– А что же любовь? – осмелилась она сказать из-за занавески. – Неужели она ничего не значит в семейной жизни?

Длительная пауза – немое изумление от того, что кто-то посторонний решился вмешаться в беседу, да еще и возражать, – была ей ответом. Через некоторое же время контральто, уже до краев наполненное ядовитой иронией, прозвучало снова:

– Вы, милочка, по-видимому, выступаете с точки зрения любовницы? Только эти поганые твари обожают эксплуатировать тему любви и спекулировать высокими чувствами для достижения личных интересов.

Нина горько усмехнулась:

– Нет, я-то как раз не любовница, я – обманутая жена. – Она сама удивилась, как легко смогла произнести такие странные, такие невозможные еще буквально пару недель назад слова.

За шторками опять помолчали.

– Ну а если вы жена, особенно со стажем, – наконец назидательно высказалось из своей раковины контральто, – то я удивляюсь, что такие слова, как «любовь», «верность» и «преданность», еще для вас не пустой звук!

– Нет, не пустой! – призналась с удивлением Нина.

– Какой у вас стаж семейной жизни? – поинтересовался тоненький голосок.

– Почти пятнадцать лет, – ответила Нина.

За шторками опять помолчали.

– В таком случае позвольте поинтересоваться, – задала новый вопрос тоненькая женщина, – почему, по вашему мнению, ваш муж должен непременно вас любить?

– Как почему? – еще больше удивилась Нина такой постановке вопроса. – За то, что я – это я, со всеми своими достоинствами и недостатками; за то, что я провела с ним всю его сознательную жизнь; за то, что я помогала ему в его работе; за то, что я всегда могу его выслушать и дать совет, и, наконец, за то, что однажды он выбрал именно меня среди многих!

– Ха! Ха! Ха! – громко и раздельно ответило контральто на ее тираду.

А тоненький голос согласно вторил:

– Хи-хи-хи!

– Почему это «ха-ха-ха» и «хи-хи-хи»? – обиделась Нина.

– Да потому, что вы неопытная женщина! – ответили ей из-за шторок сразу два голоса. – Вот сейчас мы разберем ваши заслуги по косточкам, и вы сами увидите, что они ничего не стоят! Только без обид и соплей – согласны?

– Да! – решительно сказала Нина, но, несмотря на то что себе самой она казалась незыблемо правой, после этого предложения ей стало немного страшно.

– Клеопатра Михайловна – большой психолог! Слушайте ее! – пригласила маленькая женщина, и в Нининых ушах вновь зазвучало страстное контральто. Тон его был уже не ядовит, но все равно весьма уверен.

– Во-первых, вы утверждаете, – сказала та, которую назвали Клеопатрой Михайловной («Весьма соответствующее голосу имя», – подумала Нина), – что вы – это вы, единственная и неповторимая ценность. Но на свете очень много единственных и неповторимых, все они чем-нибудь да ценны, и если быть объективными, то среди них найдутся гораздо более молодые и привлекательные, чем вы, особенно теперь, после стольких лет супружеской жизни. У вашего мужа есть глаза, он может сравнивать. Он ведь не слепой?

– Нет, не слепой…

– К тому же вы за столько лет сумели ему уже порядочно поднадоесть со своей неповторимостью – со своими одними и теми же мыслями, разговорами и внешностью, какой бы даже симпатичной она ни была. Ведь так?

Нина промолчала.

– Так! На самом деле так. Не надо только заниматься самообманом, это вреднее всего, – не оставляя никакой надежды на хороший исход, будто вбивала гвозди в Нинину голову Клеопатра Михайловна. – И поскольку ваш муж не слепой и не глухой, он может разнообразить свой досуг общением и с другими такими же самоценными женщинами. Остальное уже дело техники. Поиграть на чувствах мужчины, заинтересовать его – не так уж сложно для новой красавицы, появившейся на горизонте. Вас ему уже надоело слушать, а ее еще нет. Да скорее всего мужчины их и не слушают вначале, а просто рассматривают с точки зрения соответствия красавицы их вкусу и кошельку. Это раньше мужик, принося домой всю зарплату до копеечки, мог позволить себе только кружку пива с друзьями в день получки, на баб у него денег уже не оставалось!

– Тем не менее романы случались и тогда достаточно часто! Вот у моей подруги, например… – стала возражать Нина.

