Терпения Джаведа хватило лишь на один день. Он быстро впал в уныние — Ахтар подарил ему надежду, но что он может изменить? Разве Малик Амвар откажется от своих убеждений? Никогда. Этого человека не остановила даже угроза смерти собственной дочери, он сам нажал на спусковой крючок револьвера и готов был убить ее.

Фейруз доказала свою любовь, она не дрогнула, но даже это не помогло. Нет, права была Хусна, когда говорила, что время лечит все раны. Он уедет из города и постарается все забыть.

— Хозяин, — спросил слуга, вот уже несколько минут почтительно стоявший в дверях. — Вы меня звали?

— Да, Джадиш, собирай вещи, мы уезжаем.

Спустившись в гостиную, Джавед взял давно заготовленную сумку и пошел с ней к двери, сопровождаемый верным слугой, согнувшимся под тяжестью поклажи.

— Эй, вещи отнесите наверх! — раздался бодрый, жизнерадостный голос.

— Ахтар?

— Да, друг, это твой верный Ахтар пришел.

— Но что случилось? — с надеждой спросил поэт. — Неужели разверзлись небеса, горы поменяли свои места, реки повернули вспять, и Малик Амвар переменил свое решение?

— Нет. Реки вспять не потекли и горы на месте. Просто я хочу, чтобы ты принял участие в свадебной церемонии.

— А, понимаю, — улыбнулся Джавед, — ты нашел свою девушку и женишься на ней?

— Нет, но обязательно найду. А сейчас я женюсь на другой красавице.

Это известие поразило поэта. Он ожидал всего, что угодно, однако друг сумел удивить его.

— На другой? Но кто она?

— Ты сам знаешь.

— Откуда же мне знать.

— Друг, ты отлично знаешь, кто она.

— Я знаю только одну девушку, но это не она.

— Друг мой, это именно она.

— Фейруз?

— Да, я женюсь именно на Фейруз.

Эта новость поразила Джаведа в самое сердце. Как? Неужели возможно такое гнусное предательство? Лучший друг нанес ему смертельный удар.

Довольный Ахтар заметил, наконец, что он слишком эффектно преподнес известие о свадьбе: Джавед вообразил самое худшее.

— Ты не понял! Я женюсь для тебя!

— Для меня? Ты с ума сошел!

— Да. Я же говорил: если ты попросишь мою жизнь, я отдам ее тебе. Сразу после свадьбы я дам твоей Фейруз развод, и тогда ее отец, чтобы уберечь свой род от позора, будет вынужден отдать дочь за тебя.

Это была огромная жертва со стороны Ахтар Наваза. Развод — дело очень серьезное. Это означало, что репутация будет подорвана, и если он найдет свою возлюбленную, то ее родители могут не согласиться на брак с таким человеком.

Однако все эти соображения пришли в голову Джаведа потом, а в первую минуту влюбленный был так ошеломлен нахлынувшим на него счастьем близкой встречи с Фейруз, что ни о чем больше поэт и думать не хотел.

— А если она откажется выходить за тебя замуж? — озабоченно спросил юноша.

— Ты должен убедить ее. Объясни все, но прошу тебя — не открывай моего имени. Не говори, что я тот самый друг, которого она видела.

Воспрянувший духом Джавед не согласился с этим предложением.

— Нет, нет, я обязательно скажу Фейруз, какой у меня замечательный друг! — горячо воскликнул юноша, сияя ожившими глазами.

— Нет, не говори. Я хочу доказать ей… Помнишь, во время праздника я сказал ей, что готов жизнь за тебя отдать, а она посмеялась надо мной…

— Прости ее.

— Да, конечно, я простил. Но пусть Фейруз будет стыдно, что она не поверила в мужскую дружбу.

— Хорошо, я не открою твоего имени, Ахтар.

— А я сегодня же буду к ней свататься. Вот увидишь, Малик Амвар не посмеет отказать.

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ

Фатьма не намерена была откладывать в дальний ящик сватовство. Она и так слишком долго ждала этого дня — подумать только, Ахтару тридцать лет, а она еще не держала на руках его детей!

На другое утро после того, как он назвал ей имя девушки, в дом была призвана мушшата — профессиональная сваха. Фатьма выбрала самую известную в городе и дорогую — почтенную Вашнад, которая переженила чуть ли не половину Лакхнау. Та сразу же явилась, гордясь, что и такой род, как Навазы, не может обойтись без ее услуг. Когда же она услышала имя невесты, радости ее не было границ. Породнить две знатные семьи — вот это удача! О ее сватовстве будут говорить по всей Северной Индии. Слушая Фатьму, мушшата Вашнад уже подсчитывала, на сколько рупий ей следует поднять таксу за свою работу.

