До сих пор они избегали говорить о Маргарет. Эбби полагала, что это происходит из-за того, что дедушка рассматривал разрыв с дочерью как одну из самых серьезных неудач в своей жизни. Со стороны Эбби было крайне рискованно упомянуть мамино имя в таком серьезном разговоре. По подергиванию кадыка на шее дедушки Эбби поняла, что на сей раз она попала в самую точку.

— Нет никакой гарантии, что кто-нибудь из них скажет тебе спасибо.

Эбби задумалась, уловив горечь в словах старика. Ей показалось, что пришло время поговорить о прошлом, а не о настоящем.

— Мама любила папу так сильно… — у Эбби перехватило дыхание. Только сейчас она действительно поняла, как сильно ее мама любила Роберта Блисса. Настолько сильно, что бросила обеспеченную семью и отказалась от блестящего будущего. Теперь Эбби осознала это особенно остро, потому что ради Таннера готова была сделать то же самое. Разница заключалась в том, что Роберт Блисс желал, чтобы Маргарет ушла из семьи. Он очень мало ценил деньги и блага, которые можно на них купить. Он ждал, что она все бросит и пойдет за ним. Таннер Макнайт хотел строить свою жизнь сам, и это не позволяло ему принять наследство Эбби. Но, хотя Эбби с радостью пожертвовала бы своим богатством, лишь бы Таннер любил ее, Макнайт и слышать об этом не хотел.

Дедушка повернулся на своем кожаном кабинетном стуле спиной к столу, и взору его открылись зеленые, хорошо ухоженные газоны и лужайки.

— К сожалению, твоя мать любила его так сильно, что ни одного закуточка в ее сердце не осталось для меня.

Даже брошенный мальчик-сирота не смог бы вызвать в женщине больше сострадания, чем убитый горем дед.

— Неужели вы никогда не смогли бы смириться с тем, что мой папа является мужем вашей дочери?

Виллард Хоган напрягся.

— Если бы он не был таким прямолинейным и жестким, я бы, наверное, смирился, но он… он… — старик совсем сник под пристальным взглядом Эбби.

— Вы и мой папа так похожи.

— Черта с два?

— Так похожи, что я хорошо понимаю, почему мою маму тянуло к нему.

Упрямый старик едва не заскрипел зубами.

— Моя мама всю жизнь была предметом любви. Сначала ее любил отец, потом муж. Она была хорошо образованна, она была самым добрым и жизнерадостным человеком из всех, кого я знаю. Полагаю, это единственное основание, по которому все блага, которые должны были принадлежать ей, перешли ко мне. Именно поэтому я хочу привести сюда сирот. И у вас нет причин мне отказать.

— Ну, тогда объясни мне одну вещь. Скажи, почему за долгие годы она ни разу не написала мне? Скажи, почему она даже не рассказала тебе о моем существовании?

Эбби и сама раздумывала над этими вопросами.

— Папа… он был человеком строгих взглядов.

— Ты хочешь сказать — неколебимым?

— Да, пожалуй. Он был таким, как вы. Мама никогда открыто не возражала ему. Я думаю, она всеми силами старалась сохранить мир в семье. А еще она, наверное, думала, что ничего не зная о ней, вы не сможете больше вмешаться в ее жизнь. — Эбби нервно покусала губы. — Неужели она ошибалась?

Положив массивную голову на подголовник, старик погрузился в изучение потолка. Резной, расписанный сценами из жизни богов потолок отвечал самому высокому художественному вкусу. Не многие особы королевской крови жили в такой аристократической роскоши, как Виллард Хоган. Но Эбби знала, что никакое богатство не сможет заменить любви и тепла, которые дарит человеку семья.

— Я сказал ей… — старик откашлялся, — Когда я в последний раз видел ее, я сказал… что, если она выйдет замуж за Блисса… я перестану считать ее своей дочерью.

Эбби тяжело дышала. Так вот оно что! Слова, сказанные в гневе, разлучили их на долгие годы. Навсегда. Мама должна была понять, что когда-нибудь ее отец пожалеет об этом, написать ему. Но, очевидно, Роберт Блисс запретил ей это. Господи, сокрушалась Эбби, какая польза от этой глупой ложной гордости?!

Подталкиваемая состраданием, она обошла вокруг стола и опустилась перед дедушкой на колени. Взяв его руки в свои, молодая женщина заглянула в глаза старика и увидела боль и сожаление, которые таились в них.

— Дедушка, давай не будем повторять ошибок прошлого.

Виллард Хоган крепко сжал ладошки внучки.

