— Вот видишь, мама, ты же выздоровела! И папа тоже выздоровеет! — попыталась улыбнуться и развеселить ее Алака.

— Конечно, мама, отец обязательно поправится, он сильный, он же артист! — глухо заверил ее Бету.

Бахадур шел рядом с ними, опустив хвост, а Божанди плелась позади.

Все, кроме Бахадура, вошли в храм.


Каждая из существующих в мире религий требует, чтобы ее принимали целиком, во всей ее гармонии. Те, кто не хотел или не мог делать этого, а принимал только часть религии, становились сектантами. Их преследовали и сжигали на кострах. Каждая религия требовала особого к себе расположения духа. А если этого не было, то полагается его изображать. Таким образом, каждая религия в той или иной мере принуждала к лицемерию, ханжеству, фарисейству. Поэтому против каждой религии искренние люди поднимали бунт, призывая к чему-то, что более соответствовало их внутренней прямоте и правде. Так рождались новые вероучения, которые надо было принимать целиком или… фальшивить.

Не таков индуизм, этот сложнейший религиозно-философско-социальный комплекс. Индуизм — не система, а набор систем, не философия, а комплекс философий. Это даже не вероучение, а соединение самых различных вероучений; не догма, а целая россыпь догм.

Людям, по натуре своей склонным к экзальтации и исступленным проявлениям фанатизма, индуизм может предложить целый ряд культовых отправлений, невозможных без фанатического экстаза. А тем, кто склонен видеть в богах членов своей семьи или малозамечаемую принадлежность жизни, он говорит: «Боги — это вы. Они присутствуют в каждом проявлении вашей жизни. Не уделяйте им специального внимания».

Индуизм никогда не требовал ни от кого, чтобы его принимали целиком и безоговорочно. В основе вероучения индуизма лежит идея о том, что мир — не случайное сочетание, хаос вещей и явлений, а иерархическое, упорядоченное целое, или космос. Всеобщий вечный порядок сохраняет и удерживает Вселенную, как единое целое, и называется дхармой от санскритского корня «дхр» — держать. Вседержитель — Господь — отсюда. Мир — сочетание радостей и страданий. Согласно брахманской идеологии индуистского общества, люди могут достигать преходящего счастья, то есть получать разрешенные чувственные наслаждения, кама, и пользу, артха, от вещей и своего положения в обществе, но всегда в соответствии с дхармой. Зрелые души, достигшие известной ступени развития путем аскезы, отречений, очищений от мирской суеты, постигшие бесконечность, — подвижники и святые, не стремятся к материальным благам — малоэнергетическим вещам, а к духовной энергии мироздания, Бога, который дает жизнь вечную, энергию космическую, то есть ту, что Серафим Саровский называл «стяжанием Духа Святого». Они, эти души, ищут жизнь вечную — абсолютную реальность, не засоренную лживой моралью и игрой в жизнь, а скрытую под покровом майи, иллюзии, напластований стереотипов, банальностей, условностей человеческих отношений в борьбе за выживание. И эти вечные души, достигнув совершенства, уже не возвращаются больше на землю, в мир вещей. Они освобождаются, получают искупление в этой жизни и таким образом наследуют жизнь вечную, жизнь царства Небесного, это такие люди, как Будда, Ганди, Сократ, Сергий Радонежский, Конфуций, Николай Мирликийских, Серафим Саровский…

Превращение человеческого сознания в божественное невозможно в течение одной жизни для душ простых, поэтому индивидуум в круговороте существования идет через серию повторных рождений и смертей…

Анита чувствовала, что ее Берджу близок к душам великих. В храме шла Вишну-пуджа, то есть богослужение, посвященное Вишну.

Женщина подошла к статуе бога Ханумана, встала на колени и стала истово молить его, чтобы он своим могуществом вернул силу и здоровье ее мужу. По скорбному лицу женщины катились слезы. Голос, полный страдания, гулко колебался под сводами храма.

Бету, Алака и Божанди тоже стояли на коленях и молились. У подножия статуи они поставили глиняные мисочки с вареным рисом и пшеницей и посыпали их лепестками роз. Анита зажгла агарбатти.

Они пробыли в храме более часа. Из слезы высохли. У выхода их встретил верный Бахадур, который с заливистым лаем бросился к их ногам и каждого лизнул своим шершавым языком в подбородок.

Анита зашла в телефонный узел и позвонила своему импресарио.

