Или он просто хотел сказать, что не любит ее, не любит достаточно сильно?

Еще одна мысль пришла ей в голову.

Этим утром она получила записку от Джорджа Фицкларенса, выражавшего свое великое разочарование от того, что она накануне не посетила его суаре, и высказывавшего искреннюю надежду, что она не испытывает недомогание, которое продолжало бы лишать его удовольствия пребывания в ее обществе.

О Боже. Не приехал ли он с визитом вежливости?

— Он назвал свое имя, Салли? — спросила она.

— Нет, мэм. Но он очень элегантный молодой джентльмен, не сомневайтесь, мэм.

Эйдан. Ну конечно, кто же еще? Она отступила на шаг и оправила муслиновое платье, которое надела, когда вернулась утром домой.

— Я хорошо выгляжу?

— Прелестно! Свежи, как цветочек, мэм.

Лорел провела рукой по заплетенным в косы и уложенным на затылке волосам.

— А прическа?

— Тоже хороша. — Салли присела. — Пойду и приготовлю чай для вас и вашего гостя, мэм.

Держась за перила, Лорел спустилась на нижний этаж, где осторожно заглянула в дверь гостиной. Она надеялась сначала взглянуть на Эйдана, попытаться определить, в каком он настроении, и догадаться, с какой целью пришел к ней.

Гость стоял спиной к ней, опираясь рукой о каминную полку, и смотрел в холодный камин. Было достаточно одного взгляда на его позу, плечи, чтобы она поняла его беспокойство и в ней проснулись мрачные предчувствия.

Эйдан оглянулся и увидел, что она подглядывает за ним.

— А вот и вы. Входите и закройте за собой дверь, пожалуйста.

Сердце у нее дрогнуло, и она подчинилась.

— Вы мне нужны, — заявил он.

Эти слова проникли к ней в душу и подбодрили. Так не поэтому ли он был таким суровым и обеспокоенным? Потому что пришел именно по тем причинам, как она и надеялась? Протянув руки, она бросилась к нему.

— Да, Эйдан, слушаю вас. — «Просите у меня все, чего хотите».

Он взял ее за руки. Как будто впервые увидев его, она была снова поражена тем, как он красив, как широкоплеч и как дивно сложен, словно созданный талантливым скульптором. В эту минуту она не могла бы ему в чем-то отказать.

— Лорел, — торопливо заговорил он, — через три дня Фиц будет в своем доме праздновать день рождения сестры. Я бы не обратился к вам, если бы это не было таким важным. Но он увлечен вами, и я думаю, вы обладаете властью заставить его сделать то, что мне требуется.

— Отвлечь его? — О, это было так далеко от того, чего она ожидала. Кровь бросилась ей в голову, шум в ушах заглушил его дальнейшее объяснение, а безжалостное разочарование вынудило ее опуститься на ближайший стул. И уже не помогло то, что он говорил дальше, и опустился перед ней на колени или то, как он взял ее за руку. Так делают предложение. Только это не было предложением руки и сердца. Ее пальцы дрожали, и неимоверным усилием она заставила их замереть.

— Я хочу отыскать те документы, о которых вы говорили, и мне нужно чем-то занять Фица на некоторое время, чтобы он не заметил мое отсутствие среди его гостей. Это была ваша идея, Лорел, если помните?

— О… да. Конечно. — Казалось, что прошла целая вечность с тех пор, как она придумала этот план довериться Эйдану и действовать вместе с ним. Но… так много всего произошло с тех пор.

Для нее, возможно. А для него это было обычное дело. Он пришел не затем, чтобы ответить на страстные желания ее сердца. Он говорил рассудительно, ясно, руководствуясь в своих поступках жесткой логикой.

Сквозь непрестанный шум в ушах она невнимательно слушала о том, какую роль он отводил ей в своем плане, пока он не произнес слова, проникнувшие в ее сознание.

— Так вы хотите, чтобы я флиртовала с ним?

— Недолго, чтобы у меня было время осмотреть две комнаты в его доме, кабинет и спальню, где он, возможно, хранит такие бумаги.

Резкий, с ноткой горечи смех сорвался с ее губ. Казалось, завершился круг, пройденный ею, и она вернулась в ту ночь, когда Виктория обратилась к ней со своей особой просьбой. Кроме этого, многое еще произошло с тех пор. Она уже не была той наивной беспечной девушкой, как раньше. Ее пребывание в Бате разрушило ее представление, что все в мире делится на черное и белое, на добро и зло, и показало всю сложность человеческого существа, в котором сплетались сила и слабость, добродетели и пороки. И еще она поняла, что флирт не был ни искусством, ни игрой, а чаще всего безжалостной манипуляцией чувствами, в том числе и ее собственными.