— Давай не будем. — Он постарался улыбнуться. — Полагаю, что я должен оставить всякую надежду на то, что ты согласишься выйти замуж за Патрика?

Эбби кивнула. Старик поерзал на стуле, однако рук внучки из своих не выпустил. — Ну, хорошо. Но тебе придется смириться с моим желанием и ни на шаг не удаляться от поместья, пока мы не обнаружим, кто покушался на твою жизнь.

— А детишки из сиротского приюта? Могу я привести их сюда?

С некоторым раздражением старик ответил:

— Если ты хочешь, чтобы эти голодранцы целыми днями бегали по дому, ну что ж… будь по-твоему. — Улыбка его угасла, и каждый из шестидесяти с лишним лет отразился в лице и фигуре. — Эбби, я так рад, что ты вернулась домой.

Мисс Блисс улыбнулась ему в ответ. Впервые и она испытала истинную радость оттого, что вернулась домой.


«…Снич с удивлением оглядел место, куда он попал, отправившись за любопытной Тилли. Сверху свешивались засохшие корешки и комки грязи, и он недоумевал, пробираясь по узкому туннелю, кому это понадобилось жить под землей». — Эбби сделала передышку и посмотрела на любопытные лица ребятишек, полукругом сидящих возле нее в одной из гостиных. — Может ли кто-нибудь из вас сказать, почему суслики строят свои дома, вернее, целые города под землей?

— Я знаю! Я знаю!

— Чтобы прятаться от волков, койотов и лис!

— Потому что в прерии нет деревьев, чтобы спрятаться повыше.

Честно говоря, урок проходил не очень дисциплинированно. Но, глядя на своих юных подопечных, Эбби не могла сдержать улыбки. Время от времени в комнате устанавливалась строгая атмосфера настоящего урока. Но изучать географию с помощью мышей-путешественниц было намного эффективнее, чем традиционным, «книжным» способом. Малыши проявляли живой интерес к уроку, который раньше казался им скучным.

Жизнь в доме изменилась коренным образом. Эбби была занята весь день, начиная с того момента, когда рано поутру открывала глаза, и кончая поздним вечером, когда она без сил падала в постель. Ей надо было приготовить помещение к приходу детей, договориться о том, чтобы их привезли с удобствами, составить детское меню и подготовиться к урокам. Ежедневными занятия были только для самых маленьких школьников; у детишек постарше с утра были уроки в приютской школе, а их дневные часы были заняты выполнением необходимых хозяйственных дел.

Уроки Эбби посещало четырнадцать ребятишек. Большинство из них ни разу в жизни не видели ни книжки, ни грифельной доски. Эти несчастные существа с всклоченными волосами и обкусанными ногтями не имели представления о том, как следует себя вести, и едва могли вставить в речь «спасибо» и «пожалуйста». Рассказы о Тилли могли научить детей не только географии, но и всему необходимому в жизни, в том числе и умению себя вести.

Дважды в день к ним в комнату заглядывал Таннер, и четырнадцать пар глаз устремлялись на дверь. Дисциплина сразу нарушалась. Появления Таннера приводили Эбби в неменьшее возбуждение, чем детей. А может, малыши просто чувствовали ее смущение. Так или иначе, Эбби изо всех сил старалась взять себя в руки, но дрожащие пальцы выдавали ее смятение, когда она смотрела на Таннера. Их взгляды встречались лишь на мгновение, но этими мгновениями женщина дорожила едва ли не больше, чем всем прожитым днем.

Основательный и крепкий, Таннер возвышался над детьми. Как всегда, одет он был очень просто; темные брюки, белая рубашка без отложного воротничка, черная кожаная жилетка. Если Эбби была для детей рассказчицей, которая погружает их в мир приключений, населенный причудливыми созданиями, то Таннер был для них одним из загадочных героев, которые превращают сказку в реальность. Из него получился бы превосходный отец, не в первый раз подумала Эбби.

Дети собрались идти гулять с Таннером.

— А вы, мисс Эбигэйл, разве не пойдете с нами?

Эбби взглянула на Дороти, застывшую в дверном проеме. Это маленькое хрупкое создание обладало сильной волей. Каждый ребенок по-разному переносил свое сиротское существование. Дороги с пугающей решимостью сразу же накрепко привязалась к Эбби. Малышка, не выходя за порог, одной рукой держала за руку Таннера, а вторую протягивала Эбби.

— Пойдемте, мы ждем вас.

