— Я то уйду, но будет ли тебе это на руку? — вставая со своего места, спросила она.

— Мертвым не может быть что-то на руку. — произнесла я, когда за ней захлопнулась дверь.

Глава 8

Я вскакиваю с кровати, под душераздирающие крики. Какие тут кошмары, когда у меня появилась персональная комната пыток наяву. Моя дверь оказалась не заперта, и я, повернув ручку, вышла в коридор. Было темно и пусто. В некоторых местах горели подсвечники, в конце коридора моргала флуоресцентная лампа. Впереди было окно с решеткой, из которого падал лунный свет тонкой дорожкой. От громких криков по всему телу пробегали мурашки. Я понимала этих людей. Мне самой хотелось взвыть. Я не знала по какой причини тут был каждый из них, но понимал что они здесь не от хорошей жизни. Меня цепко схватили за правую руку, и я наткнулась на пару карих глаз.

— Они повсюду, они идут за мной! — словно в лихорадке шептала девушка. Ее грязные каштановые волосы прилипали к лицу. Кожа была пепельного цвета с втянутыми щеками. Казалось, что она не ест вовсе. Под глазами виднелись круги, а пересохшими губами она шептала одно и тоже.

— Кто они? — шепотом спросила я, пытаясь убрать ее руку, которая приносила боль.

— Они повсюду! — не моргая, она еще сильнее сдавила мне руку, от чего я взвизгнула.

— Отпусти меня! Пусти!

— Они идут, идут за мной! — вдалеке послышались шаги. Тяжелые и размеренные. Меня пробила дрожь. Еще эта неугомонная постоянно нашептывала что за нами идут.

— Что за шум? — услышала я мужской бас. — Новикова, снова ты! Неужели тебе не вкололи снотворного? — здоровый мужик, оттащил от меня женщину, которая начала лягаться, а после хохотать.

— Какая палата? — гаркнул мужчина мне.

— Первая.

— Первая? Новенькая? — я кивнула головой. — Адекватная или тоже за ручку до кровати отвести? — я смотрела на этого высокого мужчину, и все что я чувствовала — это безразличие. Не было страха, паники. Я смотрела в его янтарные глаза, и просто молчала.

— Слушай сюда новенькая. Первое правило данного заведения — не выходи по ночам. Сиди в своей коморке и рассуждай над тем, какая прекрасная жизнь за решеткой.

— Что с ней будет? — я кивнула в сторону девушки, которая продолжала брыкаться в его больших руках, словно кукла.

— С ней? — немного удивился мужчина. — Вколем снотворного и успокоится. Пошла вон отсюда, или тоже на снотворное напрашиваешься? — меня не пришлось долго уговаривать. Я спиной чувствовала его пронзительный взгляд. Около своей двери я повернула голову. Его уже не было. Я не хотела спать. Уже привыкла к бессонным ночам. Очень странно. Я могла свыкнуться со всем, кроме его смерти. Почему люди говорят что все забывается? Мне кажется, самые сильные переживания навсегда оставляют отпечаток на нас. Возможно ли забыть свою жизнь? Все ценности, морали. Как можно жить в иллюзиях, что завтрашний день не принесет той боли, которым пропитан этот день? Я не плакала, хотя очень этого хотела. Знаете чьи слезы самые настоящие? Сильных людей. Даже сильные люди при лунном свете, одиноко плачут, искусывая подушку зубами. Потому что они привыкли быть сильными. Улыбаться, когда сердце кровоточит. Быть сильными для других, вопреки себе. А ночью, когда никто не услышит, они плачут как маленькие дети. Не потому что желают о чем то, а от своего одиночества. Да, быть сильным человеком — это значит быть одному. Так надежней, спокойней, и больнее. Они сильны в обществе и слабы перед собой. Их душа самая тонкая и ранимая. Им не хватает ласки, любви. Они так часто боролись с жизнью, что предпочитают быть начеку каждую минуту. Не подпускать к себе людей, потому что только так можно обезопасить свое сердце.

