Мимо медленно проехал голубой «форд», за рулем которого сидел мужчина средних лет, а рядом с ним — красивая молодая женщина. Они внимательно, с интересом посмотрели на Бету…

Мужчина, сидевший за рулем, помахал мальчику рукой. Бету в недоумении поднялся и из вежливости помахал ему в ответ.

Мужчина был в темном пиджаке и галстуке.

«Какие-то важные господа. И чего им надо здесь?» — подумал он.

Божанди проводила автомобиль внимательным взглядом своих огненно-рыжих, как только что расцветший табак, глаз, и в ее круглом черепе возникла, расколовшись, словно кокосовый орех, мысль: «В этом ящике я все же когда-нибудь прокачусь!»

Моментально оседлав Бахадура, она громко крикнула, и пес, подпрыгивая, понес ее по кругу.

И вдруг Бету, а раньше его Бахадур, встрепенувшись, увидел женщину, бегущую вдоль улицы. На ней было сари ярко-лимонного цвета. Ее черная коса извивалась в воздухе, точно змея. Она громко кричала. Как на зло, на улице никого не было. За ней по пятам неслись двое крупных мужчин в белых рубашках и темных брюках. У одного из них, как заметил Бету, была тонкая бородка, окаймляющая круглое лицо. В руке он держал кирпан, который зловеще блеснул в лунном свете. Женщина, обезумевшая от страха, неистово вопила. Вдруг на ее пути возник колодец, и она с ходу бросилась в него. Бандиты, обескураженные таким непредвиденным исходом дела, оценив обстановку, мгновенно исчезли…

Бахадур с лаем бросился к колодцу. Хануман последовала за ним. Бету и Алака, пораженные увиденным, несколько минут стояли без движения. Первым из оцепенения вышел мальчик. Он сорвался с места и побежал вслед за собакой и обезьяной.

Подбежав к колодцу, Бету услышал призывы бедной женщины о помощи.

— Держитесь, тетя! — закричал Бету, склонившись над бетонным кольцом колодца.

Молодая женщина беспомощно барахталась в воде. В это время подбежала Алака. Она не могла достать до края колодца, но повторила звонким голоском слова Бету:

— Тетя, держитесь!

Дети были в замешательстве, не зная, как помочь утопающей? Никого из взрослых рядом не было. Божанди сообразила быстрее всех. Она пулей помчалась домой и принесла смотанную веревку. Бахадур с трудом тащил в зубах лестницу. Бету быстро размотал веревку и опустил ее в колодец. По голосу женщины было слышно, что силы покидают ее и что она глотает все больше и больше воды.

— Тетя, хватайтесь за веревку! — закричал Бету. Но его призывы были напрасными. Утопающая, видимо, уже ничего не слышала и не видела. Тогда Бету привязал к веревке лестницу и стал осторожно опускать ее в колодец. Оказалось, что он был настолько глубоким, что лестница утонула в нем бесследно. Ситуация становилась критической. Бету быстро извлек лестницу наверх и отвязал веревку, а Божанди спустилась по ней в колодец и, укрепившись на одном из выступов, пыталась привязать ее к рукам утопающей, но у нее ничего не получалось, так как женщина в панике била руками по воде, испуская глухие, булькающие звуки. Тогда Бету скомандовал Божанди, чтобы та отпустила веревку. Мальчик снова быстро вытащил веревку наверх, они с Алакой завязали ее петлей и бросили в колодец. В этот момент женщина стала тонуть, и на поверхности воды дергались только ее руки и коса. Обезьяна, изловчившись, схватила ее за волосы и сразу же ловко накинула петлю на обе руки. Бету резко рванул веревку на себя, и петля, слава Богу, затянулась, крепко связав запястья рук женщины, которая, видимо, уже потеряла сознание: она не издавала ни единого звука и не шевелилась. Божанди молниеносно выскочила по веревке наверх.

Вся четверка принялась изо всех сил тянуть веревку. Бету командовал. Он стоял у колодца первым, за ним была Алака, потом Божанди, а конец веревки, упираясь всеми четырьмя лапами, рыча и обливаясь слюной, тянул Бахадур — храбрая собака из породы дворняжек. Дети уже выбивались из сил. Они тянули что есть мочи. Было видно, что успех близок, поскольку длина веревки, вытянутой из колодца, все увеличивалась. Наконец, показались руки женщины, надежно схваченные петлей. Браслеты на запястьях ее рук подкрепляли эту надежность.