Эбби медленно устремилась к ним. Она не знала, как ей вести себя с Таннером. Она не понимала, почему каждый день он заходит к ним в класс. Конечно, ей очень хотелось, чтобы его посещения были вызваны желанием лишний раз увидеться с ней. Однако Эбби догадывалась, что он заходит, главным образом, чтобы побыть среди малышей. Он никогда не признался бы в этом, но Эбби-то знала, что он наслаждается их обществом. Из того немногого, что она знала о его детстве, женщина уяснила, что Таннер с младенчества был лишен семьи. Отца у него не было. Мама умерла, когда он был еще ребенком.

Пока вся компания спускалась по лестнице на лужайку и Дороти крепко держала за руку Эбби и Таннера, молодая женщина решила, что она должна просто наслаждаться присутствием Таннера и не желать большего. Кроме того, у нее появилась новая идея, для реализации которой требовалось его одобрение.

— Я буду сусликом! — крикнул крепкий мальчуган по имени Альфред. Он взглянул на Дороти. — Пошли, Дотти, ты тоже будешь сусликом.

— Я хочу быть Тилли, — отозвалась девочка.

— Нет, я хочу быть Тилли, — запротестовала Розмари.

— А я Снич! — объявил Клифф, подпрыгивая на одном месте.

— Ты можешь быть девочкой-сусликом, — уговаривала Эбби Дороти.

Довольная Дороти бросилась к Альфреду. Какие они славные, думала Эбби. Если бы и другие люди увидели этих детишек с лучшей стороны, то не было бы проблем с устройством их в семьи. В этом и заключалась ее идея. Но сначала она должна получить одобрение Таннера.

Эбби повернулась к своему телохранителю с намерением убедить его. Все, что она скажет, Эбби продумала еще прошлой ночью: это совершенно безопасное дело, кроме того он сможет принять любые меры предосторожности. Но слова замерли у нее на губах, когда она взглянула на Таннера. Он был смущен, повержен, сбит с толку.

— Что случилось? — удивленно прошептала Эбби. Выражение лица Макнайта мгновенно изменилось.

— У вас что-то… что-то в волосах. — Он слегка провел пальцами по ее голове. Легчайшее прикосновение, Эбби была потрясена. Она отвела взгляд.

— У меня… у меня появилась мысль. Это очень важно для меня. И для детей, — добавила она, сорвав с какого-то растения лист.

— Будьте осторожны, а то нарушите симметрию, — предупредил ее Таннер.

— Если я это сделаю, уверена, что дедушка просто-напросто прикажет купить другое дерево и посадить его на нужном месте, — ответила Эбби, принимая тон собеседника. Ироничным быть легче, чем искренним. И риска меньше. — Ему нравится тратить деньги…

— А вам — нет?

Эбби повернулась лицом к Таннеру.

— В жизни есть много более важных трат. Например, на этих детей.

— Ради вас он согласился бы построить новый приют. Вам надо только попросить его об этом.

— Даже самый лучший приют не сможет заменить ребенку дом.

Таннер внимательно посмотрел на женщину, вздохнул и бросил взгляд на детей.

— Да, полагаю, вы правы.

— У меня появилась мысль, как можно было бы попытаться устроить их жизнь.

— Эбби, не тешьте себя надеждами. Большинство людей не задумывается о судьбах брошенных ребятишек. Они — отбросы общества. Когда им исполнится двенадцать лет, их могут взять в дом, где они будут работать. Но эти еще малы.

Таннер медленно покачал головой, очевидно, вспоминая свое прошлое. Эбби захотелось обнять его, поцеловать, прогнать его боль. Вместо этого она сделала шаг назад, боясь искушения, и продолжала:

— А что, если я устрою дневной прием — под любым предлогом — а детишки представят нечто вроде концерта? Они могли бы спеть. Или разыграть пьеску. Мы их чисто и красиво оденем, причешем. Мы могли бы не только пригласить сливки здешнего общества, но и позвать торговцев, врачей, служащих… всех. Особенно тех, у кого нет своих детей.

Таннер недоверчиво нахмурился, и улыбка сбежала с лица Эбби.

— Неужели в то время, когда кто-то готовит покушение на вас, вы собираетесь пригласить в дом половину Чикаго? Это невозможно!

— Но ведь нельзя быть уверенным в том, что охотятся именно за мной, — слабо запротестовала женщина. — Вы преследовали людей, и, вероятнее всего, бандиты покушались на вашу жизнь. Думаю, из мести за что-то, совершенное вами в прошлом. Меня убивать никому нет смысла.

— Может быть. Но пока мы не будем в этом уверены, нельзя пускать сюда так много людей.

— Ну, хорошо, — согласилась Эбби. — А что, если мы устроим несколько таких приемов, с меньшим количеством приглашенных? Я смогла бы попросить дедушку, — придумала Эбби, — пригласить к нам своих акционеров с женами.