Элизабет Лоуэлл - Вспомни лето

Он хотел спросить, в чем причина, а потом передумал, Рейн сама скажет ему, как давно повелось между ними, когда сочтет нужным.

– Это просто адский заезд, – покачал головой Чандлер-Смит. – Знаешь, одна моя половина раздувалась от гордости, а другая скукожилась от страха. Я все очень хорошо видел. Малышка Рейн. Человек, который подготовил для меня местечко, не зря ест свой хлеб.

– Корд Эллиот, – бросила она.

– Кто?

– Корд Эллиот постарался.

– Поблагодари его за меня.

– Ты сам ему скажи. Он один из ваших.

Чандлер-Смит провел рукой по руке дочери.

– Что стряслось, Малышка?

Она смотрела на него потемневшими от боли глазами.

– Я когда-нибудь просила тебя о чем-нибудь?

– Нет, с тех пор как тебе исполнилось десять лет и я пропустил вечеринку по случаю твоего дня рождения, – печально сказал Чандлер-Смит. – Больше ты никогда ни о чем меня не просила.

– Я прошу тебя теперь. Мне надо знать, где Корд Эллиот, или хотя бы сказать ему «до свидания». – Только бы увидеть его снова. Только бы услышать его голос. – Но каждый, у кого я спрашиваю о нем, даже люди, которые с ним работали, говорят: «Кто такой Корд? Никогда о нем не слышали».

В этот миг Чандлер-Смит понял, что за перемена произошла в его дочери. Болезнь любви. Ее симптомы были в ее теле, они слышались в голосе.

– Ты любишь его, Малышка?

Рейн закрыла глаза. Она задавала себе этот вопрос по сто раз в день. И сто раз в день отвечала; «Да».

Она хотела дать ему место возле своего огня, спасти его от леденящего холода того мира, в котором он жил. Но этот мир нужен ему больше всего. Он выбрал этот мир, а не ее.

Корд ведь мог и раньше расстаться со своей работой, но не сделал этого. Она набитая дура, поддавшаяся предстартовому безумию и щедро подарившая всю себя незнакомцу. Но так уж она создана: все или ничего.

Холодными пальцами Рейн достала из кармана золотую монету, которую дал ей Корд, и на вытянутой ладони заблестел металл. Ее губы скривились в ироничной улыбке: может, это стоит расценивать как еще одну золотую медаль, данную ей за успехи в любовных утехах? Может, Корд просто пытался сказать ей, что их любовные игры закончились, и подарил ей эту монету?

– Найди его, – сказала Рейн, глядя на отца невидящими глазами. – И отдай это ему. Она нужна ему больше, чем мне. – Она отвернулась, пряча слезы. – Я буду ждать здесь.

Чандлер-Смит сделал два телефонных звонка из своей машины. Из первого он узнал, что Роберт Джонстоун работал на Олимпийских играх под именем Корда Эллиота.

Второй звонок был женщине, боссу Джонстоуна.

– Где Джонстоун? – спросил он.

– Согласно нашим данным, он мертв.

На Чандлер-Смита навалилась безумная усталость. Он закрыл глаза, протестуя всеми фибрами души против такого известия.

– Расскажите мне.

– Ваша линия безопасна?

– Да.

– Хорошо. Барракуда бежал в пустыню. Боннер и мальчики из «Дельты» его преследовали. Джонстоун, он же Корд Эллиот в этой операции, поехал с ними. Боннер гнался за Барракудой и схлопотал пулю. Джонстоун ждал почти до темноты и пошел выручать Боннера. Барракуда убил Боннера, которого мы сейчас называем Джонстоуном, а потом Джонстоун убил Барракуду, но…

– Погодите, – прервал ее Чандлер-Смит. – Кто мертв?

– Барракуда убил Боннера. Джонстоун убил Барракуду. Но он сам оказался на волосок от смерти.

– А сейчас Джонстоун жив?

– Разве я только что не сказала этого?

– Вы сказали, что он мертв!

– Нет, я сказала, что по нашим отчетам Джонстоун мертв. Вы просили, чтобы я нашла изящное решение для отставки Джонстоуна с правительственной службы, в том случае когда он разделается с Барракудой. Боннер был один как перст. Мы прикрепили к мешку с его телом удостоверение личности Джонстоуна. Прощай, Роберт Джонстоун. Упокойся с миром.

– Господи, – пробормотал Чандлер-Смит, тяжело вздыхая. – Вы отняли у меня десять лет жизни. Где Джонстоун?

– Его перебросили по воздуху в Сан-Диего, в военно-морской госпиталь.

– Как он?

– Про таких говорят: родился в рубашке, сэр. Врач зажимал пальцем его бедренную артерию весь путь до госпиталя. Операция длилась три часа, но все сшили как надо.

