– Почему? – посмотрела она ему в глаза,

– Потому что такие идиотки, как ты, и машину угробить могут, и людей покалечить!

– Да, да! Меня чуть инфаркт не хватил! – подобострастно закивал сзади представитель общественности. – Уходите быстрее, пока вам не сделали хуже!

Нина при полном молчании уже собравшихся возле автомобиля учеников вышла и хлопнула дверью.

– Нет в мире совершенства! – с досадой сказала она. – Хочется сделать как лучше, но получается как всегда! – Она открыла дверь заднего сиденья, взяла с него свою сумку и перекинула через плечо.

– За правами даже не приходи! – крикнул ей вслед багровый от гнева капитан. Но Нина его уже не слышала. Она смотрела на Роберта. Лицо у него было как у папаши, с умилением взирающего на своего отпрыска в момент, когда тому на выпускном вечере вручают золотую медаль.

– Простудишься, оденься! – сказала она.

Он обнял ее за плечи и посадил в машину.

– Я тобой горжусь! – сказал он. – По-настоящему!

– Я тобой тоже горжусь. – Она улыбнулась, – Ведь это ты впервые показал мне, как это делается!

Он включил зажигание, и они поехали со двора, обоим казалось, что они двигаются куда-то очень далеко, куда – они еще сами не знают.

– Вот так бы ехать с тобой до Владивостока! – сказал ей Роберт.

– А куда потом? Придется ведь возвращаться! И все равно окажемся в той же самой точке, откуда уехали, – задумчиво сказала она.

– Ты права. – Он подумал, что рад видеть ее рядом, опять слышать ее голос, ее отстраненные высказывания.

«С ней никогда не будет скучно», – подумал он. Неожиданно она показала рукой на новый, неизвестный ему ранее въезд во дворы:

– Мне теперь сюда.

Он увидел старый хрущевский дом, березы, достигающие уровня пятого этажа, сломанную детскую песочницу.

«Вот они с ней как обошлись», – подумал он про Лизу и Кирилла, и в сердце его одновременно поместились и жалость к Нине, и тревога за нее, и даже радость потому, что он понял, что она теперь свободна.

– Собирались во Владивосток, а приехали так быстро, – сказал он.

– А все-таки я дурочка, – неожиданно произнесла Нина. – Я столько готовилась, мучилась, боялась, переживала, морочила голову себе и людям, и вот теперь из-за глупости и хвастовства мне, наверное, никогда не дадут права!

Роберт остолбенел. Его переполняли возвышенные чувства, а она заговорила о правах!

– Единственное – я все-таки доказала, что я не фуфло!

– Кому доказала?

– Тебе! Больше ничье мнение меня не интересует! – Она расхрабрилась, привалилась к его плечу головой. Он осторожно взял в ладони ее лицо, заглянул в глаза и с самым серьезным видом сказал:

– Я уже очень давно думаю, что ты не фуфло! Веришь?

– Верю! – И она засмеялась, будто услышала самый изысканный, самый обворожительный комплимент.

Ему ужасно не хотелось уходить, но дело, которое он задумал, не должно было сорваться, и, взяв у Нины новый номер ее телефона, он развернулся и снова поехал в школу. Экзамен продолжал идти своим чередом. Немного успокоившийся капитан ГАИ был уже более благосклонен к оставшимся ученикам, но, по правде говоря, никто из них больше и не выпендривался, как Нина. Роберт сразу заметил, что Лиза, хотя ее очередь уже давно прошла, как сидела в своей серебристой машине, так и продолжала сидеть, не выходя во двор, и он догадался почему – она хотела подойти к капитану, когда все остальные уже уйдут. Без сомнения, капитан был предупрежден, экзамен Лиза сдавала для проформы.

«Что ж, пусть делают, как хотят, – подумал Роберт, – во всяком случае, моя совесть спокойна – я ко всему этому руки своей не приложил».

Капитан нужен был ему для решения вопроса с Ниной. Роберт терпеливо засел в своей учебной машине по другую сторону двора, положив рядом с собой маленький фотоаппарат, и с вялым интересом ждал, когда закончится экзамен. Вот последний ученик, более-менее сносно преодолев все барьеры, с радостным видом выскочил из машины капитана и побежал на улицу.

