На улице внезапно распогодилось. Серое одеяло неба кое-где прервалось, и в возникших дырах голубели чистые куски. Солнце хоть и не показывалось еще, но все равно придавало пожухлой листве теплые коричневые оттенки. Трава же на тех участках, где еще не увяла, сохраняла по-весеннему веселый, зеленый цвет, и от нее в память вчерашнего достаточно теплого дня в воздухе полоской стелился туман. Нина вела их желтый автомобиль, заняв достаточно прочное положение на полосе среди других машин, и Роберт только время от времени чуть поправлял ей руль – как и все водители, еще не имеющие достаточно опыта, она слегка «виляла» на дороге.

Ему опять захотелось поговорить. В отличие от вчерашнего тягостного вечера с Лизой сейчас он чувствовал себя спокойно и уверенно.

– С тобой легко, – сказал он Ворониной первое, что пришло в голову, когда дорога впереди и сзади стала достаточно свободной. Они уже отъехали довольно далеко, и за окнами машины проносились маленькие поселки, перелески, площадки со стройматериалами для строительства дач. Нина внимательно смотрела на дорогу и молчала. На фоне темно-синего шарфа ее лицо казалось бледнее обычного. Концы она перекинула за плечи, и это стало придавать ей сходство с таинственной и молчаливой женщиной Востока.

Нина продолжала молчать и так же сосредоточенно смотрела вперед и в зеркало заднего вида. Вообще-то она всегда была немногословной, но сегодня ее молчание показалось Роберту подозрительным.

– Эй, ты чего молчишь? – спросил он.

– Лиза позвонила мне утром и попросила передать, что прийти не сможет. У нее ведь сегодня по расписанию занятие после меня, верно? – Нина кинула быстрый взгляд в его сторону. – Еще она сказала, что вы измучили ее вчера своим занудством. – Голос у Нины был вполне невозмутим, но теперь Роберт понял, почему его насторожило ее предшествующее молчание. Нина сидела как каменная. И надетый на ее голову шарф был не просто предметом одежды или украшения. Он служил ей своеобразной защитой. Защитой от него? Роберт скорее почувствовал это, чем понял.

«Нашла, когда звонить! – подумал он про Лизу. – То пропускает неделями просто так, без всяких звонков, а тут решила предупредить… Интересно, что она еще наболтала?» И внезапно к воспоминанию о Лизиной чудесной фигуре, звенящих украшениях, белокурых кудряшках опять примешалось не проходящее со вчерашнего вечера чувство досады.

Нина и дальше ехала молча. Странное чувство обиды переполняло ее. С каким подъемом после вчерашнего банкета она собиралась на занятия! Как достойно не отвечала на мелкие выпады Кирилла, проснувшегося утром после банкета в отвратительном настроении. Она даже порылась в ящике и достала тушь для ресниц, которую закинула туда сразу после прошлого Нового года. Даже приезд заморского гостя не подвиг ее на этот поступок, а вот сегодня она решилась… И вдруг звонок Лизы! Конечно, Роберт постоянно просил учеников, чтобы они сообщали ему, если не смогут прийти на занятия, но Лиза раньше не обременяла ее подобными просьбами. И ведь из ее слов следовало, что Роберт встречается с ней и помимо занятий. Нине стало неприятно так, будто случайно она оказалась свидетельницей чего-либо неприличного. Ей совершенно не хотелось комментировать скрытый или явный смысл Лизиных слов.

«Какое мне до этого дело? – сказала она себе. – Девушка просила меня передать информацию, я и передам. Я хожу в школу, чтобы научиться водить машину. И только. И больше меня не должно ничего волновать. – Она бросила тюбик с французской тушью в ящик комода. – Пусть он встречается с кем хочет, тем более что Лиза, – Нина на минутку задумалась, а потом решительно тряхнула головой, – моложе меня и очень хорошенькая. Сравнение не в мою пользу». И уже от самой двери Нина внезапно повернула обратно и подошла к комоду. Из нижнего ящика она извлекла тот самый синий шарф, в котором летом ездила в машине с Кириллом. «И почему это я втайне надеялась, что должна интересовать его больше, чем эта хорошенькая финтифлюшка? Да и вообще, почему вдруг мне в голову пришла абсурдная мысль, что я должна его интересовать? Хорошенькие и молоденькие девочки всегда пользуются большим успехом – это закон».

Нина замотала голову шарфом и громко захлопнула за собой дверь. И вот теперь в молчании она ехала по дороге и внимательно следила за указателями, мелькающими по сторонам.

– Эй! Ты посмотри, какая красота вокруг! – Роберт мягко потянул ее за рукав. – Внизу река, а монастырь вон там вдали! И все это в коричневой дымке. Держу пари, ты ведь здесь никогда не была!