— Что я могу для вас сделать? — раздался в трубке знакомый приветливый голос. — Кстати, Анита, на днях о вас спрашивал адвокат. Он оставил свой телефон.

— Если вы не возражаете, то позднее я заеду к вам и мы переговорим об этом. А сейчас я звоню по очень печальному для меня поводу, — ответила Анита.

— А что произошло?

— Умирает мой муж Берджу. Мне нужны деньги на операцию. Я прошу вас, срочно устройте мне выступление. Деньги нужны через сутки.

— Выступление всегда можно устроить, госпожа Дели, но за один день билеты не продашь…

— Их продажу я организую сама. У меня в распоряжении сутки. На билеты назначьте самые высокие цены! — задыхаясь от слез, сдавливающих ей горло, кричала в трубку танцовщица. — Его жизнь зависит от вас. Операция стоит пять тысяч! Умоляю…

— Хорошо, Анита, буду делать все, что в моих силах.

Анита повесила трубку и посмотрела невидящими глазами на ожидавших ее детей и четвероногих друзей.

— Мама! — подняла на нее свои глазки Алака. — Надо добыть денег на операцию? Давайте выступать!

— Хорошо, хорошо, моя золотая девочка! Сейчас мы пойдем домой, и там я объясню вам, что делать. Мы займемся продажей билетов на мой концерт. Так мы заработаем отцу на операцию.

Полицейское управление находилось на противоположной стороне улицы, в одном здании с прокуратурой округа.

В салоне такси было невыносимо душно, и Чатури проклинал себя за то, что не воспользовался служебным «кабриолетом». Он поспешно расплатился с водителем и вышел из машины.

Двухэтажное здание из серого песчаника выглядело строго и внушительно. По-видимому, архитектор, проектировавший его, был проникнут глубоким уважением и почтением к закону.

Однако внушительность строения и принадлежность к столь прозаическому ведомству не были помехой тому, чтобы и оно в канун праздника было также украшено пестрыми гирляндами из цветов и разноцветными лампочками, которые развешивали рабочие, стоя на подъемнике.

«Когда же наступит такое время, чтобы можно было насладиться жизнью и по-настоящему ощутить себя в ней?» — с досадой подумал адвокат, поднимаясь по широким отполированным тысячами башмаков гранитным ступеням.

Дежурный привратник поприветствовал его и открыл дверь.

Лейтенант Джавид, его друг и однокашник по университету, сидел за небольшим столом и просматривал утреннюю прессу. Перед ним лежали ножницы и несколько вырезок.

— О! — воскликнул он и, с шумом отбросив газету, встал из-за стола. — Рам, рам, Чатури!

Друзья пожали друг другу руки у локтя.

— Я к тебе по делу, — вытирая пот, начал адвокат, присев на жесткий стул. — Вот здесь моя докладная записка и заявление по поводу совершенного на меня покушения, к которому был причастен Авенаш Бабу и который заинтересован, чтобы меня убрали. Его бывшая жена, Анита Дели, как я выяснил, в настоящее время — исполнительница индийского классического танца. Изредка она выступает с концертами. Кстати, когда я позвонил ее импресарио, он пригласил меня на ее выступление.

— О! Я слышал о ней! Анита Дели! Да, да, очень бы хотелось порадовать глаз, посмотреть катхак… Трудно выбраться, но…

— Пойдем вместе! Ее концерт состоится на днях. Кроме того, она нужна мне по делу. Послушай ее историю. Несколько лет назад этот Авенаш, ее первый муж, выгнал Аниту из дома с грудным младенцем на руках только за то, что она осталась без приданого, так как отец ее был внезапно разорен своим же компаньоном. Он поступил, как властелин, в стиле старых традиций, и наш закон перед этим фактом пока беспомощен. Но у меня есть против него другие улики. Как говорится: «На всякого мудреца довольно простоты». Он попался на чепухе, — адвокат извлек из портмоне сложенный лист бумаги. — Здесь отпечатки пальцев Авенаша и еще какого-то уголовника. Было темно, и я не рассмотрел его лица.

Джавид осторожно развернул бумагу.

— Да! Прекрасные отпечатки! Маслянистые и даже со следами сажи! Спасибо, дружище! Ты делаешь мне карьеру! — лейтенант широко улыбнулся.

— Конечно, доказать то, что он там находился, будет нелегко! — выразил сомнение Чатури.

— Мы допросили этого аскета, или как там его, словом, того типа в одежде отшельника. Он не знает твоего Авенаша. А то, что кроме Гафура там был еще один бандит, он не отрицает.

