– А где еще он мог раздеться? – Нине хоть и в не очень большой мере, но все-таки было присуще чувство юмора. Больше, во всяком случае, чем свекрови.

Свекровь замялась:

– Ну, у себя в офисе, например!

Нина представила офис Кирилла. Просторное, светлое помещение, жалюзи на окнах, чтобы уличный мир не отвлекал от работы. Снующие молодые женщины, прекрасно разбирающиеся в компьютерах, продажах, покупках. Одетые в простенькие, но качественные костюмчики, в хорошие туфли, с тщательно уложенными волосами. Взмахнешь головой – волосы, постриженные умелой рукой, рассыплются вмиг и тут же опять лягут в прежнем порядке. Это были женщины не из Нининого мира. Причем она знала: многие из них завидуют ее официальному статусу, но жизни ее – простой, хлопотливой и скучной, не знают. Но Нина сама не хотела ни подать себя, ни организовать свою жизнь таким образом, чтобы перестать уже быть прежней Ниной, а стать кем-то сродни этим молодым женщинам. Если такое желание и возникало на миг, то исчезало так же быстро, как появлялось.

«Зачем мне эта валютная парикмахерская? – думала она. – Туда надо заранее записываться, соответственно одеваться…» И из года в год Нина ходила в простенькое заведение, расположенное по соседству со своим старым домом, и ей было приятно сознавать, что именно в этой парикмахерской когда-то в молодости делала завивку-перманент ее мама.

– Вчера вечером я дала ему совершенно свежую рубашку, – сказала Нина свекрови.

Та выдержала паузу, а потом в ее голосе появились металлические нотки:

– Деточка, я не сомневаюсь, что ты великолепная хозяйка, но его рубашка сегодня была просто ужасной!

В какой-нибудь другой день Нина даже и не подумала бы сказать то, что сказала сейчас, но сейчас подвижка в сознании у нее уже произошла, поэтому она открыла рот и произнесла простую на первый взгляд фразу, которая повергла свекровь в неописуемое удивление.

– Я надеюсь, пока он ел, вы погладили ему эту злополучную рубашку? – спросила Нина.

– Но… – Свекровь не нашлась что сказать, и Нине стало понятно, что эта простая мысль, даже не пришла матери Кирилла в голову.

– Что ж, если Кирилл снимет теперь пиджак не у себя в кабинете, то все увидят его таким, какой есть!

Свекровь продолжала молчать, и Нина решила не перебарщивать.

– Не беспокойтесь, завтра я дам ему другой костюм и все, что к нему полагается!

– Целую тебя, детка! – ответила наконец свекровь, но по ее голосу Нина поняла, что она озадачена. Обе положили трубки.

Нина взглянула на часы и стала собираться в школу.

Свекровь же еще некоторое время смотрела на телефонный аппарат и соображала, что же все-таки в Нинином голосе ей показалось необычным.

– А что-то здесь все равно не так! – сказала она в конце концов и отправилась на тренировку в бассейн.

8

Нина вошла во двор школы ровно в час. Вообще пунктуальность была ее отличительной чертой. Во дворе сначала не было никого, но через минуту со стороны улицы показался желтый автомобиль. Сторож поспешил пошире открыть ворота. Вскоре Нине стала понятна его торопливость. Автомобиль на каких-то участках пути выпрямлял ход движения, но преимущественно выписывал зигзаги.

«О! Едет кто-то из новичков! – сразу сообразила Нина и отошла на всякий случай в сторонку. Ей даже в голову не пришло посмеяться. Наоборот, о новоиспеченном водителе она подумала с уважением. – Хоть так, но он все-таки едет! – думала она. – А я, может, вообще никак не смогу».

Автомобиль взвизгнул, затормозив, и, как показалось Нине, даже ткнулся носом в асфальт. Ничего не было общего с тем, как он стоял здесь раньше: ровнехонько и относительно четырехугольника двора, и разметки фигур на асфальте, и мостика эстакады, и столбиков шин. Теперь же создавалось впечатление, что тот, кто поставил его под таким немыслимым углом, ужасно торопился, поэтому и бросил машину кое-как. Но на самом деле из машины вышла довольная собой, слегка раскрасневшаяся Лиза, и Нина, будучи женщиной объективной, не могла не отметить, что румянец очень идет к ее растрепавшимся кудрям. У Роберта же, оставшегося в машине, был довольно бледный вид.

Нина робко постучала в его приоткрытое окно.

