— Вы уверены, что не пострадали? — Когда она кивнула, он положил руку ей на бедро. — Я получил вашу записку. Что вы делали на площади?

— Ждала вас, — дрожащим, совсем не своим голосом ответила она. — У меня созрел план, мы оба должны были побывать на ужине у лорда Манстера. Я хотела осмотреть его комнаты или предложить вам это сделать. Он доверяет вам.

— Что вы собираетесь найти, Лорел?

— Документы. Украденные письма, что связывали… — Она заколебалась, следует ли признаться ему.

— Вы посылали за мной, — напомнил он. — Так будьте откровенны.

— Я доверяю вам. — Ее рука потянулась к его щеке. — Но есть определенные вещи, о которых я поклялась не говорить никому. — Она взяла чашку обеими руками.

Если бы он не знал больше, Эйдан бы поклялся, что она тоже на службе у Льюиса Уэскотта. Конечно, он не мог найти достаточной причины, заставившей министерство послать еще одного агента, тем более женщину, пренебрегая его собственным расследованием. Но она явно делала это для кого-то другого. Для кого? Пока лучше не спугнуть ее. Не торопиться с установлением истины.

— Хорошо, — кивнул он, — расскажите мне то, что считаете нужным.

Она, сжав зубы, боролась с собой еще несколько секунд. Затем сказала:

— Предполагается, что в руках Джорджа Фицкларенса находятся письма, написанные еще до войны… это переписка его отца с отцом Клода Руссо.

— Вильгельма и Андре Руссо? — Потрясенный тем, что ей это известно, Эйдан присел на корточки. Министерство находило преступной эту связь между Фицем и Клодом Руссо, а теперь Лорел лишь подтвердила это.

Боже милостивый, предатель-француз и бывший король Англии? Какой вред мог бы причинить Фиц, владея такими опасными документами!

Он, прищурившись, смотрел на нее:

— Вас послал сюда Льюис Уэскотт?

Она задумалась и покачала головой.

— Кто это?

Почему-то он поверил ей. Но как события этой ночи вписывались в общую картину?

— А что за мерзавец напал на вас? — спросил он. — Он имеет какое-то отношение к тому, что вы только что рассказали мне?

— Хотела бы я это знать. Я видела его только один раз — в тот вечер в театре.

— Вы хотите сказать, до того, как я нашел вас в коридоре за ложами?

Новая волна страха охватила ее, когда она кивнула.

Неожиданно вспомнив о перстне, который был найден на площади, он достал его из кармана.

— Эта штука может помочь нам узнать, кто этот человек.

Лорел взяла у него перстень и поднесла к огню, горевшему в камине. В тяжелое золотое кольцо был вставлен оникс с инкрустированным золотым гербом, на котором был изображен щит, поделенный пополам, с лилией на одной половине и короной на другой.

Лорел замерла.

— Мне знаком этот герб.

Прежде чем он успел спросить ее, она извлекла из-под корсажа изящную золотую цепочку, ту самую, которая не раз возбуждала его любопытство. На ней висело что-то похожее на золотую медаль с тем же, что и на перстне, гербом.

— Насколько я помню, я всегда носила ее. Видите ли, это память о моем детстве. Когда я была ребенком, то прятала эту вещь как самое ценное сокровище. Думала, что оно связывает меня с моим прошлым и моими родителями. Как мог этот человек носить кольцо с таким же изображением?

— Вы помните что-нибудь из того, что он сказал вам?

— Нет. Он говорил по-французски. Я никогда толком не учила этот язык. Мы говорили на латыни, по-немецки, немного по-гречески.

Эйдан сел на диван рядом с ней, вынул из ее рук чашку и поставил на стол. С нежностью обнял ее.

— Все хорошо, Лорел. Я здесь. Вы в безопасности. — Он погладил ее по голове и поцеловал ее волосы. — Вам нечего бояться, клянусь.

Но он горел желанием узнать, что скрывалось под ее растерянностью.

То, что она настаивала на том, что нападавший говорил по-французски, снова навело его на мысли об Анри де Вере. Тот, естественно, был французом, но за годы его английский стал почти безупречным. До того как негодяй повернулся и сбежал, Эйдану удалось мельком увидеть его лицо, и этого было достаточно, чтобы убедиться, что это не де Вер, но сходство удивляло.

— Кем бы ни был этот человек, — сказала Лорел окрепшим голосом, и взгляд ее прояснился, — он что-то знает о моем прошлом.

— О чем же?