– Романы! Какие это были романы? Смех, да и только! – включилась в разговор другая женщина. – Встречи украдкой в подворотне да побеги в кино на дневной сеанс! Романы! А уйдет такой дурак от жены к своей пассии – и опять начнется одно и то же: нехватка денег от получки и до получки, ссоры из-за того, кому мыть посуду, я уж не говорю про ремонт в квартире! Ремонт всегда был отдельной песней!

Нина вспомнила их последний с Кириллом банкет по случаю приезда французского гостя. Да, много крови попортил ей тогда Кирилл. Все, что она предлагала, казалось ему или глупым, или неправильным. А как отругал он ее за те несчастные лопнувшие пару-тройку помидоров!

– Вот теперь романы так романы! – Голос маленькой женщины звучал мечтательно. – Поездки с любовницей за границу, дорогие подарки, рестораны, машины – женщину при желании всегда можно купить!

– Неправда! Мои родители прожили всю жизнь в любви и согласии без машины, заграницы и дорогих подарков!

– Это потому, что ваших родителей никто и не искушал, – заметила Клеопатра Михайловна. – Появись у вашей мамы богатый доброжелатель, который показал бы ей другую жизнь, неизвестно, как бы все получилось.

– Никогда ничего нельзя знать заранее, пока не попробуешь! – повторила вслед за Клеопатрой маленькая дама. Она, по-видимому, тоже была склонна к философии.

– Во-вторых, – неумолимо продолжало свою речь контральто, – вы утверждаете, что помогали мужу на первых порах. Так вот, моя милочка, это было давно. У людей короткая память. Теперь ваш муж уже и не помнит, как самоотверженно вы мыли полы в то время, когда он сдавал кандидатский минимум! Кроме того, у вас был и корыстный интерес. Вы ведь тоже были заинтересованы в том, чтобы он сделал карьеру!

– Откуда вы знаете про минимум? Вы знаете меня или моего мужа? – спросила пораженная Нина.

– Не имею удовольствия, как, впрочем, и желания познакомиться, – холодно отвечала Клеопатра. – Жизненный опыт мне подсказывает, что муж женщины, задающей глупые вопросы про любовь, непременно должен был чего-нибудь сдавать – кандидатский минимум или пустые бутылки.

Шторка, за которой скрывалась маленькая любительница философии, заколебалась от смеха.

– Ну и, наконец, вы должны понимать, что умение выслушать вашего мужа на кухне вечером вовсе не является такой уж заслугой – его с большим удовольствием может выслушать и любая другая женщина, или даже сделать вид, что слушает, а на самом деле будет озабочена тем, как его получше раскрутить на какой-нибудь не хилый подарок!

– Но я-то буду слушать его искренне! Без мыслей о подарке! – попробовала все-таки возразить Нина.

– А какая, в принципе, разница? Он-то ведь этого не знает! Ему кажется, что его обожают все женщины мира, а вы наивно полагаете, что он должен любить вас только за то, что вы есть, вот такая, на этом свете! – сказала ей из-за шторки тоном, будто разговаривает с непроходимой дурочкой, Клеопатра Михайловна. – Для него главное – кого ему приятнее видеть, с кем разговаривать, а сам подарок для богатого мужика не проблема!

– Не проблема… – эхом повторила Нина. Мысли такого плана были озвучены для нее впервые.

– Вот и выходит, милочка, что ваша ценность для богатенького теперь мужа вовсе не непреложная величина. Ведь так?

– Не знаю, – сказала Нина. – Вы говорили убедительно, но я все-таки надеюсь, что он меня любит.

– Любит… – вдруг совершенно другим тоном, без всякого сарказма протянула Клеопатра Михайловна, и та, вторая, женщина за шторкой тоже напряженно примолкла.

– А что вы понимаете под словом «любовь»? – Контральто наполнилось не только грустью, но даже и мировой скорбью.

– Привязанность, которую невозможно объяснить словами, – сказала Нина. – В каждый момент она либо есть, либо нет. Ее нельзя купить, но она может возникнуть сама по себе, сразу, непонятно откуда, но и постепенно, в результате напряженных и длительных усилий с какой-либо стороны.

– Это каких же усилий? – спросила Клеопатра Михайловна.

– Если человек, который хочет, чтобы его полюбили, работает над этим в течение длительного времени – нескольких лет, например, или даже, бывает, десятков лет, – доказывает делом, что он лучше, умнее, что он преданнее, чем другие, со временем его могут оценить и полюбить. Причем чувство возникнет само собой, его вовсе не придется оплачивать какими-то материальными благами.

Клеопатра Михайловна помолчала. Маленькая женщина тоже ждала, что она ответит.

