— Иди! — решительно подтолкнул он Бету к машине, и тот с беспомощным плачем упал на сидение.

Незнакомец стал успокаивать Бету. Он приподнял мальчика, усадил его поудобнее и погладил по аккуратно причесанной голове. Бету затих и попросил позволения вернуться в дом, чтобы попрощаться.

— Можно я один разок взгляну на них?

Глаза Бету и владельца этой красивой машины, его «нового отца», встретились.

Господин открыл дверцу и легким движением руки указал ему на хижину. Бету, молниеносно выскочив из машины, вбежал в дом и бросился к Алаке. Он взял ее обеими руками за головку и трижды прижался к ее щекам. Сестренка и братик нежно омывали друг друга слезами. Они прощались. Что творилось в их детских душах, какие чувства кипели в их изнемогающих от горя сердцах, можно было лишь догадываться.

Бахадур, виляя хвостом и скуля, принялся слизывать слезы с лица Бету, как бы утешая его. Вид у пса был такой, словно накануне его изрядно поколотили. Божанди, сидя у мальчика на плече, руками перебирала его волосы, окончательно испортив тщательно уложенную прическу. Алака села на циновку. Ее тельце поминутно вздрагивало от рыданий. Берджу, отвернувшись, схватился за деревянную подпорку, поддерживающую низкий потолок хижины, и закрыл глаза. Он не шевелился.

Бету подошел к матери. Она взяла его голову руками. Слезы сына горячими ручьями потекли на ее ладони. Сердце Аниты надрывалось от горя. Она вспомнила совсем недавние события, когда этот малыш, его сестренка Алака, Божанди и Бахадур спасли ей жизнь дважды. Перед ее внутренним взором возникла сцена, когда за ней гнались убийцы, посланные Авенашем, и когда она, отчаявшись, бросилась в колодец. И вот этот хрупкий мальчик, сын бедняка Берджу, с помощью своих самоотверженных, честных и чистых душой собратьев вытянул ее из него. Она вспомнила и свое отчаянное состояние, в котором она разбила голову о каменную колонну храма, находясь на грани самоубийства. А Бету и Алака нашли ее там и полуживую вернули к жизни. Они, эти маленькие, мудрые создания, вновь подарили ей этот мир… Она не выдержала, слезы непроизвольно хлынули из ее глаз, ноги ослабли, и она опустилась на пол.

Бету взял таз и, наполнив водой, подошел к отцу, чтобы исполнить обряд прощания. Он присел на корточки и со слезами на глазах принялся омывать ноги Берджу, которому казалось, что силы покидают его. Бедняге очень хотелось броситься к сыну, обнять его, прижать к своему сердцу и плакать, пока душа не выйдет из тесного тупика, в котором она оказалась…

Бету был первым подкидышем, которого он подобрал, отогрел на своей груди, вырастил, выкормил, сделал из него неплохого артиста!..

«Но ведь его ждет прекрасное будущее! Он достоин его! Сейчас все пройдет. Он уедет, и все уладится… Прощай, Бету, сын мой!» — эти горестные размышления Берджу прервал сын, который, омыв его ноги, обхватил их руками и поцеловал.

Мальчик встал с колен, поставил таз под лавку и вытер рукавом слезы. Бахадур положил передние лапы ему на плечи и так сильно прижал к стене, что он не мог сдвинуться с места. Пес скулил, не пускал Бету к ненавистной машине. Божанди, издавая пронзительные крики, обвилась вокруг правой ноги мальчика. Берджу, закрыв лицо руками, плакал, как ребенок. Ему вторила маленькая дочурка.

— Скажи, отец, ты меня прогоняешь, да? — снова спросил Бету. На его лице отразилось глубокое страдание.

В ответ ему Берджу громко зарыдал, крепко прижавшись к деревянной подпорке…

Бету вышел на улицу. За ним последовал Бахадур. Но уже взревел мотор, и «форд» медленно выкатил со двора. Бахадур бежал за машиной, пока та не набрала большую скорость и не скрылась из виду. Поток транспорта поглотил ее, забивая тонкий собачий нюх сокрушительной волной выхлопных газов. След был потерян… Пес сел на обочину дороги и, понурив голову, долго и тупо смотрел грустными глазами на железные, поблескивающие на палящем солнце «ящики на колесах».


Носильщики, поджидая клиентов, сидели на земле, играли в карты и время от времени смеялись. Их нехитрое оборудование — клеенчатые кресла да глубокие цилиндрические корзины для переноски грузов, лежали рядом. Недалеко от них небольшая группа полуобнаженных крестьян — продавцов фруктов, собравшись в кружок, шумно и с аппетитом ела кашу, захватывая ее пальцами, и круглые пресные лепешки — чапати.