– Я должен увидеть его. Под каким именем он там?

– Ни под каким. Его принесли без сознания, без удостоверения личности. Его называют пациент Икс.

В госпитале пахло дезинфекцией, плохим кофе и страхом – характерный букет запахов для любого лечебного учреждения. В сопровождении торопливого доктора Чандлер-Смит шагал в конец коридора, где лежал пациент Икс.

– Нам приходится колоть ему наркотик, чтобы успокоить его, – раздраженно сказала доктор. Вынужденная разрешить посетителю свидание с пациентом, она была рассержена до крайности. Но, будучи не просто доктором, а военно-морским офицером, женщина прекрасно понимала, что этот посетитель – большая шишка. – Не задавайте ему никаких вопросов. В вашем распоряжении девяносто секунд, сэр. И ни секундой больше. Скажите спасибо за эти полторы минуты.

Жизнь едва теплилась в пациенте Икс. Трубки росли из его тела, как грибы. Под загаром его кожа была отвратительно бледной. Очень медленно его взгляд сфокусировался.

– Блю? – прохрипел он.

– Да. Что ты с собой сделал?!

– Рейн… – выдохнул он и обессиленно умолк.

Чандлер-Смит взял горячую руку Джонстоуна и вложил в нее золотую монету.

– Вот. Рейн сказала, что она тебе нужна больше, чем ей.

Эта монета была очень хорошо знакома Джонстоуну.

Госпожа Удача. Госпожа Смерть. Он сжал ее в пальцах так крепко, что никакие наркотики не смогли бы расцепить их.

Джонстоун хотел спросить, почему Рейн сама не пришла.

Она так сильно ему нужна, как жизнь. Больше, чем жизнь.

– Она.., здесь?

– Нет.

Разочарование отозвалось в нем сильной болью и увело обратно в наркотическое забытье. Он не слышал, как ушел Блю.

* * *

Рейн ждала, не замечая неслышного бега времени. Темнота ночи наконец сменилась еще одним потрясающим рассветом в южной Калифорнии.

Стук в дверь заставил ее сердце подпрыгнуть. Услышав голос отца, она открыла. Вновь в комнату вошли те же самые двое телохранителей и встали в стороне, пока Чандлер-Смит не перешагнул через порог. Отец жестом отпустил людей и оказался наедине с дочерью. От нетерпения у нее закружилась голова.

– Расскажи мне о Корде Эллиоте, – попросил отец, закрывая дверь за своими людьми.

– Он мой любовник.

Чандлер-Смит заглянул ей в глаза.

– Малышка Рейн, когда ты выросла?

– Давно, папа.

– Я надеюсь, – пробормотал он.

– Ты нашел его?

– Человек, которого ты называешь Корд Эллиот, – один из моих лучших людей. Официально он работает на спецслужбы. Он в той ее части, у которой даже нет никакого названия, никакого бюджета и никакого адреса.

– Ты нашел его?

– Я не нашел человека по имени Корд Эллиот.

Рейн отметила попытку отца уклониться и решила, что любой ценой добьется от него ответа. Вчера ночью он нарушил гораздо больше правил, чем за все годы службы.

Еще одно нарушение ничего не значит.

– Я понимаю, – сказала она. – Спасибо. Верни мне золотую монету удачи.

Глаза отца сузились и превратились в щелки.

– У меня ее нет. Я отдал ее Роберту Джонстоуну.

Разве Корд не упоминал о нем?

Она покачала головой.

– Он похож на тебя, папа. Никаких имен, никаких фактов, ничего…

Ее голос затих, поскольку она поняла: отец увиделся с кем-то, кто знал не только, кто такой Корд, но и где он сейчас. Монета удачи вернулась к Корду, но для нее никакого сообщения нет.

А может, вестью надо считать отсутствие вестей? И его красноречивое молчание говорит само за себя?

И все-таки что же тогда сказал Корд? Какие три слова? Удачи тебе, Рейн? Я люблю тебя? До свидания, Рейн? А потом смешался с толпой, исчез, устремившись к другой опасности…

– Малышка. – Чандлер-Смит погладил дочь по голове. – Не надо. Порой все совсем не так, как кажется.

Она невесело засмеялась.

– Ты прав. Иногда все гораздо хуже. – Рейн быстро и крепко обняла отца и отступила подальше. – Прости меня, папа. Не надо было посылать тебя на поиски моего бывшего любовника, нарушая все правила и нормы.

Чандлер-Смит хотел заговорить, но привычка взяла свое. Если бы Джонстоун хотел, чтобы Рейн знала его истинное имя, он сказал бы ей. Попавший в ловушку между долгом и желанием отца унять боль дочери, Чандлер-Смит наблюдал за Рейн, которая начала кидать свои немногочисленные вещи в чемодан.

– Куда собираешься? – спросил он наконец.