– Да, такие истории случаются как исключение из общего правила, – наконец произнесла Клеопатра, – но чрезвычайно редко. А у большинства людей, создающих семьи, любви на самом деле никакой и не бывает, бывает одна ее видимость, или расчет, или просто люди соединяются от безысходности – на безрыбье и рак рыба.

Из-за второй занавески раздался тяжелый вздох.

– Вы, милочка, так ли уж уверены, что любите по-настоящему своего мужа?

– Уверена ли? – Нина помолчала. Она вспомнила надменный вид Кирилла, вспомнила его брюзжание по вечерам, вспомнила его фигуру, которая не вызывала у нее уже никакого желания… и сказала с вызовом: – Все равно я его люблю!

– Не обманывайте себя! – вдруг тоненьким голоском пропищала из-за шторки любительница философии.

«Не обманывайте себя… – как эхо за ней повторила Нина и быстро в уме переделала фразу наоборот: – Обманывайте себя!»

– Да, я себя обманываю! – прошептала она, но тут же засомневалась: – А если нет? Мне кажется, что, несмотря на все его поведение, на отсутствие желания близости, я все еще его люблю! Как это проверить? Я совсем запуталась, я ничего не знаю… – И вдруг она закричала громко, на всю большую комнату-раковину с отсеками-шторками: – Но если я уже не люблю его, так что же тогда делать?

– Жить, как живут все, и радоваться такой жизни! – ответила спокойно и по-деловому Клеопатра Михайловна.

– Если он меня не любит и я его больше не люблю, в чем же тогда смысл такой жизни?

– Жизнь – такая же ваша собственность, как и все другое на свете, – важно ответила Клеопатра. – Она вам дана, она принадлежит только вам, и больше никому. Вы потратили годы своей жизни на конкретного человека, представьте, что теперь его хотят у вас отобрать. Разве с этим можно смириться? Это все равно что отобрать у вас кусок бытия.

– Иногда даже старое пальто, которое прослужило много лет и обтерлось по рукавам и подолу, и то бывает нелегко отнести на помойку! – заметила тоненьким голоском любительница философии.

– Смысл вашей жизни – в борьбе! В умной политике, в стойкости духа, в хорошем настроении и внешнем виде, чтобы никто из более молодых и интересных особей не смог отобрать ваше сокровище, вашу половинку!

– Бороться за человека, которого, может быть, уже и не любишь? Разве это интересно? Разве не обидно, уже посвятив ему громадную часть жизни, посвятить еще и остаток? И может оказаться в конце концов, что еще несколько лет пройдут в бесплодной борьбе, а результат все равно окажется плачевным.

– Дурой не надо быть! – прогремело контральто из-за занавески. – Ты вкладывала в мужа жизнь, а жизнь – это деньги, так подари ее просто так кому-нибудь другому! И вовсе не факт, что более достойному!

– Жизнь – это деньги? – засомневалась Нина.

Любительница философии тоже настороженно замолчала, видимо, не знала, так это или не так.

– Почему же нет? – усмехнулась Клеопатра Михайловна. – Платят же деньги за здоровье, за пересадку органов? А тут не какая-нибудь тебе почка или даже сердце, тут – целая жизнь!

– Жизнь и деньги – как-то не вяжется… – Все-таки Нина была не согласна с таким постулатом.

– Вам неинтересно быть женой богатого, пусть уже и не любящего вас мужа? – наконец подала голос любительница философии. – Но если его у вас отнимут или он уйдет сам, вам будет интересно подметать тротуары или лечить зубы, или учить оболтусов в школе, или работать нянечкой в детском садике, в лучшем случае – торговать на рынке? Ведь годы-то ваши уже потрачены на него? Какая теперь разница, кто кого любит, а кто кого нет?

Но ответа Нина не дождалась.

– Клеопатра Михайловна, пойдемте личико делать! – В розовую комнату вошла девушка в шелковом халате, и через секунду раздались скрип функционального ложа, шум раздвигающихся занавесок, покряхтывание и звук, напоминающий звук колес. Следом за Клеопатрой ушла куда-то и вторая посетительница – с тоненьким голоском. Нине ужасно хотелось подсмотреть в щелку, как выглядят ее таинственные собеседницы, но было неудобно подглядывать. Так Нина осталась в своей раковине одна. Она снова легла, укрылась махровой простыней и закрыла глаза. Кожа после процедур была приятно возбуждена, но в мышцах все-таки чувствовалась усталость.