Однако, входя в дом Малик Амвара со своим почетным поручением, она растеряла часть уверенности. Крутой нрав хозяина был известен каждому, в том числе и ей. А что, если такой союз не устроит надменного отца? Как бы не вышло осечки с этим сумасбродом!

Но, к ее удивлению, хозяин встретил ее даже заинтересованно. «С чего это он так торопится выдать Фейруз замуж? — подумала мушшата. — Она только что окончила колледж, ей всего восемнадцать, так что можно не опасаться, что невесту сочтут залежалым товаром. А еще говорили, что отец необыкновенно привязан к дочери! Уж не таится ли здесь что-нибудь?»

Она принесла с собой длинный список женихов, в котором Наваз числился последним. Такова традиция — претендентов должно быть несколько, а для особо знатных семей — не менее семи. Мушшата долго пела дифирамбы каждому из них, расхваливая редкую красоту, похвальную образованность, знатность, богатство, щедрость каждого жениха, хотя хозяйке на ушко сразу же было открыто, ради кого, собственно, все эти старания.

Ее поблагодарили и попросили несколько дней на размышление.

— Вот видишь, жена, я был прав, — задумчиво сказал Малик Амвар, когда сваха ушла. — Итак, господин Ахтар Наваз. Какое сравнение может быть между родом Навазов и какими-то Сафдарами!

— Мне кажется, что Сафдары — одна из лучших семей в стране, — осмелилась возражать Сария, глубоко переживавшая за дочь. — И ты прекрасно знаешь об этом!

Такого бунта она не позволяла себе никогда. Для нее даже малейшее возражение мужу было немыслимо — не позволяли ни его нрав, ни ее воспитание. Но то, что происходило сейчас с Фейруз, мучило Сарию и днем, и ночью. О, проклятая придирчивость, даже мелочность Сафара во всем, что касалось чистоты крови! Неужели ради этого он погубит жизнь своей дочери?

— Сафдары запятнали себя и не могут считаться хорошей семьей! — сразу же закричал Малик Амвар.

— Да чем они запятнали себя? Дед Джаведа женился на бедной, но честной девушке. Что плохого ты можешь сказать о ней?

— Она простолюдинка! — взвизгнул старик и занес над головой жены свою трость, как последний довод в споре.

Сария отскочила, опасаясь, что он не владеет собой настолько, что способен забыться и унизиться до побоев, но этого не произошло. Увидев ее испуг, муж опомнился и отшвырнул свою палку, чтобы не поддаться соблазну прекратить разговор этим позорным способом.

— Я не хочу, беря на руки своих внуков, думать о том, что они принадлежат к черни, что их прабабка мыла овощи на улице или что-нибудь в таком духе, — почти спокойно объяснил он, испытывая стыд за свою несдержанность.

— Она мыла овощи или стирала белье своими руками, но не пьянствовала и не изменяла своему мужу, — глядя мужу прямо в глаза, сказала Сария. — Разве ты не помнишь, как жил отец жениха, которому ты рад отдать свою дочь? Он и дня не бывал трезвым, тратил деньги на танцовщиц, унижал жену! Я не о том, чтобы Ахтар отвечал за него, но меня удивляет, что ты готов простить такое поведение, но не хочешь закрыть глаза на то, что дед Джаведа женился на девушке, у которой в роду не было придворных и военачальников! Где тут логика?

— Моя логика — кровь! — опять закричал муж. — Он может быть хоть убийцей — это не наследуется его детьми. Но нечистая кровь вопиет в каждом поколении! Я не отдам свою дочь внуку безродной. И можешь не устраивать дискуссий. Это окончательное решение. Она выйдет за Наваза и забудет о своем полоумном поэте, возмечтавшем стать мне родней!

Сария расплакалась и бросилась вон из комнаты. Безумец не оставит своего плана выдать дочь за нелюбимого, поняла она. Бедная Фейруз!

Она поднялась к дочери, с тоской думая о том, как скажет ей о сватовстве. Но, едва войдя в спальню, Сария поняла, что Фейруз уже обо всем знает — очевидно, кто-то из всеведущих служанок успел рассказать своей любимице о том, что готовится в доме.

— Мама, неужели это правда? — подняла Фейруз растерянное лицо. — Неужели папа может так поступить со мной? Не хочет выдавать за Джаведа — пусть, но зачем же за чужого человека… Я же его не знаю! За что он мучает меня?