– Только дверцей не хлопай! – с еле сдерживаемым раздражением вместо приветствия прошипел сдавленным голосом ее преподаватель, и пока Нина осторожно втягивалась в машину, он мученически закатил глаза в потолок.

Но вот она села.

– Пристегивайся!

Что в их старых «Жигулях», что в новенькой «БМВ» ремень безопасности она тянула справа налево, как и полагается пассажиру. Она даже никогда не задумывалась над этим. Пряжка отработанным движением сразу вставала в гнездо. Сейчас же она беспомощно возила руками, пытаясь сообразить, с какой теперь стороны и куда надо тянуть этот ремень. Все это время Роберт сидел, не двигаясь, стиснув от напряжения зубы.

– Все? – спросил он, когда ее возня с ремнем наконец окончилась.

– Все, – тихо ответила она, как послушная ученица. Ей не было уже ни страшно, ни больно, она не испытывала никакого волнения, ей было все равно.

– Тогда заводи!

– А как?

Он посмотрел на нее почти с ненавистью:

– Что, не знаешь как?

– Не знаю. Я никогда не заводила.

– У тебя машины нет, что ли?

– Машина у мужа, но он никогда не показывал мне, как это делается.

– И ты никогда не просила его дать тебе поездить? – Насколько Роберт знал, все его ученики когда-нибудь, рано или поздно, проявляли любопытство в этом плане.

– Я не просила, это бесполезно. Если учиться, то надо учиться как следует, начиная с азов, а за пару проб все равно не научишься ездить, я думаю. Я и не пробовала.

Что-то вроде удивления промелькнуло в глазах Роберта.

– Заводить надо так, – показал он. – Потом левой ногой давишь на сцепление, правой рукой передвигаешь рычаг на первую передачу, правой ногой газуешь, сцепление отпускаешь… Поехала! Ну, поехала же!

Машина дернулась и остановилась. Мотор заглох.

– Заводи еще раз!

– Опять так же?

– Мадам! Другого способа не придумали!

– Я не мадам! – В ее голосе появилось отчаяние.

Машина никак не желала трогаться с места. То Нина слишком быстро отпускала сцепление, то резко газовала и двигатель захлебывался от натуги; наконец в третий раз она даже не смогла завести машину. При каждом толчке автомобиля, при каждом неудачном запуске двигателя Роберт чувствовал себя так, будто его ударяли под ребра. Он любил машины, ценил их, разговаривал с ними, как с живыми людьми, знал особенности каждой модели, а уж те машины, которые разбирал и собирал сам, казались ему родными детьми. Он еле сдерживался, чтобы не заорать, не вытолкать эту Воронину прочь, не затопать на нее ногами. Но он молчал. А она прекратила все попытки поехать, опустила голову, положила беспомощно руки на руль.

– Не получается… – тихо сказала она.

Роберт вздохнул. Мысленно он сравнил Воронину с Лизой. Та была победно красивая, решительная, ничего не боящаяся, считающая, что все умеет. Раза три ему казалось, что они живыми в школу не вернутся. За два часа она издергала машину так, что в конце дня он должен был бы провести профилактический осмотр. А Воронина сидела перед ним беспомощная, бессильная и заторможенная, но за все время, что он работал здесь в школе, он вдруг впервые от нее услышал, что она хочет знать, как устроен автомобиль. Она единственная желала знать – и это само по себе было необычно. Ему опять стало ее жаль, как тогда, на автодроме.

– Тебя в школе как звали? – Он всегда задавал ученикам этот вопрос, когда хотел разрядить обстановку.

– Ворона. – Нине и в голову не пришло кокетничать в подобных обстоятельствах. А Роберт вдруг ясно увидел высокую девочку в школьной форме. Наверное, ей было неприятно это прозвище.

– Ты обижалась?

– На Ворону? Нет. Это же по фамилии.

– Ну а на чем-нибудь, хоть на велосипеде, ты ездила?

– Велосипеда у меня не было, негде его было ставить. И кататься на нем тоже было некогда. Я училась в математической школе, в МГУ хотела поступать.

Она говорила это, уставившись прямо перед собой на руль, не поднимая головы и не глядя на Роберта. Голос ее звучал глухо.

– Ну и поступила ты в МГУ?

– Поступила.

– И окончила?

– Окончила, – сказала она просто, без всякой гордости, хотя, конечно, любой человек вправе был бы гордиться тем, что окончил МГУ.

Роберт присвистнул.

– Математический факультет?

– Прикладной математики.

– Ишь ты! Умная, значит? А ездить вот не умеешь!