— Видите ли, когда я была маленькой, случился пожар, огонь погубил моих родителей и разрушил наш дом. — Она глубоко задумалась. — Он сказал что-то о пламени… Он… так злился. — Она дрожала, стуча зубами, но когда Эйдан хотел снова обнять ее, девушка уклонилась. — Я знаю его, Эйдан.

— Откуда?

— Из моих ночных кошмаров.

Отложив в сторону перстень, он гладил ее по спине, стараясь согреть. Несмотря на близость камина, ее кожа была холодной как лед. Он поднес чашку с чаем к ее губам и заставил выпить. Он понимал, что она дрожала не от холода, а от страха, охватившего ее до самой глубины души, и чувствовал себя бессильным чем-либо помочь ей — только обнимал и шепотом успокаивал.

Наконец, казалось, она пришла в себя, прижавшись к его плечу. От этого по-детски трогательного жеста у него сжалось сердце. Но в туже минуту Лорел подняла голову. Ее глаза были расширены и полны страха.

— А если бы он ранил вас? Вы смогли отогнать его, но на вашей стороне была неожиданность. В следующий раз ее может и не быть. — Она начала освобождаться от его объятий. — Я не хочу такого риска.

— Перестаньте! — Он еще крепче обнял ее, и она перестала сопротивляться.

— Я могу позаботиться о себе сам. И не только неожиданность отпугнула этого прохвоста.

Она больше не сопротивлялась, и на ее губах засветилось что-то похожее на улыбку.

— Да… да, я понимаю. Даже вчера вечером эти негодяи взяли над вами верх только потому, что их было двое. — Она изучающе смотрела на него, чуть приоткрыв влажные губы. — Вы ведь не совсем обыкновенный человек, правда?

— Вы мне льстите, миссис Сандерсон.

Она облизнула кончиком языка дрожавшую нижнюю губу, и как камень за камнем разрушается стена, так ее уловки, хитрости, которыми она прикрывалась, спадали с нее. Передним оказалась ранимая, перепуганная молодая женщина, нуждавшаяся в нем и пробуждавшая инстинкт покровителя, полностью овладевшая его сердцем.

— Эйдан, — прошептала она. — Я…

Он наклонил голову и поцеловал ее, намеренно не давая ей произнести то, в чем она могла бы ему признаться. И не потому, что он не хотел это знать. Очень хотел. Но к чему слова, когда он обнимал ее так крепко, что чувствовал, как бьется ее сердце. Ибо как бы долго ни продлился этот момент, он не желал ни за что на свете прервать этот треск в камине, ее учащенное дыхание и легкое прикосновение ее губ к его губам.

Ее молчание, казалось, подтверждало, что он вел себя, наверное, чересчур напористо, но прикосновение ее пальцев к его подбородку и ее губ к его губам говорило об обратном. Он открыл глаза и тут же закрыл их. Лорел запустила пальцы в его волосы и поцеловала долгим горячим поцелуем, в котором уже не чувствовалось ни страха, ни смущения, а лишь отражалось взаимное желание, которое требовало удовлетворения.

Страсть налетела на него, как ураган на равнину, не встречая препятствий, — никаких тайн, никаких страхов, никаких светских барьеров. Возбужденный, он возжелал ее сильнее, чем любую другую женщину, которую когда-либо хотел! Его романы с тех пор, как он поступил на службу, были отчасти романами придуманного им человека, который якобы ищет свое призрачное счастье. А ведь призраки обычно неуловимы. При всей своей загадочности Лорел была первой женщиной, которая внушила ему убеждение, что они не призраки, а живые люди и по-настоящему нужны друг другу.

Но даже упиваясь близостью с ней, он чувствовал, что никогда не насытится. Проникая языком в ее раскрытые губы, он познавал ее и наслаждался ею. Он накрыл ладонями ее груди, сквозь платье нащупал соски и возбуждал ее, лаская каждый, пока они не отвердели. Желания возрастали, он гладил ее стянутое корсетом тело, ощущая восхитительную выпуклость ягодиц. Приподняв ее, он подставил ладони под эти мягкие округлости и удивлялся: как может существовать такое совершенство.

Несколько шпилек выпали из ее волос, и они упали на ее плечи, окутав ее шелковым золотистым облаком. Он зарылся в них лицом и усадил Лорел на колени. Все ее существо было готово отдаться ему.

Решится ли он?

Он просунул руку ей под юбки и гладил шелковистую кожу до колена, наслаждаясь изящным изгибом ее ноги. Ненасытный, он целовал ее лицо, шею и ниже — до ложбинки между грудями.