— Так, так…

— Как я понял, дорогой Чатури, ты хочешь, чтобы я накрыл Авенаша, да? Но это не так просто. Я не могу схватить даже Гафура: нет никаких доказательств. Нам известно, что он выполняет заказные убийства. Но трупы исчезают бесследно. Куда он их прячет, нам до сих пор установить не удалось. Этот Гафур, говорят, умеет натравливать на жертву кобр, и тут уж, сам понимаешь, сыщику делать нечего…

— Но тем не менее я все-таки сейчас поднимусь в прокуратуру и оставлю там свое заявление о покушении на меня, как на должностное лицо, причастное к делу о законном восстановлении права Аниты Дели на состояние: имущество и банковские счета ее отца, компаньон которого уже отбывает наказание. Анита сказочно богата, но не ведает об этом. Я подозревал, что Авенаш убил ее. Но, к счастью, она жива. Авенаш хочет во что бы то ни стало завладеть ее богатством, и даже пойдет на то, чтобы устранить свою бывшую жену.

— Возможно, — задумчиво проговорил лейтенант. — Пойми, друг, я — самый обыкновенный полицейский и, кажется, не в меру честный, что не в почете в наш суетный век. Конечно, я уверен, что этот разодетый Авенаш — подонок, и мне хотелось бы, чтобы он попотел на рудниках и понял, в чем смысл жизни…

— Спасибо, друг! Ты только немного помоги мне! Нам надо напасть на след. Я чувствую, что во время концерта на Аниту будет открыта охота. Авенаш и Гафур знают, что влипли!.. Хотя Авенаш, по своей неопытности, может быть, и не подозревает об этом. Но Гафур будет брать реванш. А потом может прихлопнуть и меня. Ты…

— Незачем продолжать, мой дорогой! Я пойду вместе с тобой, и ты познакомишь меня с Анитой Дели.

— Только приходи один, без жены! А то мало ли чего…

— Хорошо, хорошо! — рассмеялся Джавид.

Друзья расстались. Чатури быстро поднялся на второй этаж и зашел в приемную прокурора.

* * *

По пути домой Анита купила черную гуашь и попросила Бету добыть картона. Мальчик указал Божанди на пустые картонные ящики, сваленные около магазина. Обезьянка не заставила себя долго ждать: через две секунды грустный Бахадур уже нес в зубах коробку.

Когда пришли домой, Анита сказала:

— Дети, слушайте меня внимательно! Бахадур и Божанди, ко мне! Нам надо вырезать четыре небольшие одинаковые по размеру картонки вот такой величины, — она расставила ладони, — одинаковые в ширину и в высоту. На них мы напишем два текста, которые я сейчас приготовлю. Хорошо?

— Хорошо, мама! — в один голос ответили брат и сестра.

Бету, вооружившись ножницами, стал вырезать картонки. Потом они вместе с Анитой разлиновали их и сделали надписи.

На двух картонках, предназначенных для Бахадура и Божанди, было написано:

«Люди! Помогите!

Купите билеты!

Мой хозяин болен.

Деньги пойдут на его лечение».

На двух остальных картонках, предназначенных для Бету и Алаки, вместо слов «мой хозяин», естественно, были слова «мой отец».

К каждой картонке Алака привязала шнурочек такой длины, чтобы объявление с надписью находилось на уровне груди каждого из распространителей билетов.

Быстро перекусив, все вышли из дома и сели в автобус, который довез их к кинотеатру «Эрос». Там Анита получила билеты и дала Бету и Алаке по большой пачке. Дети сразу же отправились в шумные кварталы города.

Бахадур с вывеской на шее сел у билетной кассы кинотеатра.

Божанди заняла место, отведенное ей Бету, у центральной театральной кассы.

Вид ханумана, на шее которого висела картонка с краткой, но емкой по смыслу надписью, заставлял прохожих останавливаться. Многие из них сочувственно гладили обезьянку и давали денег, другие, потрясенные этим зрелищем, становились в кассу, где уже скопилась изрядная очередь…

Бахадур был предусмотрительно оставлен около кинотеатра, поскольку, помимо рекламы, он должен был проследить и за безопасностью Аниты…

Продажа билетов в кассах кинотеатра, несмотря на их дороговизну, шла довольно бойко.

Алака и Бету продали все билеты у гостиницы «Тадж Махал» и приехали к кинотеатру, чтобы сдать деньги в кассу.