В. Андреев - Встреча влюбленных

— Недвижимое имущество и все деньги Аните возвращены.

— Вот удача! Прямо, как обухом по голове! — промолвила мать Авенаша, у которой прямо-таки отвисла челюсть.

Авенаш плюхнулся на стул и несколько мгновений сидел, словно пораженный громом.

— А где Анита? — быстро спросил адвокат и, встав с кресла, громко позвал: — Анита! — но, не дождавшись ответа, повернулся к Авенашу и снова спросил: — Где она сейчас?

— Э-э… — начал было Авенаш, но Кишори, как юркая ящерица, мгновенно вклинилась в разговор:

— Она у подруги!.. Знаете, соскучилась и пошла ее навестить… Дело молодое, сами понимаете…

Ее ответ немного смутил Чатури, поскольку в индийских семьях не принято, чтобы жена одна навещала своих подруг. Однако он сказал:

— Передайте Аните мои поздравления!

Тон его голоса насторожил мать и сына.

— Скоро я еще зайду к вам. А сейчас мне пора! — он направился к двери, открыл ее и быстро вышел.

— Да-а!.. — это было все, что смог произнести Авенаш.

— Постойте, куда же вы? — закудахтала Кишори. — Сынок, его надо задержать! Какой ужас! — воскликнула она, когда шаги адвоката затихли. — Если он узнает правду, мы останемся ни с чем! — Она схватила сына за руки и, качая головой, с большим волнением тихо произнесла: — Такое богатство! И всей ей одной! Какой дворец! С ума сойти! Деньги! Боже мой!

— Мама! Ма-ма! — в панике закричал Авенаш. — Я совершил ошибку! Но мне известно, где она!

— Известно? — обрадовалась и вместе с тем удивилась Кишори. — Так иди скорее! Упроси вернуться домой. Приласкай, наконец! — призывала она сына голосом трагической актрисы, играющей леди Макбет в приливе алчности и испепеляющей зависти.

— Она своенравна! Но если не вернется, то ей же будет хуже! И тогда… — глаза Авенаша бешено сверкнули. Он зловеще загоготал. Красный луч солнца пробежал по его лицу.

— Что «тогда»?! — Кишори испуганно уставилась на него, открыв рот.

— Тогда… — тихо прошипел сынок, — тогда прольется кровь…

— Кровь?! Боже!.. — Кишори в изнеможении опустилась в кресло. — Какое богатство!.. И все ей одной…

Пообедав кое-как, без аппетита, Авенаш закрылся у себя в комнате.

Однажды он был на концерте известной танцовщицы, выступавшей под именем Аниты Дели, и убедился, что это была его жена. Тогда ему и в голову не пришло снова сблизиться с ней. Но сейчас, когда к ней вновь вернулось такое богатство, он решил, что должен во что бы то ни стало воспользоваться своим правом, и готов был даже «снизойти» до того, чтобы уговорить ее.

На его пути к достижению этой цели стояло лишь одно, но важное препятствие. Анита была его женой, однако юридически их брак не был оформлен, поскольку с ее отцом случилась такая трагедия. «Если дело дойдет до суда, то может ничего и не «выгореть». Тогда мне останется лишь одно: обман и сила…» — он пристально посмотрел на себя в зеркало.

Через час, облаченный в синий костюм европейского покроя, Авенаш выкатил из гаража устаревшую марку «ауди» серого цвета и вырулил на дорогу.

Он знал, что Анита выступает в концертном зале «Эрос» почти каждый день, и поэтому сразу поехал туда. Сегодня, действительно, был ее концерт. Когда он кончился, Авенаш подошел к ее импрессарио и представился мужем танцовщицы.

— Я сейчас же доложу о вас, господин, — сказал тот и направился вдоль по коридору к гримерной танцовщицы.

Авенаш незаметно пошел следом за ним и остановился около закрывшейся двери.

Минут через пять вышла Анита.

— Здравствуй, Анита! Милая, я так восхощен твоим талантом! — воскликнул Авенаш. — Отчего ты не возвращаешься домой? Мы сбились с ног, разыскивая тебя! Ты извини меня… я тогда погорячился.

Анита спокойно и грустно смотрела на своего бывшего мужа, слушая его слова, полные фальши и лицемерия.

«Удался в мамочку», — подумала она.

— Извини, но у меня нет ни времени, ни желания выслушивать эту ложь! — Она немного помедлила и резко добавила: — Прощай, Авенаш, нам не о чем говорить! У нас разные пути. Наша встреча была ошибкой судьбы, но она ее исправила, правда, с великими жертвами!