— Лорел, я хочу вас! Вы знаете это. Но я хочу большего, чем поцелуи и робкие тайные ласки. Мой единственный вопрос — вы согласны?

Она дрожала от прикосновений его губ к ее груди.

— Я хочу, чтобы ваши руки ласкали меня. Всю. Все мое тело.

— Вы в этом уверены?

— О да.

Он поднес ее руки к своим губам и поцеловал их, затем перевернул их ладонями вверх и вновь горячо поцеловал.

— А в ответ вы будете ласкать меня, или вы боитесь?

Неуверенность и радость блеснули в ее глазах, а щеки вспыхнули от лихорадочного возбуждения. Прикусив нижнюю губу, она медленно начала раздевать его, расстегивая пуговицы на жилете, развязывая шейный платок, распахивая его рубашку.

С каждым легким прикосновением ее рук его страсть возрастала, но он сидел не шевелясь, отдаваясь в ее руки и погружаясь в темное блаженство эротического наслаждения. Наконец, когда она сняла с него рубашку и наклонилась, чтобы поцеловать его оголенную грудь, его мышцы напряглись, а кровь вскипела.

Под натянувшимися бриджами было видно, как она пульсирует в его плоти. Лорел заметила это, и искреннее удивление в ее глазах пробудило ту часть его совести, которая обычно становилась инертной. Какой же невинной она казалась! Но при робком прикосновении ее пальцев, хотя и через ткань, у него перехватило дыхание, и мысли о своей вине исчезли. Он снова схватил ее торопливо, грубо, а она только вскрикнула и откинула голову, подставляя ему губы. Он целовал, ласкал ее, заставляя извиваться и все сильнее прижиматься к нему. Боже, она была прекрасна! Невинна, да, и в то же время бесстыдна и распутна, как падший ангел.

Что же, черт побери, ему делать с ней?

Он колебался пару мгновений, отсчитанных каминными часами, и принял решение, которое казалось ему неизбежным. Он сгреб ее в охапку и, скрипнув зубами, понес в соседнюю комнату. В свою спальню.


Глава 19


Лорел знала, что должна сопротивляться и прекратить это безумие, пока еще окончательно не утратила власти над собой.

Слишком поздно.

Мысли и желания перепутались, позволяя чувственности заглушить предостережения Виктории и страх перед возможным осуждением общества, но ее тело неукротимо жаждало чувствовать Эйдана, познавать его, слиться с ним в самом интимном соединении.

Камин был и в этой комнате, и густой желтоватый свет падал на стены, драпировки и массивную кровать с тяжелым пологом. Эйдан остановился возле нее и поставил Лорел на пол. Обнимая ее, прижимал так, что она ощущала его возбужденную плоть.

Затем он начал расстегивать пуговки на ее спине, не спеша раздевал ее. Она чувствовала его горячие поцелуи на своих руках и плечах… лодыжках и бедрах… на животе и, наконец, на груди. Все это время он не выпускал ее из объятий, так сильно привлекая к себе, что она, стоя перед ним обнаженной, чувствовала себя защищенной и бесстрашной.

Он с нежностью целовал ее, отвечая на ее легкие жаркие поцелуи, разжигая в ней пламя страсти. Дрожь пробегала по ее телу, когда он языком ласкал ее груди, отяжелевшие от желания.

Он взял в губы ее сосок, и неожиданно весь ее мир исчез. Ее тело отзывалось на его ласку, колени подгибались, и она тихо вскрикнула.

Эйдан отступил и выпрямился. Мерцающий свет камина придавал больше выразительности его чертам. Дрожа от нетерпения, она ждала, зачарованно глядя, как он снимает и швыряет в сторону сапоги. Не спуская с нее глаз, он медленно расстегивал бриджи.

Потом отбросил последнюю одежду. Перед ее глазами куда-то поплыла комната, и он становился центром ее мира, ее существования. Большой и крепкий, этот мужчина был единственным, что она четко видела в кружившейся вокруг них вселенной. Она опустила глаза на гордо поднявшуюся часть его тела. Такая мощь, такая сила! Ее тело хотело чувствовать его внутри себя.

Его глаза хищно блеснули, он подошел к ней, и ее бросило в жар при предвкушении его прикосновения. Мускулы на его груди подергивались, черты лица застыли от сдерживаемых эмоций. Он взял в ладони ее лицо и поцеловал. Они не прикасались друг к другу, только губы соединяли их и щекочущее ощущение его волос на ее сосках.