И теперь человек, воплощавший ее надежды, таившиеся в самой глубине ее души, хотел вытолкнуть ее на сцену, где она сыграла бы свою роль, поощряя, а затем отвергая ухаживания другого мужчины.

Ирония заключалась в том, что в любую секунду хлынувший поток эмоций угрожал заставить ее разразиться неудержимым смехом или слезами.

— Если вы не желаете, я вас пойму. — Он кончиками пальцев погладил ее под подбородком. — Но я думаю, что вы не только согласитесь, но и будете настаивать на желании помочь. Вас прислали сюда, чтобы разузнать о Фице. Я пока не буду спрашивать для кого, но охотно помогу вам выполнить эту задачу.

Конечно, он не будет спрашивать. Это вызвало бы и у нее подобные вопросы о нем самом, и тогда он был бы обязан довериться ей и раскрыть свои секреты.

А к этому, очевидно, он не был готов.

— Я приехал сюда прямо из Фенвик-Хауса, — сказал Эйдан. — Мелинда снова больна, но продолжает верить в целебные свойства эликсира Руссо.

При упоминании Мелинды Лорел смахнула слезу и повернулась к нему.

— Вот как? Я должна сейчас же поехать к ней.

— Хорошо бы. Я уверен, она будет рада вас видеть. Но вы помогли бы ей больше всего, если бы нашли убедительные доказательства против Руссо. Даже если не эликсир причина ее болезни, то он удерживает ее от поисков более эффективных лекарств. Вы знаете, как она избегает обращаться к доктору Бейли.

Лорел кивнула. Собственные неприятности были забыты, ее больше беспокоило здоровье этой доброй и великодушной дамы.

— А вы верите, что письма, которые лорд Манстер украл у своего отца, могут содержать такие доказательства?

— Подумайте сами. Сначала он ворует эти письма и вскоре устанавливает близкую связь с Клодом Руссо — в чем он сначала признался, а потом отрицал. Они оба тесно связаны с павильоном для избранных, проектом, от которого за версту несет мошенничеством.

Лорел встала, стороной обошла его и задержалась около камина. Стоя к нему спиной, она собрала все силы, которые накопились за эти годы, когда она заменяла мать своим сестрам, когда снова и снова откладывала в сторону свои нужды и заботы, чтобы заняться их проблемами.

Она решилась.

— Чего бы вы у меня ни попросили, я все сделаю… ради Мелинды, только ради нее. Я ни за что на свете не стану смотреть, как ее обманывают и мучают.

— Я надеялся, что вы это скажете. Но я должен быть честным с вами, Лорел, речь идет о большем, чем деньги или здоровье людей. Член парламента по имени Роджер Бэбкок, вероятно, пожертвовал своей жизнью, разоблачая мошенничество с этим эликсиром. Если бы я смог найти связь между эликсиром, павильоном и складом на Броуд-Куэй, я бы узнал, кто был убийцей.

Он подошел к ней сзади так близко, что ощущение жара, исходившего от его тела, было почти мучительным.

— Я скорее отдал бы правую руку на отсечение, чем поверил, что это мог быть Фиц.

Лорел резко повернулась к нему.

— Нет, это не он. Мошенничество с деньгами, научное надувательство, да, он способен на то и другое. Но когда дело доходит до павильона, он загорается и совершенно искренен. Он смотрит на этот проект как на наследство, которое оставит миру. Он честен в желании добиться успеха.

— Это Фиц рассказал вам?

— Да. Он выглядел очень уверенным и… уязвимым.

— Тогда это означает, что ему есть что терять, если его планы не принесут плодов. А когда человеку предстоит утратить слишком многое, это становится непреодолимым мотивом преступления.

Джордж Фицкларенс — убийца? Когда она впервые приехала сюда, чтобы помочь Виктории, тогда было легко презирать его и желать его гибели. Теперь же, когда она узнала этого человека — как брата, друга, разочарованного несправедливостью королевского сына, — она жалела его и даже чувствовала к нему своего рода симпатию.

Нет, она не хотела, чтобы он оказался убийцей.

— Надеюсь, вы ошибаетесь, — сказала она.

— Я тоже так думаю. Возможно, через три дня мы так или иначе это узнаем.


— Все еще ковыляешь, старина? — Эйдан похлопал по плечу Джулиана Стоддарда, указывая на трость с серебряным набалдашником, которой молодой человек постукивал по обюссонскому ковру в гостиной Фица.