«Сдал, наверное», – улыбнулся Роберт ему вслед. Парень был неплохой, Роберт искренне был за него рад. Капитан в машине подводил итоги. В это время во двор въехала еще одна машина – сияющая черная «БМВ», и Роберт увидел, как Лиза оживилась, приоткрыла свою дверцу и высунула наружу ножку в высоком сапоге. Из «БМВ» вышел господин в черном пальто и достал из-за пазухи внушительного вида бумажник. Роберт мысленно поставил рядом с этим господином не Лизу, а Нину, и его передернуло. Он взял с сиденья фотоаппарат, сделал несколько кадров. Тем временем господин подошел к машине ГАИ и неловко сел в нее. Она явно была мала для такого представительного субъекта. Разговор внутри был коротким. Через несколько минут капитан вышел из машины и направился в сторону Лизы. Роберт опять защелкал фотоаппаратом. Лиза с видом герцогини, случайно оставшейся без шофера и горничной, оперлась на высунутую ножку и вышла из своего автомобиля. Капитан исподтишка окинул ее оценивающим взглядом и протянул ей фирменные корочки. Лиза небрежно взяла их двумя пальчиками. Застегивая бумажник, солидный господин поздравил Лизу, поцеловав ее в щечку. Лиза снова изящно села в свое авто и теперь уже с полными на то правами лихо вырулила со двора. Черная «БМВ» устремилась за ней. Капитан повертел в руках несколько зеленых бумажек, потом отогнул одну из них, зажал в кулаке, остальные спрятал в карман и отправился назад к своей машине, в которой уже напряженно ждал представитель общественности.

«Пора», – подумал Роберт и выехал наперерез.

Капитан остановился, вопросительно посмотрев на него.

– Поговорить надо! – Роберт сделал приглашающий знак рукой.

Капитан нехотя пересел в его машину.

– Ты ведь меня знаешь?

– Ну, знаю, – пожал плечами капитан.

– Для того чтобы утрясти тот уличный инцидент, я продал свою машину, а Михалыч свою.

Капитан пока не понимал, куда Роберт клонит.

– То есть ты в курсе, что мы понимаем, по каким правилам ведется игра. – Голос Роберта становился все более решительным. – Но при всем при этом какая-то хоть маленькая справедливость в мире должна существовать!

– Допустим… – уклончиво ответил капитан.

– Так вот справедливость требует, чтобы ты зачел экзамен этой женщине – Ворониной! – выпалил Роберт.

– Этой идиотке? Которая задом полезла на эстакаду? И не проси, и не уговаривай! Ее надо проучить!

– Она водит машину лучше всех в этой группе, – невозмутимо продолжал Роберт. – И если уж ты выдал сейчас на моих глазах права этой дурочке Лизе, то Нине получить права велел просто сам бог.

– Кто это видел, что Лиза получила права от меня? – с интересом спросил капитан.

Роберт кивнул на фотоаппарат.

– Вот пленка, она не продается, но ее можно обменять на права, – с достоинством произнес Роберт. – И для этого тебе не придется продавать свою машину!

– Ну я и с твоей ничего не поимел, чтоб ты знал! – посмотрел на Роберта капитан.

– Поэтому и я к тебе с приемлемым предложением: пленка – против прав, – заявил Роберт. – По-деловому и по-божески!

– Ладно, черт с тобой, все-таки мы давно знакомы! – смирился капитан. – Давай пленку!

– Давай записку в ГАИ!

Бумажный листок и засвеченная пленка перекочевали из рук в руки, как в шпионском боевике, и капитан вышел из учебной машины.

– Ну и денек сегодня! – сказал он, потянувшись, и закурил.

– Хороший денек! – ответил ему Роберт и захлопнул свою дверцу. Он опять поехал к Нине.

Вместе с ней они быстро съездили в ГАИ, где незнакомая девушка попросила Нину расписаться в трех местах и выдала ей в окошечко новенькое водительское удостоверение. Нина взяла его дрожащими от волнения пальцами, отошла от окошка и посмотрела на Роберта.

– Смешно, – сказала она.

Роберт сидел в углу на скамейке и наблюдал за ней.

– Права теперь у меня есть, а машины нет…

– Будет! Все еще будет! – обнял он ее за плечи. – А пока поездим на моей!

Обнявшись, они вышли из помещения ГАИ и снова сели в желтую машину. Через несколько минут они уже опять были в ее дворе. Но теперь они были уже другими, совсем не теми мужчиной и женщиной, что, как два зверька, настороженно присматриваются друг к другу, случайно встретившись в лесной чаще. Руки их соединились, взгляды словно прилипли друг к другу, губы слабо шевелились, но они молчали, боясь спугнуть то необыкновенное, что происходило между ними. Но молчать бесконечно было все-таки невозможно, и Нина первая решилась произнести:

– В таких случаях принято приглашать на чашечку кофе…

Он уловил чуть заметное замешательство в ее словах.