«Спасательная команда» как бы обрела второе дыхание: у них неведомо откуда появились дополнительные силы, к тому же они услышали, что женщина глухо застонала, а это означало, что она жива! Бету подзадоривал команду отчаянным криком. Пот заливал ему глаза, и он плохо видел. Бедная маленькая Алака хныкала, но тянула за веревку изо всех силенок. Божанди, обладая немалой силой, молча и угрюмо делала свое дело: тянула и одновременно перехватывала. А Бахадур так остервенело тащил ненавистную ему веревку, что можно было только диву даваться, как у него голова не отделилась от туловища.

Наконец женщина, по пояс извлеченная из колодца, перекинулась через его бетонное кольцо головой вниз. Бету быстро схватил ее под руки. К нему подоспела Божанди. Сообща им удалось окончательно вытянуть ее наружу и положить на траву.

Мальчик быстро снял веревку с ее рук. Женщина дышала. Через минуту она открыла глаза, но взгляд у нее был пустой и безразличный.

— Божанди! Быстро одеяло! — скомандовал Бету.

Хануман быстро принесла одеяло. Они осторожно уложили на него женщину и поволокли на нем спасенную ими утопающую, каждый ухватившись за край одеяла, домой.

* * *

Тонга, скрипя колесами, медленно катилась по мостовой. До магазина оставались считанные шаги, и, как это обычно бывает в конце пути, силы Берджу были на исходе.

Вдруг до его слуха донесся свирепый голос полицейского:

— Эй ты! Куда везешь свою тележку? Стой!

Полицейский сержант в синей с коричневой полосой пилотке, покачиваясь на кривых, как у ассамского гиппопотама ногах, уставился на Берджу. В его больших выпученных глазах отразилась луна.

— Стоило мне только остановиться, как я уже не смогу сдвинуться с места, — тяжело дыша, глухо ответил тонга-вала Берджу.

— И не удивительно! — проревел сержант. — Ты знаешь, какой у меня голос? Даже самолеты в воздухе останавливаются.

— Ты, наверное, спятил, братец, — устало сказал Берджу по простоте душевной, за которую тут же поплатился.

Полицейский, выпятив грудь и наклонившись к Берджу, отчего его ноги скривились настолько, что между ними вполне мог бы проехать мотоцикл, провизжал, словно колесо на крутом вираже:

— Что ты сказал?

В лицо Берджу ударила плотная струя перегара, и, поскольку он был непьющим, ему стало не по себе.

— Ты назвал сержанта Хохуна Сингха сумасшедшим? — икнул полицейский, словно поставив после своего вопроса многоточие. В его голосе звучала угроза и вседозволенность.

— Извините меня! — спохватившись, искренне и мягко сказал ему Берджу.

Медленно переминаясь с ноги на ногу, он вытер левой рукой пот, выступивший на лбу.

Воздух был влажным и душным. Мундир полицейского мерцал в лунном сиянии. В голове артиста стучало и гудело, ноги слабели, и ему казалось, что он вот-вот упадет.

— Выходи и предъяви! — рявкнул сержант, надвигаясь на Берджу.

— Что, господин, означают ваши слова? — спросил стража закона бедный уличный комедиант, отец семейства, в поте лица зарабатывающий свой хлеб.

Но тупая голова сержанта с мутными глазами буйвола, лежащего в теплой грязной жиже, была лишена какого-либо воображения и здравого ума, не говоря уж о сердце и душе, которые полностью утратили свое человеческое назначение в непосильной работе по обслуживанию этой глыбы, состоявшей из массы костей, мяса, сухожилий и слизи…

— Не путай меня, а предъяви пропуск! Ты тащишь тележку туда, куда входить запрещается! — проинформировал его страж закона, закосневший в частом злоупотреблении наивностью и невежеством бедных людей. Его ум работал в одном направлении: напустить страху и заставить жертву откупиться.

Берджу это понял и не стал с ним пререкаться, а только произнес:

— Сжальтесь, господин! Меня всегда преследуют неудачи! Где уж тут пропуск!

— Где пропуск? Ты неудачник?! — полицейский, слегка откинув голову назад, снова посмотрел на бедного извозчика так, будто только что увидел его. — Ты неудачник? — это слово зацепило в нем какую-то струну, некое больное место в его биографии.

— Я тоже неудачник, — вдруг признался сержант. — Меня заставили пятнадцать раз сдавать экзамены. И сдал я их только потому, что сильно надоел комиссии. Но это страшная тайна! — глухо заключил он, покачав толстым, как банан, указательным пальцем перед носом Берджу.