— Признаюсь, я уже привык к этой штуке. — Стоддард повертел тростью. — Придает утонченный вид, не так ли?

Даже стоя так близко друг от друга, они вынуждены были повышать голос, чтобы быть услышанными в шуме, стоявшем в комнате. Толпы гостей заполняли центральный холл и два салона поменьше, соединявшихся с гостиной.

Эйдан, приехав, сразу же обошел комнаты. Он не нашел Лорел и думал, здесь ли она или ее не будет. Возможно, в последнюю минуту она поменяла план, хотя ведь сама же его и предложила. За это время она подверглась нападению, а затем столкнулась с тайной своего происхождения. Возможно, она решила, что с нее хватит неопределенности и опасности.

И он не мог винить ее за это. Но даже если принять во внимание все причины, по которым она решила не участвовать в сегодняшнем заговоре, он был бы крайне удивлен, если бы она нарушила обещание приехать. Лорел не производила впечатления женщины, бросавшей начатое дело на половине.

Он продолжал искать знакомые лица. Отсутствие одного из них возбудило его любопытство.

— Что-то я не вижу здесь де Вера.

— Не мудрено, — сказал Стоддард. — Разве вы не знали? Он на днях уехал из Бата.

Эйдан насторожился.

— Когда же?

Тот пожал плечами:

— Вчера? Днем раньше? Не уверен.

Эйдан исключал вероятность того, что на Лорел напал именно де Вер, но неожиданный отъезд француза, совпадавший по времени с этим случаем, заставлял его задуматься. Разве не мог де Вер быть замешанным в этом преступлении?

Он наведет справки в министерстве, но сегодня с этим вопросом следовало подождать.

Беатриса сидела как королева на роскошном диване в стиле Людовика Пятнадцатого и принимала друзей и поздравления.

— Сегодня она в своей стихии, — заметил Эйдан.

— Очаровательна. Никогда бы не подумал, что ей больше тридцати. — Восторг Стоддарда заставил Эйдана приглядеться к юноше. Не был ли тот увлечен Беа? Но внимание молодого человека быстро переключилось на проходившего мимо лакея, несшего поднос с бокалами шампанского.

— Интересно, не найдется ли чего-нибудь более крепкого? Может, вместе поищем?

— Думаю, мне надо отдать должное почетному гостю. — И он направился в другую часть комнаты.

— Эйдан, нехороший мальчик. Где вы пропадали? — Беатриса одарила его сияющей улыбкой и протянула затянутую в атлас ручку для поцелуя.

— И здесь, и там, — тихо ответил он, склонившись к ее руке. — Я никогда не покидаю место поблизости от вас, моя дорогая.

— О, тише, иначе люди будут подозревать, что мы завели интрижку.

По тому, как она говорила и смеялась, не понижая голоса, становилось ясно, что она не воспринимает происходящее всерьез и не ожидает иного от дам, сидевших рядом. Если бы она понизила голос и строго шепотом предупредила его: в обществе бы уже распускали сплетни еще до того, как лакеи во второй раз успели разнести закуски.

Стоя в нескольких футах от дивана, Девонли отвернулся от группы мужчин, собравшихся вокруг него. Его холодный насмешливый взгляд остановился на украшенной жемчугом прическе жены, затем перешел на Эйдана. Виконт, прищурившись, поднес к губам бокал шампанского.

Эйдан с трудом сдержался, чтобы не расхохотаться. Неужели Девонли действительно подозревал, что он волочится за его женой? Несмотря на то что та не могла не видеть недовольство своего мужа, она, казалось, хотела разжечь его чувства: встала и ухватилась за руку Эйдана.

— Пройдитесь со мной по залу. Хотя при таком множестве гостей это довольно затруднительно.

— Без сомнения, моя дорогая Беатриса, здесь, в Бате, вы имеете большой успех.

— Гм. Кажется, не только я одна. — Когда они прошли мимо рояля, Беатриса указала взглядом.

За балконными дверями на освещенной факелами террасе был виден четкий силуэт Лорел в шелковом платье цвета красного вина.

Эйдан перестал дышать, когда увидел гордый изгиб шеи, обнаженные плечи и под переливавшимся шелком вызывающе высокую грудь. Он никогда не встречал девушку такую изящную… такую опьяняющую. Гранатовый камень в виде слезы падал в ложбинку между ее грудями, видневшуюся над лифом, ее кожа сияла белизной. А волосы были высоко уложены на голове, причем пряди свободно, как бы естественно, падали золотым дождем на ее плечи.