Спустя два часа они наконец подошли к пятиэтажному дому.

— Эта квартира на четвертом этаже! — сказал Берджу. — Балконная дверь открыта. Он должен быть там. Это комната Бету. Вы все спрячьтесь за этой густой акацией, — посоветовал он своим домочадцам, — а я — мигом! — и артист исчез в темноте.

Рядом с балконом находился оцинкованный водосточный желоб, спускавшийся с крыши, который был надежно прикреплен к стене металлическими кронштейнами.

Берджу снял башмаки и бесшумно, с ловкостью настоящего акробата стал осторожно подниматься по водостоку. В доме на противоположной стороне зажглось и тут же погасло окно. Через несколько минут Берджу достиг высоты балкона. Взявшись обеими руками за его ограждение, он подтянулся и, перекинув через него сначала одну, а потом другую ногу, оказался на балконе. Минуту постоял, чтобы прийти в себя, и вошел в темную комнату.

До его слуха донеслись тихие всхлипывания. Он осторожно пошел на звук. Его рука нащупала мягкий подлокотник кресла, в котором, свернувшись калачиком, лежал Бету.

— Сынок! — тихо позвал Берджу и взял мальчика на руки.

— Отец! — шепотом воскликнул Бету, обвил ручонками горячую шею отца и крепко прижался к нему всем своим тельцем. Его маленькое сердце билось, как только что пойманная птичка.

— Бету, сыночек мой! Тебе плохо здесь?

— Да, отец! Если бы ты не пришел, я умер бы… Я не хочу здесь оставаться. Я хочу жить с тобой, с мамой, Алакой, Бахадуром и Божанди, — радостно шептал он, вытирая слезы.

Внизу послышался топот ног.

— Пойдем отсюда! Живее! — сказал Берджу.

Они с трудом нашли дверь и, кое-как разобравшись с замками, вышли на лестничную площадку. Не успели беглецы спуститься и на один марш, как перед ними выросли двое полицейских.

— А вот и он! Далеко не уйдешь! — закричал один из них. — Держи его! — и он изо всех сил ударил Берджу по плечу дубинкой.

Удар дубинки и топот стражей закона потряс тишину лестничной клетки…

— Не бейте его! — звонко и грозно прокричал Бету, но полицейский не унимался, продолжая наносить удары. — Что вы делаете?! Не бейте его! — защищал Бету отца и попытался выхватить орудие из рук ретивого служаки.

На шум и крик вышел хозяин квартиры, облаченный в длинный китайский халат.

— Подождите! — громко и властно приказал он полицейским, которые собирались угостить Берджу очередной серией ударов. — Не бейте его! Это не вор! — добавил он с горечью в голосе.

Полицейские моментально присмирели и, бормоча извинения, быстро покинули подъезд.

Господин помедлил еще с минуту, глядя на отца и его сына. Затем молча повернулся и вошел в квартиру. Входная дверь с глухим стуком захлопнулась. Он все понял…

Берджу, тяжело дыша, одной рукой прижимал к себе Бету, словно боясь потерять его, а другой — размазывал струящуюся по виску кровь. Он прислонился к перилам, чтобы прийти в себя после хлестких ударов по шее и голове, нанесенных полицейскими.

Мальчик, оторвав от своей рубашки кусок ткани, приложил его к виску отца.

— Спасибо, Бету! — благодарно прошептал отец. — Вся семья ждет тебя на улице! — Он глубоко вздохнул и стал приводить себя в порядок, поправляя рубашку, которая лопнула на плече от удара, и вытирая кровь. — Ты не говори им, сынок, пожалуйста, что мне досталось от этих вояк, ладно?

— Ладно, отец! — пообещал Бету и помог ему вытереть кровь.

Минут через десять они вышли на улицу. Бахадур кинулся к мальчику, чуть было не сбив его с ног.

— Бахадур! Дружок! — обрадовался Бету и крепко прижал пса к своей груди. Пес старательно облизывал следы слез на щеках своего любимца.

— Ну вот и мы! — просто сказал Берджу, когда они подошли к остальным, притаившимся в ожидании их под сенью акации.

— Бету! — одновременно воскликнули Алака и Анита.

По щекам Бету побежали слезы радости.

«Наконец-то мы опять все вместе!» — подумал он и, сложив руки у подбородка, низко всем поклонился.

— Мама! Алака, сестренка, — радостно приговаривал мальчуган, обнимая их.

Все, словно по команде, двинулись прочь от ненавистного дома.

Впереди бежал Бахадур, время от времени оглядываясь и проверяя, все ли «подопечные» на месте.