— Тростник! Сахарный тростник! Свежий сок! — кричали мальчишки.

Трещали трехколесные мотоциклы с колясками — своеобразные двухместные такси. Проносились машины всевозможных марок, сверкая яркими красками. Велосипедисты, ловко лавируя в потоках машин, текли бесконечными ручьями, нагруженные чемоданами, тюками, детьми…

Авенаш наконец-то остановил такси. Водитель, включая счетчик, едва не обжег пальцы, поскольку тот был установлен снаружи, на радиаторе. Он одарил пассажира ослепительной улыбкой и спросил, куда ехать.

— Кафи-хауз, пожалуйста, на Майо-роуд, — стараясь быть вежливым, ответил ему Авенаш. Он явно нервничал. — Я спешу. Побыстрее, прошу вас! — сказал он на пенджабском наречии.

Водитель снова улыбнулся. Ему было приятно услышать родной пенджаби. И он, рванув с места, помчался на юг. Временами он выезжал на правую сторону, хотя движение было левосторонним. Он лихо обогнал три автомашины и выскочил перед мчащимся автобусом.

Авенаш в страхе схватился за ручку, укрепленную под потолком салона. Водитель такси зарабатывал на хлеб рискованно и со знанием дела, умело управляя машиной. Он был уверен, что этот господин, который очень торопится, по достоинству оценит его профессионализм.

Такси резко затормозило и у небольшого стеклянного здания с террасой, окаймленного стройными арековыми пальмами.

— Пожалуйста, господин! Вот Кафи-хауз.

— Благодарю! — сказал Авенаш и расплатился с водителем в тройном размере.

«Оценил», — подумал водитель, и на его лице ослепительно вспыхнула белая полоска зубов.

Авенаш быстро вошел в Кафи-хауз и занял свободный столик в углу зала. Он сел спиной к стене, увитой плющом, с тем чтобы хорошо видеть входную дверь. Ждать пришлось недолго. Стеклянная дверь легко повернулась на шарнирах, и в зал вошел Гафур. Он был в пестрой рубашке навыпуск. Вокруг его мясистого лица скобой чернела бородка. Кивком головы на толстой шее он дал Авенашу знать, что увидел его. Затем шумно сел рядом и почесал волосатую грудь.

— Приветствую вас, уважаемый Гафур-муян, — негромко сказал Авенаш.

— Привет, Авенаш Бабу! Рад тебя видеть.

— Ну что?

— Мои люди прочесали весь этот поселок. Никаких утопленниц в колодцах за последнее время никто не обнаруживал.

— Значит, она жива? — с тревогой спросил Авенаш.

— Как знать! Может быть. С минуту на минуту должен появиться мой агент. Он уже три дня ведет наблюдение за той улицей в этом вонючем поселке. Говорят, какая-то красивая женщина, жена бедняка, стала часто появляться по утрам на реке: стирает белье. Люди утверждают, что она из благородных, но моему агенту не удалось увидеть ее ни разу.

— Фотография моей жены у него есть?

— Еще бы! За кого ты меня принимаешь! Ты бы лучше платил побольше и в срок. Кстати, сегодня ты должен уплатить мне пару тысяч.

Авенаш отсчитал деньги и, не говоря ни слова, вручил их Гафуру, каштановые глаза которого потемнели.

— Эй, официант! Два кофе и сок! — рявкнул он.

— Ну и жара! — произнес Авенаш банальную фразу. — А что с адвокатишкой делать? Он очень всполошился по поводу исчезновения Аниты. Вот-вот все может рухнуть.

— Ничего не рухнет, если мы ее уберем. Ты — единственный наследник ее богатства, а я стану твоим компаньоном, запомни это!

— Да… — тихо согласился Авенаш.

Официант принес две чашки горячего кофе и два тонких высоких стакана с соком. В это время в зал вошел тощий смуглый человечек в дхоти и клетчатой ангочхе. Он стремительно и бесшумно направился к столику, за которым сидели Авенаш и Гафур.

— Все в порядке, — сказал он, усевшись на свободный стул.

— Что «в порядке»? Говори яснее! — буркнул Гафур.

— Ваша прелестная супруга, — обратился он к Авенашу, — нашла благословенный приют под кровлей некоего уличного комедианта по имени Берджу.

Тощий человечек заказал себе кофе и принялся молча и медленно поглощать небольшими глотками душистый напиток. Его темные, как ночь, глаза ничего не отражали.

— Хорошо… я сам пойду к ней и поговорю с этим… как его?..

— Берджу, — подсказал человечек, сощурившись.