Я слабый человек. Я никогда не умела бороться. Всю жизнь я знала только одно: обо мне позаботиться. Это была моя проблема, моя беда. Я не умела жить самостоятельно. Я зависела всю свою жизнь. Была ведомой. Вот от чего мне так плохо. Конечно, тут не обошлось без всепоглощающей любви, но корень моих страданий зарыт глубоко внутри меня. Это маниакальное желание быть под защитой. Быть любимой и любить. Саша был тем человеком, который подходил по двум пунктам. Его любовь была чиста. Он любил не потому что так было нужно, а потому что чувствовал. В моем понимание все люди делятся на тех, кто отдает любовь и тех, кто ее потребляет. Идеальный союз — это тот кто потребляет и тот, кто отдает. В отношениях один человек всегда изначально эгоист. Не может зародиться любовь, когда каждый стремиться либо отдавать, либо принимать. Это как инь и янь. Как вода и огонь. Только противоположности притягиваются. Постепенно люди меняются ролями. Насытившийся любовью стремиться приласкать того, кто всю свою жизнь отдавал. Это природа. Так устроен человек.

Я жалею только о том, что в наших отношениях с Сашей, я не успела отдать ему ту любовь, которой он награждал меня ежеминутно. Все бы отдала чтобы последний раз обнять его и сказать как сильно любою. Порой, мы не ценим то мгновение, что Господь отводит нам. Понимаем лишь когда теряем. Осознаем, насколько безвластен в этом мире человек. Мы лишь пылинки в этом огромном, полном загадок мире. Мы часто пренебрегаем друг другом, думая, что всегда сможем извиниться или нас сами поймут и простят. Но никто из нас не решается просто обнять близкого и сказать насколько он ему дорог. Всегда нужна причина, и это меня расстраивает больше всего! До человека, почему то, всегда самое важное доходит только сквозь страдания. Испытывая боль, будь она душевная или физическая, мы осознаем насколько несовершенны! Нас затопила гордыня и самолюбование. Мы потерялись в любви к себе, примитивно путая любовь с похотью. Я разочаровалась в этом совершенно несовершенном мире.

— Не спиться? — я не услышала как в комнату зашел все тот же мужчина. Его светлые волосы, были зализаны назад, и он больше смахивал на бандита из лихих девяностых.

— Я не могу спать. — глядя на его профиль, в лунном свете прошептала я.

— Почему ты здесь. На сумасшедшую не смахиваешь. — он присел на стул. Казалось, что вся эта комнатка слишком мала для него.

— Я пыталась покончить с собой, и ни один раз.

— Знаешь, здесь много людей. И не всех из них я назову психами. Здесь часто встречаются…потерявшиеся люди. Они не глупые, трезво рассуждают, но вот их поступки… — он печально покачал головой. — Возьми тебя, к примеру. Сколько тебе? Восемнадцать? Девятнадцать? Какой леший тебя в петлю то тянет? Вроде девчонка то не глупая, видно что просто капаешься в себе много. А ты живи, плевать на все. Карабкаться надо за эту жизнь, а не кидаться ей как куском дерьма.

— Карабкаешься только тогда, когда впереди видишь стимул. А у меня, как вы выразились, кусок дерьма впереди вместо стимула. — он посмотрел в окно, сквозь железную решетку.

— Глупость ты несешь, мелкая еще. — равнодушно ответил он. — Тебе бы жить, детей рожать, и выбить эту хрень из башки.

— От кого детей то рожать? Единственный человек, от которого я и хотела детей, лежит сейчас в сырой земле и гниет.

— Ты поэтому здесь?

— От части, да. Что меня держит на этом свете? Тот, ради кого хочется возвращаться домой, кому хочется подарить всю свою любовь, отдать себя до последней капли, которому готова простить все, за которого не страшно даже в ад, находиться настолько далеко что мне только и остается — идти за ним.

— Тараканов бы тебе в голове поменьше, а ума побольше. — он совершенно не слышал меня. Или слышал, но гнул свою позицию.

— Вы любили? — он резко перевел взгляд от окна, и посмотрел в мои глаза.

— Не твое дело. — безразлично бросил он. — Спи, иначе вколю что посильнее, и вырубишься без задних ног. — он медленно подошел к двери. — Через сорок минут проверю. И на последок, не вылезай в коридор по ночам, да и днем. Это не самое безопасное место для девочек, истосковавшихся по любви. — на последних словах, его губы дрогнули в легкой улыбке, которую от тотчас же убрал. Странный человек. Прямолинейный, сильный, но такой уязвимый. Стоит найти больную точку и из него можно вить веревки. Это еще один пример маски сильного человека, внутри которого скрывается хрупкая душа, которую очень легко обидеть. Он пришел ровно через сорок минут, но я не спала. Услышав его тяжелую поступь, я попыталась выровнять дыхание, и сделала вид, что сплю. Он заглянул в комнату, и простоял на пороге несколько минут. Он молча смотрел на меня, сдвинув брови, и что-то решая в голове. Возможно, он анализирует меня как нового пациента, а возможно мой вопрос о любви показался ему слишком резким. В итоге он так же молча, как и зашел, вышел. Я не робот, и сон все же сморил меня.