После возвращения Бету все пошло своим чередом, однако в отношениях между членами семьи появилось нечто новое.

Тяжелое испытание, посланное судьбой этому мальчику и его домочадцам, заставило членов этой и без того дружной семьи, стержнем отношений между которыми были бесконечная любовь и преданность, еще больше сплотиться и впредь еще более бережно относиться друг к другу.

Анита вдруг поняла, что любит Берджу так сильно, что не представляет без него своей дальнейшей жизни. Берджу испытывал к ней те же самые чувства, но считал, что ее благородное происхождение не оставляет ему почти никакой надежды на дальнейшее развитие их отношений, и он молча страдал, скрывая свое чувство от дочери брахмана. Утешением ему служило лишь то, что его дети наконец-то обрели мать, любящую и нежную, которая кроме домашних забот взяла на себя и роль гувернантки. Она учила Алаку читать и писать, много рассказывала об истории Индии. Читала им сказки, легенды, эпос «Махабхарату» и «Рамаяну», заставляла запоминать молитвы, обряды. Купив географический атлас, она занималась с ними географией, а позднее стала заниматься с ними и арифметикой. Непринужденная домашняя обстановка способствовала тому, что дети, как губка, впитывали знания и многому уже научились от Аниты, но Берджу все же не переставал мечтать о том, чтобы определить Бету в школу.

Догадки относительно того, что же случилось с матерью этих детей, супругой Берджу, не давали Аните покоя, и вот настал день, когда она наконец-то решила попробовать приоткрыть завесу этой тайны и мягко намекнула об этом артисту, но он опустил глаза и ответил:

— Ах, Анита! Лучше не спрашивай меня об этом, хотя бы пока!


Аните не спалось. Свет полной луны, словно серебряное сари, окутывал все вокруг. Тяжелые и отчетливые тени, ломаясь о стены домов и заборов, ложились на траву и каменные плиты. Было прохладно, а Берджу, как обычно, спал во дворе, на улице. Анита тиха встала, взяла одеяло и вышла из дома. Фокусник Берджу спал, разбросав руки в стороны. Слышалось его мерное дыхание. Последние дни он много трудился над программой выступлений, что принесло свои плоды: два раза сборы оказались весьма удачными, но он очень уставал и поэтому спал как «убитый». Анита осторожно накрыла его одеялом. Берджу даже не пошевелился. Она немного постояла около него и вернулась в дом. Все это не ускользнуло от чутко спавших детей…

Утром, когда отец, напевая песенку, густой пеной намыливал для бритья щеки и подбородок, к нему подошли Бету и Алака.

Где-то по-соседству кудахтали куры, издалека доносилось блеяние коз. Поселок просыпался. Дети обменялись взглядами заговорщиков. По их лицам было видно, что они хотят о чем-то спросить отца, но не решаются сделать это.

В надежде на то, что отец обратит на них внимание и завяжется разговор, Бету принялся покашливать и перебрасываться с Алакой словами, но все было напрасно. Берджу, отложив помазок, стал неторопливо проводить по щеке бритвой. Дети на время удалились, понимая, что если надоедать бреющемуся человеку, то недалеко и до беды: он может порезаться… Но как только Берджу, освежившись водой из-под колонки, стал вытираться холщовым полотенцем, Бету и Алака вновь выросли перед ним.

— Ну, раз уж вы пришли делегацией, значит, что-то произошло! — добродушно улыбаясь, весело сказал им отец.

Дети слегка замялись.

«Была не была!» — решил Бету и перешел к «делу».

— Отец, ты до сих пор спишь на улице? — спросил он.

Алака, воспользовавшись «проторенной» братом «дорожкой», прозвенела:

— Тебе, наверное, холодно?..

— Оч-чень! — лукаво ответил Берджу.

— Но сегодня ночью мама вынесла тебе одеяло… — развивал Бету свою мысль.

— Ну и что? — последовал простодушный вопрос отца.

Не зная, что сказать дальше, Бету запнулся. Но Алакабез всяких обиняков выпалила с детской непосредственностью:

— А может, это любовь? А?.. — она склонила головку набок и лукаво прищурилась.

— Откуда вам это известно? Вы что, ясновидящие? — в тон ей ответил артист, вешая полотенце на веревку.

— Ниоткуда! Бахадур и Божанди подсказали нам, — ответил ему сын.

— Что именно они вам «подсказали»? — не унимался Берджу, так как ему было любопытно, каким образом эти маленькие «свахи» будут выпутываться из своих же сетей.