— Да, да, Берджу. И приведу Аниту домой. Я знаю, что ей сказать! Все будет так, как я хочу! — Авенаш расплатился с официантом и встал. — Итак, завтра утром я буду там.

— Тебя проводить? — спросил Гафур.

— Нет, нет! Потом, если… если будет нужно, я зайду к тебе после визита к этому артисту, — он распрощался со своими помощниками и удалился.


Прошло два дня с тех пор, как Бету покинул родной дом… В некогда дружной семье Берджу все изменилось, словно из простой, но устойчивой постройки был удален главный узел крепежа.

Анита изо всех сил старалась наладить разбитую жизнь семьи. Она готовила завтраки и обеды, но никто почти ничего не ел.

Бахадур так тосковал, что целыми днями сидел у порога и скулил. Пес занемог. Рис плесневел в его миске, кость лежала нетронутой. Потеряв след Бету, он стал неусыпно следить за башмаками своего великого господина, ибо только он мог знать, куда увезли Бету. Бахадур терпеливо ждал, когда же Берджу пойдет к мальчику.

У Алаки был жар. Она лежала на чарпаи, глядя в одну точку, и по ее лицу беззвучно текли слезы.

Берджу не находил себе места.

«Господи, — думал он, — я и представить себе не мог, что после ухода Бету будет так тяжело! Да и ему, наверное, нелегко… Может быть, он тоже заболел, как Алака? Не дай бог, умрет еще… Похоже, что жизнь богатых не такая уж счастливая, если господин просил меня поделиться своим счастьем? В чем причина: в судьбе, в карме?.. Значит, он считает меня счастливым? А я отдал ему свое счастье. И что такое счастье? В чем оно?»

Берджу сидел на пороге. Он похудел, осунулся. Ноги его ослабели.

Анита, склонившись над плитой, грела молоко. Алака стонала и всхлипывала:

— Бету! Где ты? Почему ты бросил меня? Папа, верни Бету! Разреши ему вернуться! — тихо просила она, словно в бреду.

Берджу медленно и тихо, словно тень, приблизился к Аните.

— Неужели это никогда не кончится? Анита, мне кажется, что я умер… Ну и пусть я умер, зато Бету жив. Он станет большим человеком…

— А если он заболеет от тоски?..

— Все в руках Господа, Анита!

— Кажется, от нас не Бету ушел, а ушла душа дома, — вдруг произнесла Анита страшные слова.

Берджу вздрогнул. Эти слова попали ему в самое сердце. Они как бы отрезвили его. Он снова почувствовал в себе силы, его голова лихорадочно заработала в поисках решения, выхода из создавшегося положения.

— Наша жизнь стала какой-то неполноценной, нам все время чего-то не хватает! Берджу, дорогой мой, — ласково обратилась Анита к фокуснику, — я очень боюсь, как бы наша семья не утонула в слезах… Мое сердце говорит, что Бету должен быть здесь. Он нужен нам, как нужна вода умирающему в пустыне от жажды…

Берджу помрачнел. Только теперь он по-настоящему осознал, что своими собственными руками разрушил счастье семьи. И не известно, каково сейчас Бету у этих чужих людей. Но как бы там ни было, они никогда не заменят ему его отца, бедного бродячего артиста.

«Я должен во что бы то ни стало исправить эту роковую ошибку», — подумал Берджу и опустился на циновку.

— Алака, успокойся, доченька! Бету вернется домой, я обещаю тебе.

— Папа! Это правда?! Только поскорее, прошу тебя! — тихо заговорила малышка и приподнялась в кровати. Потом быстро спустила с кровати ножки и бросилась в объятия отца.

Несколько минут они сидели неподвижно. По их щекам ручьями текли слезы.

Бахадур, почуяв перемену в психологической атмосфере, завилял хвостом и стал ходить вокруг фокусника и Алаки.

Божанди, заняв свое излюбленное место на плече Берджу, играла бантиком на голове Алаки.

— Сегодня ночью мы все пойдем к дому того господина и посмотрим, как живет Бету. Если он страдает, я заберу его… чего бы мне это ни стоило.

— Давайте обедать! — весело пригласила Анита.

Впервые за два дня Алака выпила стакан молока и съела яблоко.

Бахадур тоже с жадностью съел свой обед, время от времени рыча и повизгивая. После обеда он стал зорко следить за башмаками своего хозяина…

Ночью Берджу со всей своей «командой» шел по дороге, ведущей на юго-запад. Он без труда запомнил путь, по которому они ехали к тому господину, а его адрес был записан у него на клочке бумаги. Кроме того, господин дал ему свою визитную карточку, плотную и глянцевую.