилось при виде его, когда она подумала, что находится наедине с ним в этой темной от дождя комнате.

— Вы напугали меня. — Чувствуя удары сердца, она прижала руку к груди. — Я думала, вы внизу. Почему вы не заговорили со мной, когда я сюда вошла?

— Мне показалось, вы погружены в свои мысли. Я не хотел мешать вам.

Он направился к ней. В тусклом свете складки на его лице казались глубже, а в выражении глаз и губ была таинственность.

— Как себя чувствует Мелинда?

Лорел ответила не сразу. Она потеряла не только способность соображать, но и голос. Стучавший в окна дождь бросал тени на его фигуру, и стоявший рядом мужчина казался бестелесным, неземным. До сих пор она видела его только в обществе — блестящего, вежливого, утонченного. Даже накануне вечером, невзирая на соблазнительный характер их встречи на веранде, она все еще ощущала какую-то… безопасность. Убежище.

Так должно было бы быть и сейчас. Они стояли в гостиной графини, в доме, полном заботливых слуг, которые могли в любую минуту войти и спросить, не нужно ли им чего-нибудь.

Но в коридоре не слышалось шагов, а графиня лежала в своей постели в одной из отдаленных комнат. А здесь из тени появился этот мужчина с широкими, скрытыми под полотняной рубашкой и шелковым жилетом плечами, говорящими о его силе.

Он прошел мимо клавесина, на деревянных панелях которого были изображены одетые в шелк аристократы и пасторальные сцены. Он не был похож на них — ни красотой, ни хорошими манерами, ни… кротостью. Он не был человеком, которым можно управлять и сдерживать правилами или обычаями.

Ее бросало то в жар, то в холод, когда она вспоминала, что сказала леди Девонли о том, что он вышел на охоту и что он избрал ее, Лорел, своей добычей.

Он пробежал пальцами по черным клавишам инструмента, и звуки прорезали воздух. Она вздрогнула. По ее телу, откликаясь на звук, пробежала дрожь.

— Она чувствует себя лучше? — спросил он тихо, в тон дождю, стучавшему в окна.

Лорел с трудом собрала растерянные мысли.

— Я беспокоюсь за нее.

— Значит, вы не верите, что ее состояние вызвано тем, что она плохо позавтракала?

— Конечно, нет. — Она выхаживала своих сестер, когда те болели, достаточно часто, чтобы определить признаки и причины неожиданной слабости. — Я хотела бы надеяться, что объяснение такое простое, — уточнила она. Поколебавшись, Лорел спросила: — А вы пробовали эликсир?

— Нет. Я только собирался, когда Мелинда потеряла сознание. А вы?

— Даже не притронулась. Но это могло быть что-то иное. Никто больше не почувствовал себя плохо. А это означает…

— Что Мелинда по-настоящему больна. — У него сжалось горло, и в глазах показался страх. — Доктор Бейли весьма уважаемый здесь человек. За ней будет самый лучший уход.

Казалось, ему очень хотелось убедить самого себя. Сила его беспокойства поразила ее, и уже во второй раз за этот день она узнала в нем человека, который однажды рисковал вызвать гнев полицейских ради того, чтобы спасти ее. Неожиданно ей захотелось подойти к нему, успокоить, обнять, и она, сложив на поясе руки, крепко их сжала.

— Будем надеяться.

Он кивнул и указал в сторону залитых дождем окон:

— Кажется, вы застряли здесь на неопределенное время.

Она посмотрела на мокрые окна.

— Я не собираюсь уезжать, пока щеки Мелинды снова не порозовеют.

— Вы называете друг друга по имени. Приятно!

— Она ко мне очень добра.

— Она не так проста, как вам кажется. — Он рассмеялся, и его баритон вызвал у нее незаметную, уже знакомую ей дрожь. — Поверьте, Мелинду не назовешь доброй. Да, она самый справедливый человек из всех, которых я когда-либо встречал. Но рассердите, вызовите ее раздражение или просто покажитесь надоедливой, и она немедленно вычеркнет вас из числа близких людей.

Лорел не смогла сдержать улыбку.

— Охотно верю. А знаете, что мне в ней нравится больше всего? Отсутствие претенциозности.

— Согласен. Скажите мне, миссис Сандерсон, а вы такая же?

В его глазах были полулюбопытство, полунасмешка, от которых у нее перехватило дыхание, и она поспешила укрыться на ближайшем диване. Но только на очень короткое время, ибо он подошел и сел рядом с ней, его бедро коснулось ее бедра, и она вдохнула его мужской запах.

— Я чувствую, у вас есть тайна, Лорел. Почему? — По его насмешливой улыбке можно было судить, какими, должно быть, огромными стали ее глаза, как ясно была видна правда в этих расширенных зрачках. — Я хотел бы знать…

— Уверяю вас, моя жизнь была удивительно спокойной и бесхитростной. — Слова слетали с ее губ с неестественной быстротой, словно машинально. Но ее выдавало сердце. Без сомнения, он мог бы услышать его биение. Она сглотнула, отвела взгляд от его подбородка и скул, которые были так близко. — Во мне нет ничего, что могло бы вызвать интерес.

— Как сказать… Например, я знал Мелинду всю свою жизнь, но она никогда, ни разу, не упоминала вас. Так, скажите мне, как вы с ней познакомились?

— До приезда в Бат мы не знали друг друга. — Говорить правду было легко. Она помолчала, набираясь сил, разглядывая громоздкую мебель гостиной, прежде чем вспомнить свою легенду. — Моя мать была в Кенсингтонском дворце фрейлиной герцогини Кентской. Мелинда…

— Да, я знаю, она тогда была компаньонкой принцессы Софии. Так что ваша мать и Мелинда познакомились там.

— Не совсем так. Они служили во дворце в разное время.

Он наморщил лоб. В душе она проклинала своего собеседника за его расспросы и желала бы никогда не упоминать Мелинду, не попадать в эту опасную ловушку, в которую превратилась гостиная.

Если бы только Виктория предложила более правдивую историю! Но необходимо было объяснить тот факт, что никто в Бате или где-то еще в светском обществе никогда не слышал о миссис Сандерсон.

— Дело вот в чем. Мелинда и моя мать были знакомы с миссис Лехзен, бывшей гувернанткой королевы, — объяснила она, надеясь, что это удовлетворит его. — И это миссис Лехзен устроила так, чтобы Мелинда представила меня обществу здесь, в этом городе.

— Но почему именно в Бате? В наши дни есть столько интересных и приятных мест, которые стоит посетить.

— Но Бат такой красивый. Кроме того, здесь вы.

Чуть заметное движение брови показало ей, как прозвучало это заявление — совсем не как контрудар, как она намеревалась, а как будто он был той нитью, которая привязывала ее к этому городу. Как будто она искала его здесь.

— Я хотела сказать…