Она думала утром, что никогда уже больше не сможет сказать с ним ни слова, но в ответ на его прикосновение губы ее сами собой слегка разлепились, и она прошептала:

– У нас программа сегодня такая – ездить за городом?

– Программа, программа! – передразнил он. – Я ведь с другими так далеко не езжу и красоту эту всем не показываю. Специально поехал с тобой. А с другими – до ближайшей свалки и обратно. А ты говоришь – программа! Мне, может, с тобой приятно ездить!

Она внутренне замерла от этих слов, но сказала:

– То-то мы на прошлом занятии мимо восьми помоек проехали, я сосчитала! – У нее еще был ужасно сердитый вид, но сердце уже радостно билось. «Мало ли что Лиза наболтает! Да и Лиза – это Лиза, а со мной у него по-другому. Я ведь и не ищу любовных приключений. Просто он – мой гуру! А уж то, что ездит он, как бог, никто не может не признать!»

– Вот это и была езда по пересеченной местности! – засмеялся он и тут же насторожился: – Смотри внимательнее на дорогу!

На огромной скорости их догонял какой-то автомобиль. За какую-то долю минуты из маленького пятна на дороге он превратился в отчетливо различимую светлую «Волгу». Водитель ее сигналил им изо всех сил.

– Что за дурак так несется? – удивился Роберт и обернулся, чтобы рассмотреть машину внимательнее. Вдруг цвет наклейки на ветровом стекле показался ему знакомым. – Да это же Михалыч! – сказал он Нине. – Ну-ка притормози.

Нина сняла ногу с газа, послушно включила огни поворота и плавно подала вправо. «Волга» ответила тем же, и через минуту обе машины стояли друг за другом с открытыми дверцами.

– Далеко забрались, еле догнал, – кивнул Нине Михалыч и сделал Роберту знак, чтобы тот отошел в сторонку.

– Почему не позвонил, если срочно нужен? – удивился Роберт.

– Что звонить, думал, догоню, все равно по одной дороге ехать, – ответил старший мастер и поглядел на Нину, которая вышла из машины и скромно стояла возле дверцы. Ветер трепал концы ее синего шарфа. – Ты еще долго будешь с ней заниматься?

– А что? – Роберт напрягся.

– Позвонила соседка Володьки. Сказала, что он не выходит из дома четыре дня. Двери и окна в доме открыты, а ведь уже давно не лето. Она через окно заглянула – входить побоялась. Он сидел на кровати и качался из стороны в сторону. Она решила на всякий случай сообщить.

– Значит, опять… Надо ехать туда. – Брови у Роберта решительно сдвинулись.

– Вот я и поехал. – Михалыч опять посмотрел на Нину. – Ты как с ней? В город ее отвезешь?

– Пока туда-сюда, время уйдет. Мало ли что. Поедем с ней вместе.

– Не надо бы ей это видеть, но решай сам, – заметил Михалыч, опять кивнул Нине и сел в свою машину. Вскоре от его «Волги» на дороге остался только легкий след.

Роберт прикинул дорогу до Володькиной дачи. Михалыча было уже не догнать, но если он сразу поедет вдогонку, то и отстанет от него совсем не намного. Но вот поедет ли с ним Нина? Может, у нее какие-нибудь дела? Он любил своего друга, он торопился к нему, но и каким-то чутьем он вдруг ощутил, что женщина, которая сидит рядом с ним, не будет им помехой.

– Нина, – сказал он серьезно, и она, удивленная каким-то новым оттенком в его голосе, внимательно на него посмотрела. Потом она поняла; пожалуй, первый раз он обратился к ней не как к ученице. Он сказал ей, будто товарищу: – Нина, наш друг Володька в плохом состоянии. Надо срочно поехать к нему. Это по этой же дороге. Ты поедешь?

– Конечно, – сказала она, не раздумывая, и быстро вылезла из машины, чтобы поменяться с ним местами. Почему-то его растрогала ее немедленная готовность.

– Тогда пристегнись! Нам надо успеть, – сказал он и подавил комок, подступивший к горлу.

Дорога была хорошая. Двухполосная в одном направлении, сухая, она как на заказ была почти свободна. Машины двигались в этот день удивительно ровно, обгоняли одна другую без напряжения, без нервозности, и учебные «Жигули» мчались среди них на своей предельной скорости, словно выпущенные из ракеты.

– О, придурки! – бормотал им вслед чуть не каждый второй водитель, которого они обгоняли.