Фокусник оживился и заговорщицки произнес:

— Я вас не выдам! Я почему-то подумал, что вы проскочили через экзамены точно таким же образом, каким и я сейчас пытаюсь выскочить из создавшейся ситуации.

В голове полицейского, где-то на периферии мозгового полушария, с трудом зашевелилось несколько мыслей, которые сразу же погрузились в небытие, и он, побагровев, рявкнул:

— А? Что? Не смей поучать меня! Не смей поучать! — он схватился волосатой рукой за оглоблю, и тонга покатилась вперед. — Может, ты хочешь сесть в тюрьму? Так я тебе покажу! — захлебываясь прохрипел сержант, сотрясая лунное сияние ночи. — Ты знаешь, что это такое? — принялся он «наводить тень на плетень». — Это нарушение закона!..

— Не стращайте меня, господин! Прошу вас! — взмолился Берджу. — Дома меня ждут жена и маленькие дети. Если вы заберете меня в полицию…

— Ага! — утвердительно кивнул сержант, прервав Берджу.

— То я не приду ночевать домой.

— Ага!.. Не придешь.

— А если я вовремя не приду домой, то могут произойти сразу два больших несчастья.

— А? — полицейский покрутил головой.

— Главное, моя семья ляжет спать голодной, а второе — они могут пойти искать меня.

— Да неужели? — сержант выпучил круглые, как фары, глаза.

— А поскольку они будут голодные, то оба несчастья произойдут по вашей…

Но сержант не дал ему договорить, поскольку ничего не понял в его логике, а лишь почувствовал, что его пытаются учить, а этого он не позволял делать никому, за исключением своего начальника.

— Э-э! Не смей меня поучать! Я не люблю этого! — строго отчеканил он.

К счастью Берджу, они уже достигли магазина. Двое грузчиков быстро сняли с тонги мешки. Хозяин незаметно для полицейского расплатился с артистом.

— Вы нарушили закон! — снова повторил полицейский.

— Господин! Меня ждут жена и дети! Я же вам сказал.

— Я должен увидеть это своими глазами. А может, ты бродяга и вор? Пойдем к тебе!

Берджу катил пустую тонгу, а рядом с ним, переваливаясь, пыхтел страж закона.

«Все обойдется, может быть. Но вот насчет жены, я зря обманул! А вдруг он захочет ее увидеть?» — мысленно волновался Берджу, легко ступая под горку.

* * *

Тонга, подталкиваемая Берджу, стуча по камням, вкатилась во двор его дома. Навстречу выскочил радостный Бахадур и, подпрыгнув, лизнул его подбородок, но, увидев полицейского, ощетинился и громко залаял, преградив ему путь к двери.

— Не смей лаять на начальство! Не смей! — прикрикнул на него тот.

Пес облизал острые клыки, брызгая слюной.

— Ты слышишь? Тебе говорю! — покачиваясь на пороге, гудел сержант на собаку. — Он зарегистрирован? А? Или зарегистрирован улицей? — укрепившись на пороге, спросил он, держась руками за стойки дверной коробки.

— Не волнуйтесь, господин сержант, не волнуйтесь! — повторял Берджу, довольный, что вернулся домой, и уверенный, что отсюда его будет забрать нелегко.

«Денег я ему все равно не дам, даже под страхом смерти», — подумал он.

— Что? Безобразие…

— Пес дрессированный.

— Дрессированный? Что-то не видно! — усомнился сержант. — Вот если я дрессированный, так я не лаю!

— Подождите, господин, минуточку, выслушайте меня! — вежливо упрашивал его Берджу.

Пес лаял не переставая.

— Что еще?! — «господин» высокомерно, но с опаской, повернулся к псу.

— Это домашняя собака. Ее не боятся даже дети.

— Дети? А где они? — вспомнил полицейский цель своего прихода в дом бедняка.

— Вот, посмотрите! — артист показал рукой на притихших в углу Бету и Алаку, которые, как по команде, выросли перед «грозным дядей в мундире».

— Добрый вечер! — хором и звонко поприветствовали они его.

Полицейский чувствовал, что теряет последние зацепки из своего арсенала и, чтобы все-таки добыть себе на выпивку, бросил козырь, который явно напугал Берджу:

— Без матери не бывает детей!..

Бахадур вновь громко залаял.

— Не лай на начальство, я сказал, псина!

Но тот продолжал лаять, так как ему явно не нравился этот грубый и злой человек, тем более что Берджу его не останавливал. Он немного отошел в сторону, следя за малейшими движениями кривоногого, как гиббон, толстяка.