Нина вздохнула, потом, как будто приняв какое-то решение, с шумом выдохнула воздух, открыла дверцу и стала вылезать из машины.

– Стой! Ты куда? – удивился он.

– Если меня нельзя научить, я пойду.

– Побежала сразу! Так я тебя и отпустил! – совершенно другим голосом, уже вполне миролюбиво сказал преподаватель. – Расписание составлено, деньги уплачены, машина – вот она… Давай, Нина, заводи еще раз!

Она села, повернула ключ и завела сразу. И двигатель, послушный ее теперешнему движению, заурчал довольно и уютно. Он будто хотел сказать ей: «Вот так и надо заводить! Так делай и впредь!» И Нина выжала сцепление, и перевела передачу, и хотела дать газ… И тут в самый ответственный момент пошел невозможный, обильный, как из ведра, похожий на тропический ливень, но в общем-то такой родной, такой привычный московский дождь. В один момент он залил и машину, и двор, и крышу школы, и деревья на бульваре, и памятник молодому поэту.

– Куда же теперь ехать? Не видно ничего! – Роберт выглянул из машины, посмотрел на небо. – Придется переждать. Скоро он кончится! Печку только включи, чтобы не замерзнуть.

Нине было жарко, какой там замерзнуть, но, повинуясь какой-то странно быстро возникшей привычке, она спросила:

– А как включить?

– Вот так.

Он показал, она нажала на кнопку. Раздался небольшой шум. Нина поняла, что печка заработала.

«Какое все-таки замечательное устройство – машина!» – подумала она.

Некоторое время они сидели молча. Двигатель урчал, по ногам разливалось приятное тепло, а сверху по крыше барабанил крупными каплями дождь. Роберт посмотрел на часы. От начала занятия прошел только час. Еще тридцать минут машина должна была быть в распоряжении этой женщины. И он тоже должен был быть с ней. Никуда было не деться. Надо было сидеть, не оставишь же ее одну в машине! Воронина молчала, и он не знал и не мог понять, о чем она думает. Надо же, окончила математический факультет МГУ – и такая неумеха!

Молчание показалось ему тягостным. Вот с Лизой он знал бы о чем поболтать. Та всю дорогу так и сыпала забавными словечками, Он даже несколько раз просил ее:

– Замолчи! А то сейчас куда-нибудь въедем!

Но Лиза только заливисто смеялась и продолжала болтать.

– До чего же ты трусливый! Как заяц! – хихикала она.

– Где же работают математики? – спросил он, чтобы что-то сказать. А потом он всегда интересовался, где трудятся его ученики. Мало ли, пригодится на будущее!

– Кто где. – Воронина легонько пожала плечами. – Я всего лишь преподаю в училище. По-новому оно называется колледжем, но сути это не меняет.

– И для этого надо было оканчивать МГУ? – Он не мог скрыть удивления и разочарования. Такая будничная у нее профессия. Он-то представлял себе какой-нибудь крупный аналитический центр или, может быть, что-то вроде Центра подготовки космонавтов…

– Для моей работы, конечно, не надо! – Она улыбнулась. – Я работаю только на полставки. Просто чтобы не сидеть постоянно дома.

«Значит, прилично зарабатывает муж», – подумал Роберт. Он видел его мельком, через открытую дверь, когда разговаривал с Лизой. Конечно, он не успел разглядеть в деталях этого импозантного мужчину, но что-то в его памяти осталось: высокий рост, хорошее пальто.

«А кольцо она почему-то не носит». Он посмотрел на Нинину правую руку, лежащую на руле.

– Ты замужем? – Этот вопрос в другом месте и в другое время мог бы прозвучать фамильярно, но здесь, когда они сидели в закрытой машине и слушали звук дождя, все было позволительно. Кроме того, Роберт по опыту знал: между ним и учениками часто сами собой устанавливались такие отношения, какие бывают между тренером и спортсменами. Он не хотел этих отношений, тяготился рассказами учеников об их жизни, но ничего поделать с этим не мог. Солидные матроны во время поездок рассказывали ему о детях и внуках, мальчики о девочках, девочки о нарядах, женщины о мужьях, а мужья о любовницах, и единственное, чем можно было хоть на время прервать эти наскучившие теперь ему уже монологи, был его возглас: «Смотри на дорогу! Въедешь куда-нибудь, а права у нас одни на двоих!»

При упоминании о правах учащиеся на какое-то время смолкали, но на следующем занятии все начиналось сначала.

– Замужем. – Воронина сказала это просто, будто констатировала хорошо известный всем факт.