Сария подошла к дочери и крепче прижала к себе ее голову.

— Девочка моя, не думала я, что придется повторять тебе слова, сказанные мне матерью тридцать лет назад, — плача, произнесла она. — Смирись, мое дитя, не ты первая, не ты последняя…


Уже на следующий день к свахе были посланы люди, объявившие о том, что Малик Амвар согласен принять родственников Ахтара Наваза, чтобы начать переговоры о свадьбе.

Спустя неделю, Фатьма переступила порог дома, где жила ее будущая невестка. Заблаговременно сюда были посланы, как принято обычаем, рулоны парчи, прошитые золотой нитью шелка, цветы жасмина и дюжина корзин со сладостями. Сейчас же с Фатьмой приехали десять служанок — они несли драгоценности, преподносимые в подарок дому, серебряный стульчик для невесты, круглые панди — особые обрядовые пироги.

Фатьма надела изумрудно-зеленое платье и драгоценности своей матери в честь такого радостного события, как мангни — помолвка сына, и теперь выглядела помолодевшей и очень счастливой. Она заранее любила ту девушку, которую он выбрал себе в жены, и мечтала только о том, как бы поскорее совершилась свадьба, и Фейруз вошла в их семью.

— Для Малик Амваров это большая честь, мы рады породниться с вами, — отец невесты поклонился и встретил мать жениха традиционными словами.

— Нет, уважаемый господин Малик Амвар, это вы оказываете нам честь, беря в зятья моего сына Ахтара, — почтительно ответила Фатьма.

Усадив гостью, Сария подала знак служанкам, и они взяли с бархатной подушки серебряный стульчик, принесли несколько чаш с мягким, хорошо замешанным тестом, которое предназначено для ритуального купания невесты перед тем, как она выйдет к родным жениха — от этого теста, по поверью, светлеет и делается особенно нежной кожа девушки.

Служанки отправились со всем этим к Фейруз, в ее комнату, где был устроен при помощи ниспадающего с потолка пурпурного занавеса шатер для купания. Они поставили стульчик внутрь шатра, усадили невесту так, чтобы ее лицо было обращено в сторону Мекки, а под ступни подложили листья бетеля. Затем взяли стебли молодой зеленой травки и стали втирать их при помощи серебряных монет в волосы невесты.

Наконец, ее искупали, одели в желтый наряд из тех, что были присланы Фатьмой, а на левое запястье привязали ленту, другой конец которой на свадьбе будет привязан к запястью жениха.

Девушки спустились вниз, в гостиную, и это был знак Фатьме, что она может попросить показать ей невесту.

— Госпожа Сария, если вы не против, я хотела бы увидеть вашу дочь, — поклонившись, сказала гостья.

Сария встала и чуть кивнула в сторону толпящихся у стены ромини — цыганских певиц, приглашаемых для исполнения свадебных напевов. Они тут же затянули грустную мелодичную песню о разлуке девушки с родительским домом. Для служанок, оставшихся с Фейруз, это означало, что ее надо свести вниз.

Когда на лестнице появилась тоненькая девушка в желтом, которую под руки вели две другие, Фатьме сразу показалось, что в ее осанке, движениях, низко склоненной головке видна настоящая, а не ритуальная, подчеркнутая печаль невесты. Конечно, девушка должна казаться огорченной предстоящим разрывом с домом, с семьей, с девичьей беззаботной жизнью, но Фейруз была так бледна, так слабы и безжизненны были ее робкие движения, что Фатьма немного забеспокоилась.

«Да рада ли она свадьбе? — с тревогой подумала мать Ахтара. — Любит ли она моего сына? Или для нее его сватовство стало неприятной неожиданностью, и тут решила все воля родителей, а не ее согласие?» Однако Фатьма подавила в себе эти мысли, надеясь на то, что, даже если Фейруз не успела еще полюбить Ахтара, то, уж конечно, после свадьбы оценит его красоту, мужественность и то обожание, которое он к ней, по всей видимости, испытывает. «Непременно все будет хорошо, ведь Ахтара нельзя не полюбить», — сказала себе мать и успокоилась на этом.

Она подошла к девушке и положила ей в рот, как велит обычай, ложечку сахарного песка. Служанка поднесла расшитый кошелек, туго набитый деньгами, который Фатьма передала сопровождавшей Фейруз девушке. Потом она надела на вздрагивающий пальчик невесты старинное кольцо с крупным изумрудом, обрамленным бриллиантами.