— Они подсказали, что мама выносила одеяло и…

— Ну, хватит, хватит! — прервал артист мальчика и, напустив на себя побольше строгости, добавил: — Сейчас же перестань, Бету!

Но не так-то легко было заставить их отступить. Это были хоть и маленькие, но стойкие «вояки», закаленные в боях их тяжелой жизни.

— Второй такой случай тебе не скоро представится, — резонно заметила Алака.

— Иди к ней! А! — наступал Бету на отца.

— И скажи: «Я тебя люблю»! — как истинная актриса, вставила Алака ремарку, извлеченную из своего актерского опыта. Но этого ей показалось мало, и она добавила слова из «Рамаяны», приняв драматическую позу влюбленного: — И еще скажи ей: «Без тебя, дорогая, я не могу жить на свете!»

— А дальше не продолжай! — подхватил Бету. — Этого вполне хватит. Мама сразу же растает…

Берджу смеялся от всей души. Он обнял детей за плечи и сказал:

— Уговорили! Я иду к ней!

Бету и Алака побежали впереди него. Анита готовила завтрак.

— Мамочка, я хочу кое-что тебе сказать! Но мне стыдно произнести это вслух. Давай, я скажу тебе шепотом, на ушко, — Алака подошла к матери и приподнялась на цыпочки. Анита склонилась к ней. — Ну что, Бету, говорить? — обратилась она к брату.

— Так и быть, говори! — махнул тот рукой.

— Хорошо! — обрадовалась девчушка. — Наш папа хочет на тебе жениться! — радостно зашептала она. — Он ждет тебя на улице!

— Мама, соглашайся! — пришел на помощь сестре Бету. — Он будет тебе хорошим мужем.

Лицо Аниты залилось румянцем. Она была смущена и растеряна. От неожиданности она опрокинула чашку с молоком, но Божанди, неусыпно наблюдавшая за всем происходящим, быстро пришла к ней на помощь, подняв чашку и вытерев молоко.

— Спасибо, Божанди, — поблагодарила обезьянку Анита. — Пойду, проверю, высохло ли белье! — и поспешно вышла из хижины.

Бету и Алака обнялись. Бахадур и Божанди подбежали к ним. Все, образовав круг, принялись танцевать, а Бету и Алака напевали веселые куплеты…

Анита прошла мимо Берджу, который неподвижно стоял посреди двора, не осмеливаясь остановить ее. Анита снимала белье, словно во сне. В ее ушах звучали слова детей: «Наш папа хочет на тебе жениться… Он будет тебе хорошим мужем».

От внезапного прикосновения она вздрогнула и оглянулась: перед ней стоял Берджу, который смотрел на нее широко раскрытыми глазами, в которых светилась любовь. Анита потупилась, не выдержав его взгляда…

— Анита, — тихо сказал Берджу, почти не слыша своего голоса.

— Да? — в замешательстве ответила женщина, чье сердце так и не распустилось, словно цветок, навстречу любви и счастью под холодными ударами судьбы. Но оно так жаждало этого чувства, так страдало и мучалось…

— Я… я… хочу тебе сказать, что мы все так тебя любим, — начал Берджу «городить огород». Он чувствовал, что сейчас может сказать какую-нибудь глупость и этим вызвать презрение этой красивой и благородной женщины, ставшей для него бесконечно любимой и дорогой.

Он беспомощно оглянулся, как бы ища опору, и очень пожалел о том, что Бету нет рядом, который немедленно поддержал бы его.

Но Анита, сама удивляясь себе, пришла ему на помощь:

— Берджу, дорогой! Мне без тебя плохо… Когда тебя нет рядом, я грущу… Ты нужен детям, я знаю, но и мне тоже…

— Да, да, Анита, милая! — горячо подхватил ее слова артист. — То же самое я хочу сказать тебе. Я — бедный уличный комедиант, а ты — знаменитая артистка, но я хотел бы надеяться… — он замялся, не зная, как повести себя дальше и старательно припоминая сцены объяснений в любви из фильмов, которые смотрел очень давно, но в эти минуты память совершенно отказалась служить ему, и он прикоснулся к ее волосам и заглянул в ее глаза, полные любви и страдания. В это мгновение он почувствовал глубокое родство своей души с душой этой знатной девушки и заговорил с ней, отбросив все предрассудки.

— Анита, я с первого взгляда на тебя почувствовал родство наших душ. Нас объединяет нечто такое, чему на земле нет названия… Может быть, это понимание или сострадание, не знаю. Но мне хотелось бы, чтобы ты относилась ко мне так же, как и я отношусь к тебе.