Нина сидела рядом с Робертом и внимательно смотрела вперед. Но удивительное дело – сейчас о дороге она совершенно не думала. Она понимала, что они едут по срочному и, может быть, неприятному делу, но удовольствие от бездумной езды захватило ее. Когда Кирилл мчался по шоссе таким же образом на своей устойчивой, мощной машине, она всегда просила его сбавить скорость – ей становилось не по себе, будто должно было случиться что-то плохое. Сейчас же ей было совершенно не страшно. На дребезжащих, гораздо менее устойчивых «Жигулях» она испытывала почти что восторг. Она тревожилась за Ленца – она поняла, что речь шла о нем, но путешествие опьяняло ее. Через чуть приоткрытое стекло в салон дул свежий ветер, он трепал концы ее шарфа. Она готова была ехать так вечность.

Нечто похожее чувствовал и Роберт. Он знал, что Михалыч все равно приедет раньше их, в какой-то степени это его успокаивало. Ему хотелось сказать Нине что-то хорошее, выразить ей свою благодарность за то, что вот так сразу она поехала помогать ему в совершенно ненужных ей делах, но он не знал, как именно ей это сказать. Наконец он не нашел ничего лучшего, чем спросить:

– Ты зачем шарф надела?

Нина мгновенно вспомнила все, что предшествовало этой поездке – и утренний звонок Лизы, и испорченное настроение… но сейчас это все стало казаться несущественным. Она ехала неизвестно куда, эта поездка и человек, сидевший рядом с ней, были ей приятны. Ни о чем другом думать она не хотела.

– Чтобы в уши не дуло, – ответила она. Вовсе ни к чему было посвящать Роберта в ее утренние переживания. – У меня в детстве уши болели, так теперь приходится их беречь. – Ей самой этот ответ показался глуповатым, но все равно в нем была большая доля правды. Уши в детстве у нее действительно болели. «Что ж, по крайней мере я не хочу казаться лучше, чем я есть», – подумала она. За окном их машины среди лугов проносились купы деревьев, старые церкви, новые магазинчики, и Нине казалось, что мчится она не на старую дачу к малознакомому человеку, а куда-то к неведомым приключениям на край света.


Когда они осторожно вошли через незапертую дверь, Володя сидел голый до пояса, в обрезанных по колено джинсах, на краю незаправленной постели, спустив на немытый пол ноги. Его светлые волосы, обычно схваченные резинкой, сейчас были распущены и свисали космами по обе стороны лица. Он запустил в них руки и сидел так, покачиваясь, и весь вид его напоминал пьяного Тарзана. Он сидел в такой позе, видимо, уже давно и оставался сидеть и сейчас, хотя приехавший раньше Михалыч успел уже закрыть окна, растопить печь и поставить на плитку старый жестяной чайник. Теперь Михалыч занимался чем-то на крохотной кухоньке.

Нина, предававшаяся всю дорогу приятным мечтаниям, ахнула про себя при виде Ленца и осталась стоять у двери, не решаясь продвинуться дальше в комнату. Она боялась помешать и смутить своим внезапным появлением хозяина. Ей было его очень жаль.

Ее поразила аскетическая бедность жилища: из мебели в нем были только кровать и стол с двумя самодельно сбитыми лавками по краям, да еще у противоположной стены стоял старый шкаф с книгами. Не было ни занавесок на окнах, ни абажура под потолком. Не было даже телевизора – непременной принадлежности любого, сколь-нибудь обжитого жилья. Запыленный приемник «Рекорд» стоял в углу, да и тот использовался не по назначению – хозяин складывал на него, как на тумбочку, старые газеты. Только корзинка с яблоками на подоконнике немного украшала общую картину запустения.

Роберт тоже замер на минуту у входа, но потом, быстро окинув взглядом дом, заметил и оценил и батарею пустых бутылок под столом, и остатки заветренной еды на мятой газете. Он почесал за ухом, вздохнул и пошел к Михалычу.

– Чего делать надо?

– Отпаивать. Для начала найди рассол.

Роберт прошел в маленькую кухоньку, отделенную от комнаты занавеской, там под потолком сушились пучки душистых трав, и потянул за кольцо крышку в полу. Неожиданный контраст между убогостью верхнего помещения и чистотой и ухоженностью подпола, хотя он там бывал не однажды, всегда поражал Роберта. При всей общей неустроенности дома подвал напоминал кладовую рачительного гнома. В специально приспособленный старый ларь была ровненько уложена вымытая картошка, клубни ее были как на подбор все одинаковой величины и одного цвета. Поодаль в прохладном месте стояли наполненные и перевязанные веревочками мешки. Кочаны капусты грудой были сложены в большой ящик. Коробки с песком, стоящие на земляном полу, свидетельствовали, что в них на зиму были аккуратно припасены морковь, свекла и черная редька. Повыше стоял небольшой ящичек чеснока и висели связки лука.