– Я бы не отказался… от кофе, – пересохшими губами произнес он.

Она опустила голову.

– Что-то мешает? Ты не хочешь меня приглашать?

– И да, и нет… – пробормотала она.

– Пригласи меня! – Он крепче сжал ее руку. – Неужели ты думаешь, что я не смогу остановиться, если ты не захочешь…

– А ты сможешь остановиться? – Она посмотрела ему прямо в глаза.

– Я ничего и никогда не буду делать против твоего желания, – твердо сказал он.

– Тогда пойдем пить кофе! – Она сразу повеселела, защебетала, как птичка. И когда они, даже и не подумав варить кофе, плотно задернув шторы, с неизбывной нежностью ласкали друг друга на ее старом диване, она продолжала шептать какие-то глупые слова и словечки, награждала его всевозможными ласковыми прозвищами, и он впервые за много дней, а может быть, и лет перестал чувствовать себя одиноким. Когда же, утомившись ласками, он стал засыпать, и она тоже сонно привалилась к его теплому боку, он подумал, что не хочет проводить без нее больше ни одну ночь. А она подумала, что когда-то, много лет назад, на этом самом диване была вполне счастлива с Кириллом. Подумала и совершенно спокойно заснула. Проснулись они уже почти ночью.

– Я должен вернуть машину в гараж, – сказал он. – Так полагается.

– Я поеду с тобой, можно?

Вместо ответа он только поцеловал ее. И когда в своей новой шубке, утомленная, немного осунувшаяся, но вместе с тем и помолодевшая, радостная Нина снова болтала какие-то милые пустяки, рассказывала о своих переживаниях, он ощущал, что эта женщина должна быть с ним надолго, навечно, в общем, на всю его жизнь.

Она нежно гладила круглое личико его куколки на полочке щитка, и он рассказал ей всю свою жизнь в нескольких простых предложениях, не утаив и грустную историю своей женитьбы, и то, как появилась в его машине эта куколка.

Обратно они возвращались пешком через парк, дурачась, кидаясь снежками. Утомившись, на минутку остановились возле грифонов. Нина сняла перчатку, погладила холодную, натруженную когтистую лапу самого крайнего, так знакомого ей. Чудесно была подсвечена прожекторами классическая церковь, таинственно смотрел на них высокими окнами темный дворец за резными воротами, причудливо изгибался узенький мостик – жизнь вокруг была удивительно хороша. Они сделали крюк ради прогулки, поэтому возвращаться пришлось по тропинке сквозь заснеженные кусты. Они целовались. Потом вошли в темный подъезд, поднялись в свою квартиру и опять торопливо прильнули друг к другу. Глубокой ночью, не вылезая из постели, съели по бутерброду, выпили чаю и замерли, обнявшись, до утра.

– Надеюсь, у тебя нет сегодня занятий? – спросил Роберт, как только открыл глаза.

– К счастью, нет, – ответила Нина. Прямо над ней возвышался знакомый до мелочей потолок ее родной комнаты. Она смотрела на него и не узнавала. Так ново, так прекрасно было ощущение того, что рядом с ней, совсем близко, вплотную, находится человек, которому она нужна, который ей нужен.

– И у меня нет, – сказал Роберт. – И прямо сейчас мы снова сходим за учебной машиной и поедем на ней к Ленцу. Михалыч будет нас ждать.

– По какому случаю?

– По случаю выздоровления Ленца и твоей успешной сдачи экзамена.

Нина потерлась лбом о его плечо.

– Лучшего предложения на сегодняшний день не может быть, – сказала она. – Но где же все-таки твоя собственная машина? В ремонте?

– Почти, – пробормотал Роберт и встал. – Только придется тебе ехать с небритым мужчиной! Не побоишься?

– Обожаю небритых! – Нина нежно прикоснулась пальцами к его щеке.

– А мы будем завтракать? – спросил он.

Она улыбнулась и пошла в кухню. И пока в ванной с шумом плескалась вода, она резала хлеб и делала бутерброды привычными, точными движениями, как выполняла то же самое с Кириллом в течение почти пятнадцати лет.

«…Мужчины бреются, женщины готовят завтрак. Неужели никогда не будет ничего нового? Одному, другому, третьему… Неужели это и есть любовь? Неужели это и есть ее место в жизни?» Она ужаснулась. Потом глубоко вздохнула, чтобы успокоиться, и сказала себе: «Миллионы женщин считают это за счастье».

Во время еды он говорил о пустяках, а она улыбалась. Потом она сложила грязную посуду в раковину, и они стали собираться.