Она пожала плечами.

– Отдохну. Я это заработала.

– Но где?

– Придумаю что-нибудь, – безразличным тоном сказала она.

Рейн смахнула все с полки в ванной и убирала в чемодан.

– Где ты будешь в ближайшие две недели? – спросил отец.

– Не знаю.

– Малышка, почему бы тебе не поехать домой?

– Нет, – мягко, но непререкаемо произнесла Рейн. – У меня своя жизнь. Я выросла и больше не играю в прежние игры.

– А как насчет Дева?

Двумя быстрыми движениями она закрыла чемодан.

– Капитан Джон отправит его домой.

– И кто же будет заботиться о Деве?

Рейн стиснула кулаки. Она не хотела снова возвращаться домой. Она не могла. Прошлое не отпустило бы ее из своих цепких объятий.

– Наймите конюха, – коротко сказала она, а потом вспомнила о нраве Дева и спохватилась:

– Черт побери!

– У моего знакомого ранчо в Аризоне, – сказал Чандлер-Смит. – Он проводил так много времени за границей, что подумывал продать его. Я могу отправить Дева туда. Ты там никогда не была, Рейн. Горы, чистый воздух, трава и сосны.

Внезапно ее глаза наполнились слезами. Она никогда не плакала, когда отец подводил ее, так почему ей захотелось плакать только потому, что он понял ее потребность сменить обстановку?

– Спасибо. – Она быстро обняла отца. – И не волнуйся. Я никогда больше не попрошу тебя нарушить правила.

Рейн стояла в дверном проеме гостевого домика и смотрела на горные пики на фоне кобальтового неба Аризоны.

В прохладном воздухе пахло хвоей, влагой и травой.

Рейн провела здесь пять недель и чувствовала себя так, будто вернулась домой. В то же время разверзшаяся в душе пустота от потери Корда Эллиота настойчиво заявляла о себе. Каждый день она просыпалась с его именем на устах, мечтая забыться в его крепких объятиях.

И каждый день она поднималась одна, чтобы избыть прошлое, вставала в дверном проеме и смотрела на огромный луг, над которым безраздельно властвовал Ватерлоо Девлина.

Допив кофе, Рейн отставила керамическую кружку и спустилась по короткой пыльной тропинке к лугу. Гостевой домик был оборудован по последнему слову техники, включая современную кухню и ванную. Была здесь и еще одна немаловажная вещь, в которой она нуждалась: уединенность.

Телефон есть только в главном доме на ранчо. Дом в полумиле отсюда, за пастбищем. Супружеская чета пенсионеров, которые присматривали за ранчо в отсутствие владельца, была предупредительна и не нарушала одиночество Рейн. Правда, они сказали ей, что будут рады видеть ее у себя в любое время.

Луг, окруженный новым забором, еще не выцвел от жары. Хотя было раннее утро, но солнце уже нагрело воздух и землю. От жары хлопчатобумажный джемпер с короткими рукавами, в котором она вышла из дома, жутко нагрелся. Сочный зеленый цвет притягивал солнечные лучи.

Ее брюки для верховой езды такие же черные, как грива Дева. Волосы беспорядочно разметались по плечам и щекотали ее; глубокий треугольный вырез открывал шею и нежные полушария грудей.

Дев повернул голову, едва почуяв запах Рейн. Легким галопом он подбежал к забору, приветствуя хозяйку. Она наблюдала, как он несется по пастбищу, – шкура горит огнем, мышцы играют на мощном теле. После троеборья .он стал еще сильнее, чем до соревнований. Скоро надо снова ездить на нем, работать с ним, прыгать просто потому, что они оба наслаждались этим.

Жеребец прекрасно чувствовал себя в горах. Вновь вернуть его в денник было бы настоящей проблемой. Но им некуда спешить. Отец уверил ее, что владелец занят делами в другом месте. Они с Девом могут оставаться тут сколько душе угодно. ;

Но чем дольше она жила здесь, тем труднее ей было даже подумать об отъезде.

Бархатистая морда нетерпеливо ткнулась ей в плечо.

– Ты за морковкой? – пробормотала Рейн, отталкивая его.

Дев фыркнул и ждал, навострив уши.

– Ты победил, рыжий попрошайка. – Она достала морковку из заднего кармана брюк.

Пока Дев ел морковь, она гладила его шею, наслаждаясь тем, какая она гладкая и сильная.

– Тебе бы хотелось жить здесь, Ватерлоо Девлина? – спросила Рейн. – Деньги, которые мне полагались по достижении двадцати трех лет, в целости и сохранности. Я могла бы купить этот прекрасный горный луг и еще несколько длинноногих кобыл. Я могу провести всю свою жизнь здесь, выращивая твоих жеребят и обучая их летать через заборы и ручьи.