— Что ты говоришь, Анита? Ведь я твой муж. Ведь все это произошло из-за матери. Она наговорила мне про тебя всякого вздора. Но теперь она призналась мне во всем и раскаялась. Она ждет нас, тебя и меня. Анита, прости!..

— Я сказала все! Прочь от меня, негодяй! Я прокляла тебя и всех негодяев, родившихся на свет! Разве ты забыл об этом? А сейчас мне надо идти. Прощай! — и она захлопнула перед его носом дверь. Резкая волна французской парфюмерии ударила ему в лицо.

«Ну, красавица моя, погоди же! Вот только бы тебя не разыскал адвокат! Надо спешить!» — и он, круто повернувшись, решительно зашагал по узкому коридору на улицу…

* * *

Неприятный визит Авенаша, его наглое поведение и коварное, вероломное предложение вернуться потрясли Аниту до глубины души. У нее участились приступы головокружения. По ночам она просыпалась в холодном поту, испуганная: ее вновь преследовали картины надвигающегося поезда, вспышек молний. Она слышала, как наяву, плач грудной девочки, истошный крик свекрови: «Вон отсюда, нищенка!» — и грязные слова мужа, которые всплывали со дна ее измученной души. Весь ужас трагедии, которую перенесла Анита, мягко затянувшийся пеленой забвения за год, проведенный в доме шейха Юсуфа, вновь всплывал, туманил ее мозг. Встреча с мужем разрушила все. Анита снова впала в отчаяние.

— Где моя дочь? — кричала она во сне.

В разгар катхака, на сцене, когда раздавались аплодисменты публики, артистке виделось искаженное злобой лицо свекрови и слышался крик Авенаша: «Убирайся, потаскуха! Вон отсюда! Убирайся со своим ублюдком подальше! А если хочешь отправиться на тот свет, то я с удовольствием оплачу твои похороны!» — который болью отдавался у нее в голове. В такие минуты в глазах Аниты темнело, вспышки молнии поражали сознание, а плач дочери разрывал душу.

«И этот человек, уничтоживший мою жизнь и жизнь моего ребенка, просит вернуться к нему, призывая меня соблюсти супружеский долг! — с содроганием думала она. — Неужели что-то изменилось? Ведь он садист, он жаден и расчетлив!»

Анита была настолько потрясена встречей с этим убийцей, что не могла мыслить логически, это было выше ее сил. Ее чистой, девственно искренней и поэтической натуре был нанесен сокрушительный удар.

* * *

В небе кружились ласточки. В парке было тихо. Бархатные тюльпаны еще не закрыли свои лепестки; сладкий запах акации привлекал мотыльков и пчел. Ракша-сизоворонка, сидя на манговой ветке, терзала ящерицу. Трещали попугаи и цикады. Вечерело… Анита села на скамейку… Вдруг она услышала голос:

— Вы Анита Дели?

Не успела она ответить, как двое мужчин схватили ее за руки и, зажав рот, быстро втиснули в душный салон машины, которая, видимо, слишком долго простояла на солнцепеке. Сиденье обжигало ноги танцовщицы.

— Ну вот, дорогая, мы снова встретились! — услышала она скрипучий, как треснувшая доска, голос Авенаша.

Волна гнева, обиды и ощущение беспомощности окатили ее исстрадавшееся сердце.

Мужчина с узкой бородкой, обрамлявшей его круглое лицо с глазами буйвола, приставил к ее животу кирпан — небольшой, слегка изогнутый меч, который обычно носят сикхи.

— Негодяй! — вырвалось у Аниты.

— Молчи, дрянь! Иначе будешь в другом месте. Эта железка очень мягко входит внутрь! — прорычал бандит.

— Сейчас мы отвезем тебя домой. Там я запру тебя. Будешь у меня верной женой, и станешь все делать по дому: готовить, мыть посуду, стирать, чистить туалет…

Но женщина уже не слышала последних слов мужа. Кровь ударила ей в голову. В гневе и отчаянье она набросилась на Авенаша. Он не удержал руль и резко вильнул. Этого оказалось достаточно, чтобы встречный грузовик направил «ауди» в кювет.

У Аниты словно появилось второе дыхание. Страх и отчаяние прошли, в ее глазах сверкали молнии. Она вырвалась и, резко открыв дверцу, которая оказалась наверху, словно из люка, выскочила из машины и стремглав побежала по дороге.

Солнце, коснувшись туманной морской грани, быстро опускалось. Темнота, как это обычно бывает на экваторе, наступила мгновенно. Справа блеснула река. Анита повернула направо и побежала по пыльной улице какого-то поселка. Позади себя она слышала топот приближающихся преследователей. Оглянувшись, она увидела двух бандитов: скобка бороды, как черный месяц, зловеще приближалась. В лунном свете блеснул кирпан. Беглянка неслась что было духу.