— Только не это. — прошептала я, оказавшись в знакомом лесу. Старец с гуслями все так же сидел на пне, перебирая струны.

— Когда все это кончиться? — прошептала я, глядя на него.

— Когда ты придешь к финишу. Чего ты хочешь? — он достал меня этим вопросом.

— Ты знаешь чего я хочу.

— Откуда? Это знаешь только ты. — невинно ответил он.

— Я говорю тебе каждую ночь о том, чего жажду больше всего.

— А что ты при этом делаешь? — загадочно произнес он, откладывая гусли в сторону.

— А вот это дяденька уже другой вопрос, на который я вам не отвечу.

— Не нужно мне, ответь себе. — он встал напротив меня, и посмотрел прямо в глаза.

— Ты страдаешь потому что этого хочет твоя душа. Я уже говорил тебе. Либо борись со своим горем, либо устрани в себе эту вражду.

— Как?

— Нет бунтовщика — нет проблемы. — я не очень сейчас понимала. Он предлагает мне избавится от души?

— Ты умная девочка, сама истолкуешь сказанное. А теперь… — он загадочно улыбнулся, а до меня тали доходить звуки марша Мендельсона.

— Нет! Пожалуйста, не надо! — он медленно растворился в воздухе, а музыка становилась все громче. Мне хотелось заткнуть уши, я плакала, смотря прямо перед собой. Там, где был Он.

— Нет, нет, нет. — шептала я, а ноги сами несли меня к нему. Каждый шаг, глоток воздуха. Я стала задыхаться. Снова и снова.

— НЕТ!

— Проснись! — я не понимала кто говорит мне эти слова, и инстинктивно начала отталкивать настойчивые руки, которые трясли меня. Мне не хватало воздуха, перед глазами была белая пелена, я задыхалась. Сколько этот кошмар продлиться? Когда время начнет лечить меня? Я почувствовала легкую боль, как от укола, после чего мое сознание растворилось черным пятном. Мне не снилось ничего. И впервые это «ничего» принесло спокойствие. Впервые в моей жизни тьма показалась мне спасением. Она несла в себе успокоение моей израненной душе. Я искала покоя. Понятия и мысли разбежались по норкам. Я чувствовала себя легче, этот наркотик дурманил. А какого было бы вам за дни в муках, впервые почувствовать себя спокойно. Я не забыла о Саша, просто мысли о нем, не переходили в плач или истерику. для меня это было в новинку. Далеко в сознании понимала, что это лишь действие препарата, что стоит ему исчезнуть и я снова окунусь в привычный мир страданий. Мир памяти о нем. Моем любимом мальчике.

Глава 9

* * *

— Скажи, что такое любовь? — спросила маленькая девочка, рисуя красным карандашом цветок на альбомном листе.

— Я не знаю, а с чего это тебя заинтересовал этот вопрос? — спросила молодая девушка.

— Все говорят любовь, любовь, а что это такое никто не говорит! — немного надув щечки произнесла девчушка.

— Помнишь своего зайца? — девочка подняла свои кари-зеленые глаза и кивнула. — Помнишь, когда ты принесла его домой с оторванным ухом, грязного. Ты никому не разрешала выкинуть его и вместе с мамой пришивала ему потерянное ухо. — карие глаза девушки улыбались. Как объяснить маленькому ребенку любовь? Порой, даже взрослым не под силу это чувство.

— Помню!

— А помнишь что чувствовала по отношению к нему? — девочка наморщила маленький носик, и сдвинула бровки.

— Это и есть любовь? — спросила она.

— Думаю, да. Когда-нибудь ты вырастишь и сама поймешь для себя что такое любовь.

— А когда я вырасту? — озорно виляя ногами, спросила малышка.

— Ну этот вопрос точно не ко мне. Ты сама поймешь, когда это произойдет. — девушка погладила малютку по голове.

* * *

Прошло тринадцать лет, а я так и не поняла что такое любовь. Я переживала любовь, но разве любовь может причинять боль? Я любила, знала что была любима, и где я сейчас? На вопрос «что такое любовь?», я так и не получила ответа. Память странная штука. Мне было четыре года, а я все помню этот разговор со своей тетей. Тогда я хотела вырасти и понять. Теперь не хочу. Познав это чувство, я поняла только одно. Граница меду раем и адом намного тоньше, чем мы думаем. Одного вздоха достаточно чтобы поменять все.