«Нет, нет и нет! Я лучше умру!..» — решила она. В это мгновение на ее пути вырос колодец, и Анита бросилась в него, не раздумывая…

Безденежье, постоянно преследовавшее семью бедного уличного комедианта, вынудило его подрабатывать в свободное от выступлений время. Он взял напрокат большую двухколесную повозку — тонгу, и по вечерам перевозил со склада в магазин рис, муку, горох и другие продукты. Эта работа сильно изматывала, забирая последние силы. Времени для сна оставалось совсем мало.

Как истинный тонга-вала, он, наклонившись вперед и упираясь ногами в булыжник, таскал тяжести, обливаясь потом. Плату за прокат повозки он отработал только в прошлый раз, и теперь работал уже на себя. Кто бы ни проходил мимо по улице — индус, мусульманин, крупный чиновник, раджа, раис, — все они равнодушно смотрели на тяжело дышащего Берджу, впрягшегося, как мул, в груженую тонгу. Никто из них не проявлял к нему истинного, от чистого сердца, сострадания. Тот, кто занят собственной персоной, не в состоянии за внешностью человека рассмотреть его душу.

«Разделение труда, только и всего», — защищается иной лживой фразой, которая узаконивает бессердечие и равнодушие человека к человеку.

Считать живого мертвым, а мертвого живым — это и заблуждение и истина одновременно.

Завидев на огороде ругало, олени и шакалы принимают его за живого человека. На что осторожен бурундук, а и тот, бывает, заберется на спящего человека, принимая его за камень.

Кто знает, что представляют собой люди, свысока глядящие на падающих под грузом рикш, грузчиков, равнодушно проходящих мимо голодных и нищих?.. Все коренится в сознании…

Берджу медленно переставлял ступни, стараясь не останавливаться. Набрав инерцию, он шел и шел вперед. Невдалеке белела палатка его давнего знакомого, торговца прохладительными напитками, чаем и кофе. К ней подошли несколько молодых парней.

— Почем твои сигареты? — спросил один из них.

— Две рупии за штуку, — невозмутимо ответил торговец.

— Давай четыре!

У Берджу пересохло в горле. Он изнывал от усталости и жажды.

— Эй! — хрипло окликнул он. — Хозяин, без денег не угостишь кофе?.. Я имею в виду в долг…

— А, это ты, Берджу! — воскликнул торговец, узнав комедианта. — Конечно, конечно! О чем разговор?! — и он поставил перед ним дымящуюся чашку. — Кофе для Берджу! — со значением подчеркнул он и поднял кверху палец.

— Спасибо!

— Пей на здоровье!

После того, как Берджу медленно выпил спасительный напиток и сердце его обрело нормальный ритм, хозяин палатки сочувственно посмотрел на него и по-отечески спросил:

— Почему ты не хочешь по-настоящему открыть свое дело? — он немного помолчал и добавил: — Неужели так и останешься на всю жизнь уличным комедиантом? А?..

Берджу поставил пустую чашку на прилавок, вытер губы тыльной стороной ладони и ответил, не раздумывая:

— А мне нравится развлекать людей! Это такое удовольствие! В жизни у каждого мало радости… — он немного помолчал, провел рукой по оглобле и грустно закончил: — Особенно у таких, как я. Ну что ж, я — простой комедиант и изменить свою жизнь не в силах…

К палатке подошло еще несколько человек, которые покупали лимонад.

— Душно-то как! — промолвил один из них.

— Спасибо, хозяин, сдачи не надо! — сказал другой.

— Пейте на здоровье, — произнес торговец банальную фразу.

Берджу, подождав, когда они с хозяином остались одни, доверительно поведал ему:

— Но у меня есть мечта: вытащить из нищеты моих детей! Мне надо вырастить их, дать образование. А для этого нужно много денег… — Берджу грустно улыбнулся.

Диск луны молчаливо заливал серебром окрестности. Время от времени раздавался треск цикад, мимо проносились легковые автомобили. Где-то звучала свирель, и нежный женский голос пел о любви. Немного постояв, Берджу еще раз поблагодарил торговца за кофе и, стронув с места тонгу, груженую мешками, медленно потащился дальше.

В это время дети Берджу, поджидая его, коротали время на улице около своего дома. Алака дрессировала Божанди. Бахадур изредка лаял, наблюдая за ними. Бету сидел под деревом и скучал. Было светло от луны.